Война стрелка Шарпа
Часть 6 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы льстите мне, сеньор.
– Перестаньте называть меня сеньором – я такой же лейтенант, как вы.
Виченте отступил на полшага, глаза его округлились от изумления.
– Вы… – начал он и не договорил, поняв, что вопрос прозвучит грубо. Шарп был лет на десять старше португальца, и тот факт, что он все еще ходил в лейтенантах, говорил вроде бы не в его пользу – к тридцати годам офицер обычно достигал более высокого звания. – Но я уверен, сеньор, – продолжал Виченте, – вы все равно старше.
– Как это? – не понял Шарп.
– Я ношу это звание всего лишь две недели.
Теперь уже удивился Шарп:
– Две недели?
– Я, конечно, прошел небольшую подготовку и во время занятий много читал о подвигах великих солдат.
– Занятий?
– Я стряпчий, сеньор.
– Стряпчий! – Шарп не смог скрыть инстинктивного отвращения.
Он вышел в жизнь из лондонских трущоб, и каждый, кто родился и провел там какое-то время, знал, что половина зла в мире – от законников. Законники – слуги дьявола, сопровождающие людей, мужчин и женщин, к виселице. Законники – злодеи, распоряжающиеся бейлифами и плетущие силки и капканы из законов и статутов. Потом, разбогатев на своих жертвах, они становятся политиканами и изобретают такие законы, которые сделают их еще богаче.
– Ненавижу стряпчих, – проворчал Шарп с чувством, потому что вспомнил леди Грейс и все то, что случилось после ее смерти, и как стряпчие обобрали его до последнего пенни. Он вспомнил Грейс и их умершего ребенка, и воспоминание напомнило о горе, а горе ударило в голову. – Ненавижу законников.
Сбитый с толку откровенной враждебностью Шарпа, Виченте попытался как-то оправдаться:
– Я был юристом до того, как вступил в армию. Я работал на компанию «Реал Вилья», которая занимается регуляцией торговли вином.
– Если б мой ребенок захотел стать юристом, я бы задушил его собственными руками да еще нассал бы на его могилу.
– Так вы женаты, сеньор? – вежливо осведомился португалец.
– Ни хрена я не женат.
– Наверное, я неправильно вас понял. – Виченте кивнул в сторону отдыхающих солдат. – В общем, сеньор, я здесь. Может быть, нам стоит объединить силы.
– Может, – неохотно согласился Шарп, – но давайте проясним один момент. Если вы носите звание всего лишь вторую неделю, то командую тут я. И чтоб никакие хреновы законники под ногами не вертелись.
– Конечно.
Виченте нахмурился, как будто обиделся на Шарпа за то, что тот констатировал очевидное.
Чертов законник, думал Шарп. Надо ж такому случиться. Он понимал, что вел себя грубо в отношении молодого португальца, которому достало смелости расстрелять сержанта и повести своих людей на помощь чужакам. Надо бы извиниться, но Шарп только оглядывался, стараясь понять, где находится, пытаясь обнаружить погоню и определить, где он и что делать дальше. В конце концов лейтенант достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, направил ее туда, откуда они пришли, и через несколько минут увидел то, что ожидал увидеть. Пыль. Пыль, поднятая сапогами, копытами и колесами. Может быть, беженцы, бредущие из города по прибрежной дороге. Может быть, французы.
– Думаете переправиться на южный берег? – спросил Виченте.
– Да. Но ведь мостов через реку поблизости нет, верно?
– До самого Амаранте. Там другая река, Тамега… как это по-вашему… Боковая река, да? Нет… нет… приток, вот! Тамега – приток Дору, но через Дору там есть мост. Место называется Песо-да-Регуа.
– А лягушатники на дальней стороне Тамеги, так?
Виченте покачал головой:
– Нам сказали, что там генерал Сильвейра.
Между «мы знаем» и «нам сказали», подумал Шарп, большая разница.
– А паром через Дору где-нибудь неподалеку есть?
Португалец кивнул:
– Да, в Барка-д’Авинташ.
– Это близко?
Виченте ненадолго задумался:
– Примерно полчаса пешком. Может быть, меньше.
– Так близко? – Но если паром так близко к городу, то французы уже наверняка там. – А сколько до Амаранте?
– Завтра можем быть там.
– Завтра, – эхом повторил Шарп и, сложив подзорную трубу, уставился на юг.
Что там за пыль? Кто ее поднял? Французы? Выступили к Барка-д’Авинташ? Воспользоваться паромом было бы намного удобнее, ведь он куда ближе, но это и рискованнее. Что, если там беженцев ожидают французы? А если они еще не догадываются о существовании переправы? Выяснить можно только одним способом.
– Как нам попасть в Барка-д’Авинташ? – спросил он, кивая в сторону вьющейся между дубами тропинки. – Этой же дорогой?
– Есть другая, более короткая.
– Тогда ведите.
Кое-кто из солдат уснул, однако Харпер живо всех растолкал, и через несколько минут они уже спустились за Виченте и другими португальцами в тихую долину с аккуратными рядами виноградных лоз. Потом поднялись на холм и пересекли поле с копнами прошлогоднего сена. Никакой тропинки видно не было, но Виченте шел уверенно.
– Вы знаете, куда идете? – недоверчиво спросил через некоторое время Шарп.
– Я знаю эту местность, – успокоил стрелка португалец. – Знаю очень хорошо.
– Выросли здесь?
Виченте покачал головой:
– Я рос в Коимбре. Это к югу отсюда. Довольно далеко. Но местность мне знакома, потому что… э… я принадлежу… принадлежал к тем, кто единится с природой.
– Единится с природой? – недоверчиво повторил Шарп. – И кто ж это такие?
Молодой лейтенант покраснел:
– Мы, сеньор… философы и поэты.
Пораженный, Шарп отреагировал не сразу.
– Кто?
– Философы, сеньор, и поэты.
– Господи Исусе…
– Мы верим, сеньор, – продолжал, воодушевляясь, Виченте, – что вдохновение можно найти в природе. Понимаете, луга и поля – это естественное, природное, а города созданы людьми, и потому они – прибежище порока и зла. Кто желает отыскать естественную доброту и простоту, ищет их в полях и лугах. – Он не всегда мог найти нужное английское слово или выражение для своих мыслей. – Понимаете, мы верим, что в мире есть природная доброта, и пытаемся ее найти.
– Значит, вы приходите сюда за вдохновением?
– Да, да, – закивал Виченте.
Вдохновенный законник все равно что крыса, налакавшаяся бренди.
– Позвольте предположить, – проговорил Шарп с почти неприкрытой насмешкой, – что все ваше сообщество рифмоплетов-философов состояло исключительно из мужчин. Женщин ведь среди вас не было, а?
– Как вы догадались? – изумился Виченте.
– Просто предположил.
Виченте кивнул:
– Дело не в том, конечно, что нам не нравятся женщины. Вы не думайте, мы не против их компании, но они не проявляют желания присоединяться к нашим дискуссиям. Мы были бы только рады, но… – Голос его стих сам собой.
– Женщины такие, – согласился Шарп. Он уже понял, что женщины предпочитают общество мошенников приятному разговору на возвышенные темы с милыми, серьезными молодыми людьми, вроде лейтенанта Виченте, лелеющими романтические мечты и вырастившими у себя под носом эти жалкие усики, чтобы казаться старше и мудрее. – Скажите-ка мне кое-что, лейтенант.
– Хорхе, – перебил его португалец. – Меня зовут Хорхе. Как вашего святого Георгия.
– Вы сказали, что проходили подготовку. На солдата. И что же это была за подготовка?
– Нам читали лекции.
– Лекции?
– Да, по истории военного искусства. О Ганнибале, Александре и Цезаре.
– Книжная мудрость, – фыркнул презрительно Шарп.
– Юристу без книжной мудрости не обойтись, тем более юристу, который спас вам жизнь, лейтенант.
Шарп хмыкнул, понимая, что заслужил упрек:
– Перестаньте называть меня сеньором – я такой же лейтенант, как вы.
Виченте отступил на полшага, глаза его округлились от изумления.
– Вы… – начал он и не договорил, поняв, что вопрос прозвучит грубо. Шарп был лет на десять старше португальца, и тот факт, что он все еще ходил в лейтенантах, говорил вроде бы не в его пользу – к тридцати годам офицер обычно достигал более высокого звания. – Но я уверен, сеньор, – продолжал Виченте, – вы все равно старше.
– Как это? – не понял Шарп.
– Я ношу это звание всего лишь две недели.
Теперь уже удивился Шарп:
– Две недели?
– Я, конечно, прошел небольшую подготовку и во время занятий много читал о подвигах великих солдат.
– Занятий?
– Я стряпчий, сеньор.
– Стряпчий! – Шарп не смог скрыть инстинктивного отвращения.
Он вышел в жизнь из лондонских трущоб, и каждый, кто родился и провел там какое-то время, знал, что половина зла в мире – от законников. Законники – слуги дьявола, сопровождающие людей, мужчин и женщин, к виселице. Законники – злодеи, распоряжающиеся бейлифами и плетущие силки и капканы из законов и статутов. Потом, разбогатев на своих жертвах, они становятся политиканами и изобретают такие законы, которые сделают их еще богаче.
– Ненавижу стряпчих, – проворчал Шарп с чувством, потому что вспомнил леди Грейс и все то, что случилось после ее смерти, и как стряпчие обобрали его до последнего пенни. Он вспомнил Грейс и их умершего ребенка, и воспоминание напомнило о горе, а горе ударило в голову. – Ненавижу законников.
Сбитый с толку откровенной враждебностью Шарпа, Виченте попытался как-то оправдаться:
– Я был юристом до того, как вступил в армию. Я работал на компанию «Реал Вилья», которая занимается регуляцией торговли вином.
– Если б мой ребенок захотел стать юристом, я бы задушил его собственными руками да еще нассал бы на его могилу.
– Так вы женаты, сеньор? – вежливо осведомился португалец.
– Ни хрена я не женат.
– Наверное, я неправильно вас понял. – Виченте кивнул в сторону отдыхающих солдат. – В общем, сеньор, я здесь. Может быть, нам стоит объединить силы.
– Может, – неохотно согласился Шарп, – но давайте проясним один момент. Если вы носите звание всего лишь вторую неделю, то командую тут я. И чтоб никакие хреновы законники под ногами не вертелись.
– Конечно.
Виченте нахмурился, как будто обиделся на Шарпа за то, что тот констатировал очевидное.
Чертов законник, думал Шарп. Надо ж такому случиться. Он понимал, что вел себя грубо в отношении молодого португальца, которому достало смелости расстрелять сержанта и повести своих людей на помощь чужакам. Надо бы извиниться, но Шарп только оглядывался, стараясь понять, где находится, пытаясь обнаружить погоню и определить, где он и что делать дальше. В конце концов лейтенант достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, направил ее туда, откуда они пришли, и через несколько минут увидел то, что ожидал увидеть. Пыль. Пыль, поднятая сапогами, копытами и колесами. Может быть, беженцы, бредущие из города по прибрежной дороге. Может быть, французы.
– Думаете переправиться на южный берег? – спросил Виченте.
– Да. Но ведь мостов через реку поблизости нет, верно?
– До самого Амаранте. Там другая река, Тамега… как это по-вашему… Боковая река, да? Нет… нет… приток, вот! Тамега – приток Дору, но через Дору там есть мост. Место называется Песо-да-Регуа.
– А лягушатники на дальней стороне Тамеги, так?
Виченте покачал головой:
– Нам сказали, что там генерал Сильвейра.
Между «мы знаем» и «нам сказали», подумал Шарп, большая разница.
– А паром через Дору где-нибудь неподалеку есть?
Португалец кивнул:
– Да, в Барка-д’Авинташ.
– Это близко?
Виченте ненадолго задумался:
– Примерно полчаса пешком. Может быть, меньше.
– Так близко? – Но если паром так близко к городу, то французы уже наверняка там. – А сколько до Амаранте?
– Завтра можем быть там.
– Завтра, – эхом повторил Шарп и, сложив подзорную трубу, уставился на юг.
Что там за пыль? Кто ее поднял? Французы? Выступили к Барка-д’Авинташ? Воспользоваться паромом было бы намного удобнее, ведь он куда ближе, но это и рискованнее. Что, если там беженцев ожидают французы? А если они еще не догадываются о существовании переправы? Выяснить можно только одним способом.
– Как нам попасть в Барка-д’Авинташ? – спросил он, кивая в сторону вьющейся между дубами тропинки. – Этой же дорогой?
– Есть другая, более короткая.
– Тогда ведите.
Кое-кто из солдат уснул, однако Харпер живо всех растолкал, и через несколько минут они уже спустились за Виченте и другими португальцами в тихую долину с аккуратными рядами виноградных лоз. Потом поднялись на холм и пересекли поле с копнами прошлогоднего сена. Никакой тропинки видно не было, но Виченте шел уверенно.
– Вы знаете, куда идете? – недоверчиво спросил через некоторое время Шарп.
– Я знаю эту местность, – успокоил стрелка португалец. – Знаю очень хорошо.
– Выросли здесь?
Виченте покачал головой:
– Я рос в Коимбре. Это к югу отсюда. Довольно далеко. Но местность мне знакома, потому что… э… я принадлежу… принадлежал к тем, кто единится с природой.
– Единится с природой? – недоверчиво повторил Шарп. – И кто ж это такие?
Молодой лейтенант покраснел:
– Мы, сеньор… философы и поэты.
Пораженный, Шарп отреагировал не сразу.
– Кто?
– Философы, сеньор, и поэты.
– Господи Исусе…
– Мы верим, сеньор, – продолжал, воодушевляясь, Виченте, – что вдохновение можно найти в природе. Понимаете, луга и поля – это естественное, природное, а города созданы людьми, и потому они – прибежище порока и зла. Кто желает отыскать естественную доброту и простоту, ищет их в полях и лугах. – Он не всегда мог найти нужное английское слово или выражение для своих мыслей. – Понимаете, мы верим, что в мире есть природная доброта, и пытаемся ее найти.
– Значит, вы приходите сюда за вдохновением?
– Да, да, – закивал Виченте.
Вдохновенный законник все равно что крыса, налакавшаяся бренди.
– Позвольте предположить, – проговорил Шарп с почти неприкрытой насмешкой, – что все ваше сообщество рифмоплетов-философов состояло исключительно из мужчин. Женщин ведь среди вас не было, а?
– Как вы догадались? – изумился Виченте.
– Просто предположил.
Виченте кивнул:
– Дело не в том, конечно, что нам не нравятся женщины. Вы не думайте, мы не против их компании, но они не проявляют желания присоединяться к нашим дискуссиям. Мы были бы только рады, но… – Голос его стих сам собой.
– Женщины такие, – согласился Шарп. Он уже понял, что женщины предпочитают общество мошенников приятному разговору на возвышенные темы с милыми, серьезными молодыми людьми, вроде лейтенанта Виченте, лелеющими романтические мечты и вырастившими у себя под носом эти жалкие усики, чтобы казаться старше и мудрее. – Скажите-ка мне кое-что, лейтенант.
– Хорхе, – перебил его португалец. – Меня зовут Хорхе. Как вашего святого Георгия.
– Вы сказали, что проходили подготовку. На солдата. И что же это была за подготовка?
– Нам читали лекции.
– Лекции?
– Да, по истории военного искусства. О Ганнибале, Александре и Цезаре.
– Книжная мудрость, – фыркнул презрительно Шарп.
– Юристу без книжной мудрости не обойтись, тем более юристу, который спас вам жизнь, лейтенант.
Шарп хмыкнул, понимая, что заслужил упрек: