Власть пса

– Великолепно.

Бывал ли он прежде таким воодушевленным?

Когда Роуз звала Питера на ранчо на выходные, мальчик каждый раз находил повод для отказа. То ему надо было учиться или хотелось почитать, то появлялись дела поважнее, спрашивать о которых она не смела. Роуз не сомневалась, что сын не желает приезжать из-за Фила, однако произнести это имя вслух она не могла.

– А ты счастлива? – на сей раз спросил ее Питер.

Роуз к таким вопросам оказалась не готова.

– Джордж очень добр ко мне, – сухо начала она. – Ах да! Мы же так здорово сюда ехали: остановились и устроили пикник. Смотрели на горы. Ох, сколько там было снега! Я взяла с собой сэндвичи и термос с горячим кофе, мы их ели и болтали. С ним славно проводить время.

Однако на вопрос она так и не ответила.

– Давно я не мастерила позолоченные рогозы! – добавила Роуз, поймав тяжелый взгляд Питера, и рассмеялась.

Внезапный смех ее прозвучал странно и неуместно. Что она здесь делает? Как Питер живет в этой ужасной комнате? Неужели он проведет в ней все лето, пока правда о проблемах с Филом не всплывет наружу? Что именно связывало ее здесь с сыном? И как так вышло, что комната стала частью их жизни, частью их самих – Роуз, Питера, Джона? Ответ мог быть лишь один – все дело в медицинских книгах, аккуратно расставленных в шкафу за стеклянными дверцами, вместо собраний Диккенса и Скотта. В книгах и в черепе.

– Книги твоего отца, – проговорила Роуз. – Возьмешь их с собой на ранчо, когда учеба закончится?

– Все до одной. И череп тоже.

Череп – единственное, что осталось от любимого скелета Джонни, предмета его гордости, символа его профессии. Ведь только врач мог заполучить скелет, только у врача имелось такое леденящее кровь право. Остальные кости Питер похоронил в Биче, предварительно сложив их в мешок, – где именно, Роуз не знала и надеялась никогда не узнать.



Французские двери обеденного зала в «Херндон-хаус» были открыты, за ними, грохоча серебряной посудой и звякая тяжелым гостиничным фарфором, суетились прибиравшие губернаторский стол официантки. Одна из них, придав лицу невинное выражение, задумала стянуть тарелку, из которой ел сам губернатор, – в придачу к чайной ложечке, уже припрятанной в кармане ее фартука. Когда-нибудь эта тарелка станет большой ценностью, и официантка с гордостью передаст ее внуку: мол, губернатор подарил в благодарность за хорошую работу.

Из зала, мерцая огоньками дорогих сигар, выходили мужчины – сливки херндонского общества, призванные быть лицами города и двигателями прогресса. Люди не особо выдающиеся, едва бы они добились успеха, не окажись в Херндоне. Однако все эти владельцы магазинов, предприниматели, доктора и дантисты являлись лучшим из того, чем располагал город. У тех из них, кто хотя бы немного имел дело с высшим образованием, теперь голова кружилась от первой полусотни, а то и сотни тысяч долларов. Как же оказались они здесь, на встрече со столь важной персоной? Очень просто! Не будь у них денег, пригласил бы их губернатор разделить с ним курицу в сливочном соусе, горошек и мороженое по-неаполитански? Нет. Конечно же, нет! Предводителем сего славного херндонского общества был президент банка, богатейший и влиятельнейший человек в городе. Однако сегодня, как и Джордж Бёрбанк, он уехал на встречу с банкирами, а без него подойти к губернатору никто не осмеливался. Предприниматели и доктора лишь почтительно толпились вокруг губернатора и благоговейно слушали истории о том, как он путешествовал в Вашингтон в компании богатейшего человека в штате. Как ехали они в роскошном частном вагоне с собственной ванной, как подавали им черепашье мясо, как рекой текло шампанское, а на станциях приносили свежесрезанные цветы.

Устав от одиночества и болтовни своего помощника, неспособного говорить ни о чем, кроме политики и зубной боли, губернатор страшно обрадовался, завидев, наконец, Джорджа Бёрбанка, имя которого возглавляло список «Выдающихся людей штата».

– Какие люди! – Губернатор расплылся в улыбке и похлопал Джорджа по широкой спине.

– Приветствую, губернатор.

Оба говорили на равных, ибо ни один не уступал другому высотой своего положения. Джордж осведомился о здоровье губернатора, а затем и о здоровье его близких. Губернатор же заговорил о холодах, и оба сошлись на том, что нынешняя зима выдалась благословенно мягкой – не чета ужасной стуже девятнадцатого года, когда закончились запасы сена, скот погибал от голода и холода, а дикие лошади набивали животы выкопанной из-под снега галькой.

– Где же мы виделись с вами в последний раз? – задумался губернатор.

– Ну как же, в сенатском ресторане. Мы с отцом еще заказали там говяжье рагу.

– Да, ничто на свете не сравнится с хорошим говяжьим рагу, сказать по правде, – хохотнул губернатор.

– Это точно.

– А ведь рагу, Джордж, – коронное блюдо того ресторана. Надо будет нам с вами еще разок туда выбраться.

– Идея превосходная. Уверен, моя супруга будет очень рада.

– Супруга, вы сказали? – Губернатор отступил назад от удивления.

Ему не сообщили, что Джордж женился. Вот тебе и советник. И к чему он такой нужен?

– Поздравляю, я и не знал.

– Мы обошлись без пышной свадьбы. Моя жена была вдовой.

Пожевывая сигару, губернатор понимающе кивнул. Вдовушка, значит. Теперь все вставало на свои места.

– Без пышной свадьбы, говорите?

– Именно, очень скромно отметили. Супруга так хотела.

– Что ж, Джордж, – рассмеялся губернатор, – вот и вас захомутали! Ах ты, старый пес! Впрочем, Джордж, мы с женой будем весьма рады пригласить вас на ужин – и не только ради жаркого!

Однако у Джорджа возникла идея получше.

Солнце спустилось за окружавшие Херндон горы. К тому времени, как с делами было покончено, в городе уже стемнело, и витрины магазинов зажглись теплым манящим светом. Джордж отправился к шорнику за сбруей и седлом, которые оставил на починку один из работников ранчо, а Роуз послал в продуктовую лавку за консервированными фруктами. Бёрбанки хорошо кормили своих работников, и те неизменно хвастались этим перед ковбоями с других ранчо. Роуз выбрала персики, любимое всеми лакомство, крепкие и сочные половинки фруктов в густом сиропе; такие скользкие, что одно неверное движение – и выпрыгнут на скатерть. Раньше она в большом количестве закупалась здесь продуктами для «Красной мельницы»[12] – половина свиной туши, три дюжины яиц, четыре окорока ветчины, четыре мешка картошки, галлоны малинового варенья. Однако в те времена ей приходилось ждать своей очереди. Теперь все было иначе. Хозяин лавки собственной персоной выходил обслужить миссис Бёрбанк, а его служащие изливали на смущенную девушку потоки любезностей. «Старшая миссис Бёрбанк особенно ценила наши деликатесы, – говорил хозяин, указывая на полки с консервированными лобстерами и крабами, паштетами и сырами. – В вашем доме всегда знали толк в еде». Роуз мучилась и презирала саму себя, однако покупала по пол-ящика того и иного яства. Почему покупки давались ей с таким трудом, она и сама не знала. Они как будто бы лишний раз возвышали Бёрбанков и принижали Джонни. Жене Джонни Гордона никто лобстеров не предлагал, не заставлял других покупателей из-за нее ждать.

Поужинать Джордж с Роуз отправились в «Шугар Боул». С высокого украшенного кессонами потолка из кремового металла свисали два огромных вентилятора. Лопасти их без остановки крутились, напоминая о давно прошедшем лете. Кроме пары путешественников, весело болтавших с неряшливой официанткой, в зале никого не было; и судя по тому, что девица не спешила обслужить чету Бёрбанков, в городе она обосновалась недавно.

– Удивительно, – подметил Джордж, – еще несколько часов назад я был здесь на обеде, а точнее, как говорят городские, на ланче. И знаешь что? – рассмеялся он. – Я снова собираюсь заказать палтуса.


– Опять, Джордж?

Сердце у Роуз сжималось всякий раз, когда Джордж начинал говорить, ибо беседы давались ему непросто. Супруга будто убедили, небезосновательно подозревала девушка, что разговаривать он попросту не способен. Но как же он старался!

– Посиди-ка тут минутку, – сказал Джордж, когда они закончили с ужином. – Холодает. Я выскочу, подниму шторки в машине. А ты пока допивай кофе.

Когда Джордж загрузил седло со сбруей на заднее сиденье, машина наполнилась запахом конюшни и лошадиного пота, напомнив Роуз о безотрадном пункте их назначения – ранчо. Снова из тени луны выскочат собаки и с лаем будут носиться по округе. Околдованные ночной тишиной, они с Джорджем пройдут от гаража к дому и, открыв входную дверь, окажутся в молчании комнаты. Джордж зайдет первым, рукой нащупает выключатель, послышится бурчание электростанции в подвале, и комната наполнится резким светом лампы. Они направятся в спальню переодеваться и поскорее потушат свет, чтобы унять грохот генератора. И тогда в новой тишине они услышат шмыганье и покашливание Фила, давно ожидавшего их приезда.

Пока машина уносилась вдаль, оставляя за собой мерцающие огни города, Роуз охватила печаль, и она погрузилась в размышления о тех простых людях, за которыми наблюдала из окон ресторана.

– Едем домой, ю-ху! – заговорил Джордж.

– Замечательно съездили, – отозвалась девушка, набрасывая на плечи накидку.

Она вздрогнула, вспомнив комнату Питера: душное тепло, как в теплице, и человеческий череп.

– Красиво луна светит, – добавила она.

– Знаешь, Роуз, я тут подумываю кое о чем.

– О чем?

– Помнишь, мы говорили о пианино?

– Помню.

– Роуз, а какое пианино самое лучшее? Мне нравится, когда ты играешь. Так радостно на душе становится.

– Конечно, я бы хотела иметь пианино, но я не настолько хорошо играю, чтобы покупать лучшее.

– Глупости! Ты просто великолепна! Роуз, моя мать всегда любила слушать музыку на «виктроле», но сыграть ничего не могла. Когда я рассказал про тебя, она призналась, что всегда хотела научиться. Сказала, как мне повезло найти такую талантливую жену. Талантливую! Вот именно так она сказала.

– Ты не слишком приукрасил мои способности?

– Да как можно! А знаешь, для кого ты будешь играть?

– Для тебя.

– Для меня, разумеется. А еще для губернатора и губернаторской жены.

– О господи, Джордж! – воскликнула Роуз.

Прямо дыхание перехватило.

– Он приедет первого числа. Подумал, ты будешь рада встретиться с губернатором. Он отличный малый.

Какое-то время они ехали в тишине, и вдруг Джордж заговорил снова:

– Только что проехали то место, где мы устраивали пикник. Наш зимний пикник, Роуз.

– Да, правда?

Роуз с ужасом осознала, что не только пикник остался в прошлом. Она снова представила приезд на ранчо. Как в лунном свете увидят они бревенчатую громаду дома, раздастся собачий лай – будто они с Джорджем какие-то бродячие цыгане; они зайдут внутрь и услышат нетерпеливое покашливание Фила.

Пианино «Мэйсон энд Хэмлин», завернутое от снега в серый брезент, прибыло в Бич из Солт-Лейк-Сити. Отсюда на грузовике, пригнанном из Херндона, инструмент должны были доставить на ранчо. По словам работника станции, пианино весило не меньше тонны, а в транспортной компании возникли некоторые сложности. Сделав несколько звонков в Херндон, смотритель станции рассказал Джорджу, что грузчик их женился и уехал на несколько дней провести, как и полагается, медовый месяц. В одиночку, говорил он, водителю пианино не поднять, и компания вовсю ищет грузчику замену, однако Бич не то место, где легко найти подходящего человека. Джордж хорошо помнил того водителя: высоченный тип, выше прочих примерно на голову.

Наконец смотрителю позвонили: помощник был найден – молодой швед, парень крепкий, усердный и неповоротливый. Но когда они прибыли в Бич на своем грузовике со сплошными шинами и цепной передачей, парень не справился с грузом и сорвал спину еще до того, как они успели переместить пианино в машину. Корчась от боли, он рухнул на платформу, и на пепельно-сером лбу выступили капельки пота. Не сломал ли спину? По счастью, в одном из баров Бича обретался окружной шериф, который и отвез юношу в херндонскую больницу. В конечном счете пианино удалось погрузить силами посетителей бара, однако, как позже сообщил Джорджу водитель, работа эта требует большой сноровки – и просто чудо, что все они не переломали себе спины. По пути на ранчо, добавил мужчина, у грузовика сорвало цепь, и, стоя на морозе, ему пришлось придумывать, как починить этот треклятый драндулет.

Роуз одна встречала водителя. Она предложила зайти, но выпить с ней кофе водитель отказался.

– Для почек вредно, – объяснил мужчина: как и его отец, он никогда не пил кофе. – Чтобы хоть еще раз я подписался на пианино!

– Вы даже не представляете, как мне неловко, что я доставила вам столько проблем, – смущенно пробормотала Роуз.

– Когда мужчины-то ваши вернутся? – поинтересовался водитель, взглянув на наручные часы.

– К полудню точно.

– Просто чудо, что тот парень не сломал спину. У него трое маленьких детей.

Когда приступили к разгрузке, начался снегопад. Вооружившись брусьями и веревками, работники ранчо соорудили у грузовика трап и, повинуясь указаниям водителя, взялись за дело. «Ради бога, только не так! – кричал им мужчина. – Хотите спину сорвать, как тот швед?» Джордж работал наравне со всеми, и в конце концов им удалось затащить пианино на крыльцо. Сняв упаковку, ковбои занесли инструмент внутрь и прикрутили ножки. Фил из спальни не выходил.

– Парень со станции в Биче не сказал, что грузить придется пианино, – сетовал водитель. – Много ли где получишь десять долларов за час работы. Такая вот цена за перспективу сломать спину.

Как и в проститутки, в служанки шли девушки из семей мелких фермеров и скотоводов, жительницы скудных южных земель, пыльных и щелочных, поросших перекати-полем и чертополохом. То были несчастные угрюмые глупые девицы, которые больше не могли терпеть свою горькую участь и собственных отцов, считавших их обузой и попрекавших каждым куском хлеба.