Война стрелка Шарпа

– В строй, сержант, это приказ.

Достаточно будет и того, что драгуны подстрелят его одного.

– И вас, к чертям, убьют!

– А может, испугаются и побегут, – бросил через плечо Шарп.

– Боже, спаси Ирландию! Да зачем же им бежать?

– Потому что Богу нравятся зеленые куртки. Почему ж еще.

И тут французы не выдержали и побежали.





Глава вторая




Шарпу везло всегда. Не по-крупному – его матерью была потаскуха с Кэт-лейн, умершая при родах и не успевшая ни разу приласкать единственного сына, а детство прошло в мрачном лондонском приюте, за хмурыми стенами которого о питомцах не заботился никто, – а в тех мелочах, когда успех отделяет от поражения ширина пули. Фортуна свела его в темном туннеле с загнанным в ловушку султаном Типу, и она же обезглавила при Ассайе адъютанта сэра Артура Уэлсли, так что, когда конь генерала пал от удара пики и сам он оказался в окружении врагов, именно Шарпу случилось быть рядом и спасти будущего герцога от неминуемой смерти. Все удача, чистая удача, в которую Шарп и сам порой не верил, как не верил сейчас, когда увидел, как драгуны вдруг выбрались из-за баррикады и пустились наутек. Что такое? Уж не помер ли он? Или ему все снится? Огрели по башке, вот и мерещится всякое. Но потом за спиной у него раздались восторженные крики, и Шарп понял, что ничего ему не снится. Противник дал деру, и это значило, что он будет жить и дальше и его люди не пойдут в плен к лягушатникам.

В следующее мгновение лейтенант услышал мушкетную стрельбу и понял, что драгун атаковали с тылу. Пороховой дым висел между вытянувшимися вдоль дороги домами и поднимался над садом, расположенным на середине склона того самого холма, на вершине которого расположилось вытянутое белое здание с пологой крышей – то ли школа, то ли лазарет. В следующий момент Шарп был уже у баррикады и, прыгнув на первую лодку, поскользнулся на свежей, еще не высохшей смоле и едва не упал. Драгуны, отвернувшись от него, стреляли по окнам, но потом один из них обернулся, увидел британцев и что-то крикнул. Из-за двери дома у реки выскочил офицер. Шарп, спрыгнув с лодки, рубанул его саблей по плечу и толкнул на выбеленную стену. В него выстрелили. Пуля застряла где-то в ранце, и Шарп, врезав офицеру коленом между ногами, бросился к тому, кто в него стрелял. Теперь француз отступал, пятясь и бормоча что-то вроде «non… non». Шарп ударил его клинком по голове, только вот удар получился скользящий и лишь оглушил врага, который тем не менее свалился и попал под ноги набежавших британцев. Призывов Харпера остановиться и дать залп никто не слушал. Зеленые куртки, как называли стрелков из-за цвета формы, били врага штыками, и в конце концов драгуны не выдержали удара с двух сторон. Крохотное пространство между домами заполнилось пороховым дымом, криками, воплями, эхом выстрелов и запахом крови. Парни Шарпа дрались с яростью и ожесточением, каких, похоже, не ожидали французы. Драгуны привыкли воевать «по-благородному», сидя в седле, а эта дикая бойня больше напоминала пьяную стычку в баре или казарме. В результате они предпочли покинуть поле боя и отступить к реке, на берегу которой пощипывали травку их оставленные лошадки. Шарп прокричал своим, чтобы не отвлекались и продолжали движение на восток:

– Пусть уходят! К черту! На хрен их! – Два последних слова были явно взяты не из армейских наставлений, а позаимствованы из вокабулярия любителя собачьих боев. Сзади подступала французская пехота, да и кавалерии поблизости хватало, и Шарп видел своей главной задачей уйти как можно скорее и дальше от Порто. – Сержант!

– Слышу, сэр! – отозвался Харпер и, метнувшись в переулок, оторвал от француза рядового Танга. – Давай, Исайя! Уходим. Шевели культями!

– Я его убью, сержант! Я убью эту паскуду!

– Он уже сдох! Двигай в строй!

Где-то неподалеку стройно ударили карабины. Засвистели пули. Спасающийся бегством драгун зацепился за валявшуюся на земле плетеную вершу и растянулся во дворе рядом с убитым соотечественником, успевшим в последний момент ухватиться и стащить с веревки сушившееся белье. На белых простынях темнели пятна крови. Гэтейкер прицелился в убегающего драгуна, но Харпер схватил его за руку и потащил за собой:

– Уходим! Уходим!

Слева мелькнуло что-то синее, и Шарп, вскинув саблю, повернулся, но увидел, что это португальцы.

– Это свои! – крикнул он. – Осторожно, это свои!

Португальцы, спасшие стрелков от расстрела или бесславной сдачи в плен своевременным ударом в тыл драгунам, теперь спасались вместе с британцами.

– Живей! Живей! – подгонял отстающих Харпер.

Некоторые из стрелков уже выбились из сил и перешли на шаг, однако тут их подогнали ударившие за спиной выстрелы. Бо́льшая часть пуль прошла выше, лишь одна срикошетила от придорожного камня и ранила Тарранта в бедро. Парень с криком упал, и Шарп схватил его за воротник и потащил за собой.

Дорога и река уходили влево. На берегу появились деревья и кусты. Лес был близко. Может быть, и слишком близко от города, чтобы чувствовать себя комфортно, тем не менее достаточно далеко, чтобы передохнуть и реорганизоваться.

– К деревьям! К деревьям!

Таррант кричал от боли, но все же кое-как ковылял, оставляя за собой кровавый след. Шарп дотащил его до деревьев и отпустил. Раненый свалился на траву.

– Пересчитайте всех, сержант, – распорядился Шарп.

Португальцы расположились рядом и уже начали перезаряжать оружие. Лейтенант снял винтовку и выстрелил в драгуна, оторвавшегося от товарищей в горячке преследования. Конь вздыбился, сбросив всадника. Другие драгуны обнажили сабли, готовые устремиться в атаку, но тут офицер прокричал какую-то команду, и они остались на месте. По крайней мере, французу хватило ума понять, насколько опасно атаковать укрывшегося за деревьями и успевшего перезарядить мушкеты противника. Лучше уж подождать, пока подойдет пехота.

Дэниел Хэгмэн достал из кармана те самые ножницы, которыми еще недавно подстригал командира, и разрезал на Тарранте окровавленные штаны. Шарп увидел, как он нахмурился, едва посмотрев на рану.

– Похоже, сэр, парень лишился сустава.

– Не сможет идти?

– Ему уже не ходить, сэр. Никогда.

Таррант зло выругался. В роте он был одним из тех, от кого всегда можно было ждать неприятностей, угрюмый, злобный, никогда не пропустит возможности напиться или подраться. Зато в трезвом состоянии – отличный стрелок, никогда не теряющий выдержки, как бы ни складывалась ситуация.

– Ничего, Нед, – успокоил его Хэгмэн. – Жить будешь.

– Помоги мне, – обратился Таррант к своему приятелю Уильямсону.

– Оставь, – приказал Шарп. – Забери винтовку, боеприпасы и штык.


– Его нельзя здесь оставлять.

Уильямсон встал на пути Хэгмэна, который попытался снять с раненого винтовку.

Шарп схватил Уильямсона за плечо и рывком отбросил в сторону:

– Я сказал оставить его!

Бросать своего – поганое дело, тем не менее командир не должен подвергать опасности всех из-за одного раненого. К тому же французы позаботятся о нем куда лучше. Человек попадет в лазарет, им займутся французские врачи, и если он не умрет от гангрены, то, возможно, его когда-нибудь обменяют на пленного француза. Таррант вернется домой калекой и, скорее всего, закончит дни в приходском работном доме. Шарп отправился на поиски Харпера. Пули срубали ветки и стряхивали листья, сыпавшиеся на землю в тонких полосах света.

– Пропавшие есть? – спросил он сержанта.

– Нет, сэр. Что с Таррантом?

– Пуля в бедро. Придется оставить здесь.

– Невелика потеря, – подвел итог Харпер, хотя до того, как Шарп произвел его в сержанты, ирландец был едва ли не ближайшим приятелем Тарранта.

Вот что могут сделать с человеком три нашивки, подумал лейтенант. Он перезарядил винтовку, опустился на колено у лаврового дерева и посмотрел в сторону французов. Большинство драгун остались в седле, а человек десять спешились и постреливали по роще из карабинов, полагаясь скорее на удачу, но вскоре к ним должна была подтянуться пехота, и тогда положение изменится. Пора уходить.

– Сеньор.

Молоденький португальский офицер выступил из-за дерева и поклонился Шарпу.

– Некогда. Потом. – Грубить не хотелось, но сейчас было не до любезностей. – Дэн! – крикнул Шарп, отстранив португальца. – Ты оружие у Тарранта забрал?

– Так точно, сэр.

Винтовку раненого Хэгмэн повесил на плечо, патронная сумка болталась на ремне. Оставить врагу бейкеровский штуцер, лучшее стрелковое оружие в мире, лейтенант не мог – этого только им не хватало.

– Сюда! – Он указал на север от реки.

С дороги лейтенант сошел намеренно. Повторяя путь реки, она шла по берегу, почти лишенному растительности и не предлагающему препятствий для кавалерии, тогда как тропинка на север вилась между деревьями, которые можно было использовать для укрытия. По мере того как склон становился все круче, лес редел, а потом и вовсе уступил место дубовым рощицам – дуб выращивали здесь специально из-за толстой коры, из которой делали пробки для знаменитого вина. Шли быстро, и первую остановку Шарп сделал только через полчаса, когда они достигли края рощи и посмотрели вниз, на занятую под виноградники широкую долину. На западе еще виднелся город, дым от его пожаров тянулся к дубам и виноградникам. Люди отдыхали. Шарп опасался преследования, да только французам, наверное, хотелось не гоняться за горсткой солдат с риском получить пулю, а шарить по домам зажиточных горожан.

Португальские солдаты не отставали от британцев, и их молодой офицер, уже подходивший к лейтенанту раньше, повторил попытку. Был он высок и строен, а его форма даже не успела помяться. Пистолет на поясе такой чистый, как будто из него еще ни разу не стреляли. Красивое лицо портили, правда, чересчур тонкие черные усики. Все в нем говорило, что перед вами джентльмен и приличный человек, и это впечатление лишь усиливали темные и какие-то печальные глаза, что, впрочем, можно было объяснить падением его любимого города.

– Сеньор? – Он снова поклонился Шарпу.

– Я не говорю по-португальски.

– Я лейтенант Виченте, – на хорошем английском представился португалец.

Его темно-синий мундир с красными обшлагами и высоким красным воротником украшали серебряные пуговицы и белая окантовка. На голове –барретина, особого рода кивер, добавлявший к его и без того немалому росту еще шесть дюймов, с вышитым числом «18». Молодой португалец явно запыхался, на лице его блестел пот, но мелкие неудобства не заставили его забыть о манерах.

– Поздравляю вас, сеньор.

– Поздравляете меня? – не понял Шарп.

– Я видел вас на дороге под семинарией. Думал, вы собираетесь сдаться, но вы атаковали. Это… – Виченте нахмурился, подбирая подходящее слово, – это большая храбрость. – Он отступил на шаг, снялбарретинуи снова поклонился, чем немало смутил Шарпа. – Поэтому я со своими людьми и ударил французам в тыл.

– Никакая это не храбрость, а самая обычная глупость.

– Нет-нет, вы проявили редкую храбрость, заслуживающую уважения и преклонения.

Шарпу показалось, что португалец уже готов отсалютовать ему саблей, а потому поспешил предотвратить неуместную сцену вопросом о том, какими силами располагает его новый знакомый.

– Нас тридцать семь человек, сеньор, – с серьезным видом ответил Виченте. – Мы из Восемнадцатого полка. – По его словам, полк защищал самодельные укрепления на северной окраине города, а потом отступил к мосту, где и рассеялся, когда началась паника. Лейтенант отправился на восток с группой из тридцати семи человек, из которых лишь десять были солдатами его роты. – Нас было больше, – признался он, – намного больше. Но большинство разбежались. Один из моих сержантов назвал меня дураком и сказал, что мы не должны вам помогать, и мне пришлось застрелить его, чтобы не распространял панику. Со мной пошли только добровольцы.

Несколько секунд Шарп просто смотрел на португальского лейтенанта.

– Что вы сделали? – спросил он наконец.

– Повел этих людей вам на выручку. В моей роте я остался единственным офицером, так кому же было принимать решение? Капитан Роха погиб на редуте, а остальные… я не знаю, что с ними сталось.

– Я не о том, – перебил его Шарп. – Вы застрелили сержанта?

Виченте кивнул:

– Меня, конечно, отдадут под суд. Объясню, что того требовали обстоятельства. – В глазах его блеснули слезы. – Но он сказал, что вы все покойники, а мы – разбиты. Призывал солдат снимать форму и дезертировать.

– Вы правильно поступили, – сказал Шарп, все еще удивленно разглядывая молоденького лейтенанта.

Виченте отвесил очередной поклон: