Война стрелка Шарпа

– Уж не Артур ли Уэлсли? – предположил Кристофер.

– Просто знакомый, – упрямо повторил Шарп.

– Должно быть, вы ему нравились – подарок-то недешевый. Вы не против, если я возьму его на крышу? Моему инструменту до вашего далеко.

Расставаться с трубой не хотелось, но и повода отказать не подвернулось – не дожидаясь согласия, Кристофер взял подарок Уэлсли и удалился в дом. Не обнаружив, по-видимому, ничего тревожного, он приказал Луишу приготовить двуколку и забрал оставшихся лошадей, которых Шарп захватил у Барка-д’Авинташ.

– Вам лошади только мешают, так что одной заботой будет меньше. Скажите, чем вы занимаетесь в течение дня?

– Заняться тут особенно нечем, сэр. Отрабатываем приемы с оружием.

– А это надо?

– Кое-кто мог бы управляться с мушкетом и поживее, сэр.

Кристофер захватил из дому чашку с кофе и теперь подул на курящуюся черную жидкость.

– Если наступит мир, они смогут вернуться к прежней жизни. Снова станут сапожниками, или кем они там были, пока не напялили форму. – Он посмотрел на Шарпа. – Кстати, вам пора бы обзавестись новой.

– Я поговорю с моим портным, – сказал Шарп и, не дав подполковнику возможности отреагировать на колкость, задал серьезный вопрос: – По-вашему, сэр, будет мир?

Кристофер уверенно кивнул:

– Среди французов немало тех, кто полагает, что Бонапарт отхватил чересчур большой кусок и Испания определенно аукнется ему несварением.

– А Португалия?

– В Португалии полный хаос, но Франция не удержит Португалию, если не удержит Испанию. – Он повернулся – Луиш выводил со двора запряженную двуколку. – Думаю, запахло радикальными переменами. И вы, Шарп, не должны вмешиваться в развитие событий. Сидите тихо и не высовывайтесь. Выждите неделю, и я дам знать, когда вам можно будет двигаться на юг. Если все сложится удачно, к июню будете дома.

– Вы имеете в виду, в армии?

– Я имею в виду, в Англии. Настоящий эль, соломенные крыши, крикет, церковные колокола, упитанные овцы, толстяки-священники, сговорчивые женщины, добрый бифштекс – это Англия. Есть о чем помечтать, а, лейтенант?

– Да, сэр, – сказал Шарп, думая о том, почему недоверие к подполковнику особенно усиливается, когда тот пытается быть любезным.

– В любом случае уходить сейчас бессмысленно, – продолжал Кристофер. – Французы сожгли все лодки на Дору, так что вам лучше потерпеть неделю-другую и не напрашиваться на неприятности, а потом я приеду сам или пришлю новый приказ. – Он выплеснул на землю остатки кофе и протянул руку. – Кстати, трубу я оставил на столе. У вас ведь есть ключ от дома? Вы уж не давайте вашим парням шалить, ладно? Ну, всего хорошего.

– И вам тоже, сэр.

Пожав протянутую руку, Шарп незаметно вытер ее о французские бриджи. Луиш запер двери. Кейт застенчиво улыбнулась, и подполковник взял поводья. Двуколка выкатилась на дорогу. Луиш последовал за ней, держа на поводу лошадей.

К Шарпу подошел Харпер:

– Ну что, сэр? Приказано оставаться здесь до заключения мира?

– Так он сказал.

– А вы что думаете?

Шарп посмотрел на восток, в сторону Испании. Небо там было белым, но не от облаков, а от выбелившего его зноя. И оттуда же доносилось неравномерное, глухое, едва слышное и напоминающее сбивчивое биение сердца громыхание. Там били пушки. И это доказывало, что французы и португальцы все еще дерутся за мост под Амаранте.

– Что-то миром здесь не пахнет.

– Люди тут французов не жалуют. Да и доны тоже.

– Это еще ничего не значит, Пэт. Такие вопросы решают политики.

– Эти слизняки на все пойдут, чтобы набить себе карманы, – согласился Харпер.

– А вот капитан Хоган ни о каком мире не говорил.

– Уж он-то знал бы.

– Но у нас приказ, Пэт. Непосредственно от генерала Крэдока.

Сержант скорчил гримасу:

– Да уж, сэр, приказ не объедешь.

– Генерал требует, чтобы мы остались. Зачем, не пойму. Что-то тут нечисто, Пэт. Не представляю, что мы будем делать, если наступит мир.

Шарп пожал плечами и пошел в дом за подзорной трубой. Но трубы не было. На столике в холле лежал только серебряный держатель для писем.


Трубу украли. И украл ее подполковник Кристофер. Ублюдок, выругался про себя Шарп. Чертов ублюдок. Чтоб ему провалиться.





* * *


– Мне это название никогда не нравилось, – сказал подполковник Кристофер. – Ну разве этот дом можно назвать красивым?

– Так решил отец, – возразила Кейт. – Это из «Путешествия пилигрима».

– Прескучнейшее чтиво, дорогая. Прескучнейшее.

По возвращении в Порто подполковник первым делом открыл полузабытые подвалы «Прекрасного чертога», где обнаружил пыльные бутылки старого портвейна иvinho verde, белого вина с золотистым оттенком. Отведав последнего, он прогулялся по саду. Цветы радовали весенними красками, трава недавно скошена, и впечатление от чудесного дня портил только запах гари. После падения города прошло несколько недель, но от руин в нижней части города еще тянуло дымком, и там вонь ощущалась сильнее, потому что под пеплом до сих пор лежали разлагающиеся тела. Говорили, что каждый прилив выносит на берег утонувших.

Подполковник сидел под кипарисом и смотрел на Кейт. Красива. Невероятно красива. Утром он вызвал французского портного, личного портного самого маршала Сульта, и, не обращая внимания на смущенные протесты супруги, распорядился снять с нее мерки для пошива французской гусарской формы.

– Зачем мне такая вещь? – спрашивала она.

Кристофер не мог сказать, что идея родилась после того, как он увидел одну француженку в такой же форме – тесных лосинах и коротеньком, открывающем кругленькие ягодицы мундире. У Кейт ножки были еще длиннее, а фигурка соблазнительнее, и подполковник, чувствовавший себя богачом с деньгами, выделенными из фондов генерала Крэдока «для организации мятежа» Аржентона, уплатил портному неслыханный гонорар за скорую работу.

– Зачем тебе форма? – повторил он. – Ну, во-первых, в бриджах удобнее ездить верхом. Во-вторых, форма идет тебе и убедит наших французских друзей, что ты не враг. И наконец, ты будешь носить ее, потому что мне так нравится. – Разумеется, последний аргумент оказался самым весомым. – Тебе действительно нравится это название, «Прекрасный чертог»?

– Я привыкла к нему.

– Привыкла? Но не привязалась, да? То есть с твоей верой это никак не связано?

– С верой? – Кейт озадаченно нахмурилась. – Я считаю себя христианкой.

– Протестантской христианкой, – поправил ее муж. – Я тоже протестантский христианин. Но не кажется ли тебе, что в католическом обществе это название звучит несколько вызывающе?

– Не думаю, что кто-то здесь читал Баньяна, – с неожиданной колкостью возразила Кейт.

– Прочтут. А когда прочтут, поймут, что их оскорбляют. – Он улыбнулся. – Не забывай, я дипломат. Моя работа – упреждать неприятности.

– Ты здесь этим занимаешься?

Кейт посмотрела на город, в котором разграбленными домами и озлобленными людьми управляли французы.

– Ох, Кейт, – печально сказал Кристофер, – ситуация изменилась к лучшему!

– К лучшему?

Кристофер поднялся и прошелся взад-вперед по лужайке. Объясняя, что мир вокруг быстро меняется, он все больше и больше оживлялся.

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – процитировал Кристофер, и Кейт, слышавшая сие изречение уже не раз за время своего короткого пребывания в замужестве, не без труда подавила раздражение. – Короли, дорогая, лишаются трона, и целые страны теперь управляются без оных. Прежде о таком невозможно было и помыслить! Что считалось раньше открытым вызовом Божественному замыслу ныне рассматривается как новое откровение. В мире воцаряется новое устройство. Что видят здесь простые люди? Войну! Обыкновенную войну! Но между кем и кем? Между Францией и Португалией? Между Францией и Британией? Нет! Война идет между старым и новым. Суевериям брошен вызов. Я не собираюсь защищать Бонапарта. Упаси господь! Он – мошенник, авантюрист, но также и инструмент. Он выжигает все плохое в старых режимах и очищает место для прихода новых идей. Идей разума! Именно разум вдохнет жизнь в новые режимы. Разум, Кейт!

– А я думала, – вставила Кейт, – свобода.

– Свобода! У человека есть только одна свобода, свобода подчиняться правилам, однако кто устанавливает правила? Есть надежда, что именно разумные люди напишут разумные правила. Люди тонкие. Понимающие. Умные. В конце концов, Кейт, именно избранный круг людей разумных напишет правила, и правила эти будут соответствовать принципам разума. И в Британии есть такие – пока их еще очень немного, – кто понимает ход вещей, понимает, что и нам придется согласовать наши правила с новыми идеями. Наш долг – помочь сформировать их. Будем сопротивляться – и мир обновится без нас, а мы будем побеждены разумом. Вот почему нам нужно работать с ними.

– С ними? С Бонапартом? – не скрывая отвращения, спросила Кейт.

– Со всеми европейскими странами! – торжественно провозгласил Кристофер. – С Португалией и Испанией! С Пруссией и Голландией! И да, с Францией! То, что объединяет нас, перевешивает то, что разъединяет, но мы воюем. Какой же в этом смысл? Без мира, дорогая, нет движения вперед. Нет! Ты ведь хочешь мира, любовь моя?

– От всей души.

– Тогда доверься мне. Поверь, я знаю, что делаю.

И Кейт доверилась. Потому что была молода, а супруг опытен и знал то, что было недоступно ей, полагавшейся только на чувства. Тем не менее уже следующим вечером ее вера в него подверглась серьезному испытанию, когда к ним на ужин пожаловали четыре французских офицера со своими любовницами. Старшим из них был бригадный генерал Анри Виллар, высокий, элегантный, приятный мужчина, целовавший ей руку и делавший комплименты ее дому и саду. Виллар принес в качестве подарка ящик вина – жест не очень тактичный, учитывая, что вино имело марку Сэвиджей и было взято с британского корабля, не сумевшего из-за ветра покинуть бухту и попавшего в руки французам, когда они захватили город.

После ужина три офицера помоложе остались развлекать дам в гостиной, тогда как Виллар и Кристофер вышли с сигарами в сад.

– Сульт обеспокоен, – сказал француз.

– Его беспокоит Крэдок?

– Крэдок робок и осторожен, как старая баба, – презрительно бросил Виллар. – Разве не хотел он еще в прошлом году уйти в отставку? Что скажете об Уэлсли?

– С ним будет труднее, – признал англичанин. – Но полной уверенности в его прибытии сюда до сих пор нет. У него влиятельные враги в Лондоне.

– Политические враги, если я правильно понимаю?