Власть пса
Часть 10 из 34 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– И зачем я только поставила туда пианино! Только взгляните!
Роуз вышла в зал, и сквозь распашные двери за ее спиной Джордж увидел, как гости, – не слишком, надо сказать, умелые танцоры – выплясывали. Аж пол трясло.
– Ох, господи. Скорей бы Питер вернулся. Мне нужно делать курицу, а он должен подавать салат. Все же, если на столе еда… – оборвала себя Роуз. – Я сбегаю за Питером, мистер Бёрбанк.
– Эй, куколка! – то и дело раздавалось из зала.
– Пошевеливайся там!
– Миссис Гордон, я отнесу им салат, – воскликнул Джордж и прежде, чем Роуз обрела дар речи, схватил со стойки пару тарелок и открыл сплеча распашную дверь.
Девушка успела заметить, как, сверкая длинными гагатовыми бусами, отплясывает чернокожая красотка, и в ужасе припала к двери.
Веселье продолжалось еще мгновение, громче зазвучали голоса и смех – как вдруг полная тишина воцарилась в зале, в воздухе повис незаконченный аккорд.
Раздался голос Джорджа:
– Приветствую. Похоже, официантом сегодня буду я. Салют, доктор.
Когда мужчина вернулся за остальными тарелками, Роуз стояла, склонившись над раковиной. Джордж бросился к ней, решив, что та снова плачет – и девушка действительно плакала, но на сей раз от смеха.
– Вы были великолепны, – прошептала она. – Как они рты разинули, да им и в страшном сне не… Просто великолепны!
«Ну что ж, – подумал Джордж, – неплохо справился. Никто раньше не считал его интересным».
– Мистер Бёрбанк, – поделилась Роуз, когда они с Джорджем сели пить кофе на кухне, – второй раз вы заставляете меня поволноваться. А волнуюсь я, скажем прямо, нечасто.
Расскажи ей тогда Джонни Гордон, кто порвал ему рубашку и швырнул, словно тряпку, о стену, Роуз никогда бы не подпустила к себе Джорджа Бёрбанка. Но он не рассказал, ведь, наделяя человека именем, ты даешь ему и лицо, тогда как Джонни предпочел покориться безличной силе и принять унижение как испытание судьбы. Роуз наслаждалась тихой компанией владельца ранчо и даже ждала встречи с ним, а потому ей пришлось примириться и с историей с бумажными цветами. Может, мистер Фил Бёрбанк тогда не имел в виду ничего плохого? Какой толк взрослому мужчине издеваться над мальчиком? Может, она слишком ранимая, и обычный разговор напомнил ей о дразнилках на школьном дворе? Право, не будет же взрослый мужчина издеваться над мальчиком!
– Роуз, – решился Джордж на отчаянный шаг, – позволишь называть тебя так? Можешь звать меня Джорджем.
– Хорошо, Джордж.
Еще один решительный шаг он сделал спустя неделю.
– Ты выйдешь за меня?
– Будем честны, Джордж, – не удивилась девушка, – я любила своего мужа. Не знаю, может ли женщина полюбить дважды.
– Конечно, как тебе знать. Впрочем, если я тебе по душе… может, через некоторое время? Я мог бы устроить твоего мальчика в школу. В любую школу.
– Я и сама могу. Для Джона было так важно отправить его учиться. Должно быть, последнее, во что он верил.
– Пойми, выйдешь ты за меня или нет, я устрою его в школу. Или займу тебе денег, если угодно. То, как мы с тобой тут сидим, говорим, смеемся… Я готов ради этого все на свете сделать для вас с мальчиком.
– Мне твои деньги не нужны, ты знаешь.
– Забавно, раньше я думал, что, кроме денег, ничего у меня нет. А потом встретил тебя, мы начали болтать, смеяться… И мне так хорошо теперь, даже когда я один. Разве не забавно?
Роуз посмотрела на его крепкие стопы – старые ботинки были до блеска начищены, потом на ладони – широкие, длинные, всегда теплые, даже если он пришел с мороза – и как будто увидела того маленького мальчика, каким Джордж был в детстве.
– Не надо, пожалуйста, – прошептал он.
– Я не плачу. Просто подумала, как мне повезло встретить в жизни двух добрых мужчин.
За рулем старого «рео» Джордж всю дорогу напевал вальс из «Розовой леди». Может быть, Роуз научит его танцевать? Подумать только! Обернувшись к звездам, он увидел, как яркая светящаяся точка пронеслась по небу и как будто упала на землю. А как они справят все вместе Рождество!
Старшие Бёрбанки устроились куда лучше многих состарившихся владельцев ранчо – сломленных холодными зимами, промозглыми ветрами и безлюдными просторами, искалеченных ревматизмом и артритом, что превратил их загрубевшие руки в когтистые птичьи лапы, вынужденных смотреть, как их время проходит, как молодые скачут верхом, охотятся и делают все то, на что старики более не способны. Многие из них впадали в пьянство и сутками торчали в салунах Бича и Херндона, уставившись на свое старое озлобленное разочарованное лицо в зеркале за баром. За одним столом сидели теперь и самые честолюбивые, и те, кого всю жизнь они пытались превзойти, – искали забвения в вине и вместе погружались в дремоту старости. В конце концов, лишь хрупкая оградка отделяет кладбище «Маунтин-Вью»[9]от убогой скудельницы.
Дома они брюзжали, дулись, обижались и требовали подписывать чеки, а их дочери и сыновья только и мечтали, чтобы старики померли до того, как и сами они испустят последний вздох.
Бёрбанки отнюдь не были самыми богатыми, едва ли не полдюжины семей могли похвастаться сотнями тысяч долларов наличными. Среди них, несмотря на слухи о безудержном мотовстве и роскошных вечерах в номерах отелей, был и старина Том Барт. Однако изредка, когда Барты и Бёрбанки встречались на улицах Херндона, известный кутила Том Барт робел, мямлил и смущенно отходил в сторонку, пораженный манерами Старой Леди и фасоном костюма на Старике Джентльмене. Только Джордж втайне восхищался Томом Бартом. Фил же считал его дураком и деревенским болваном.
Нет, выделялись они не богатством, а хорошим образованием и умением заводить правильные знакомства. Вместо выпивки Бёрбанки находили забытье в книгах и размышлениях. Под аккомпанемент «виктролы», пение Нелли Мелбы и Галли-Курчи Старики углублялись в чтение «Таун энд Кантри», «Интернешнл Студио», «Ментор» и «Сенчури» – журналов, что грудились на столе, пока кто-то не отвез их в Бич и не пожертвовал школьной библиотеке. Серьезные беседы о текущих событиях приводили Бёрбанков в странное возбуждение на грани гнева и отчаяния – тогда, посмотрев друг на друга, они останавливались, и бурная дискуссия сменялась оглушительной тишиной.
Однако угодить Филу, чьи недовольные взгляды неизменно напоминали Старикам о тщетности их жизни, им не удавалось. Наконец после ряда не очень приятных историй они сняли номер люкс в лучшей гостинице Солт-Лейк-Сити, привезли свою мебель (хотя местная была отнюдь не плоха) и подружились с такими же престарелыми скотоводами, лесозаготовщиками и горняками, знавшими Австралию и Южную Африку не хуже родного края. Теперь Старики Бёрбанки писали письма на Восточное побережье, читали «Бостон ивнинг транскрипт», нежились на солнце и любовались покрытыми снегом горами, вид на которые открывался из их огромных окон на верхнем этаже гостиницы. Они подолгу молчали, и в этой тишине – раз и один обернется к другому, подбодрит короткой улыбкой, а другой улыбнется в ответ.
Брови Старой Леди изумленно взлетели вверх, стоило ей прочесть, что Джордж собрался жениться. Получив весть от Фила, она принялась сочинять письма Джорджу, однако раз за разом разрывала в клочки все написанное. Как глупо чувствовала себя старушка, умоляя взрослого мужчину повременить с женитьбой, пока его избранница не получит родительского одобрения. Все-таки, как написал Фил, она воспитывает ребенка, а в прошлом играла в баре – о бывшем муже в письме сказано не было. Наконец Старая Леди собралась с силами: она заклинала Джорджа «хорошенько все обдумать» (фраза, которая долгое время служила своеобразной максимой их семьи) и при любом исходе позволить им с отцом присутствовать на свадьбе. «Будет просто смешно, если нас там не будет», – написала она и поспешила с письмом к мужу.
Прервав блуждание по комнате, Старик Джентльмен оглядел записку.
– Сомневаюсь, что Джордж побоится показаться смешным. Он в жизни ничего смешного не делал, один раз может себе позволить.
– Фил переживает.
Старик обернулся к Старой Леди, чтобы задать вопрос, который давно крутился у него в голове. Сколько раз он пытался задать его жене, и сколько раз осекался, боясь, что та может принять это на свой счет.
– А тебе не кажется… – начал было он и вдруг с удивлением понял, что тот же вопрос мучил и Старую Леди.
Она и решилась его озвучить:
– Думаешь, это… это с Филом что-то не так?
Старик Джентльмен почувствовал внутри щемящую пустоту, однако в то же время был рад, что они смогли наконец поговорить.
– Если и так, это не твоя вина.
– И не твоя, – добавила старушка и, взглянув на часы, продолжила: – Да сколько же времени, Бог ты мой! Терпеть не могу эти крошечные часы: совершенно не вижу стрелок, да еще и отстают постоянно.
Отправив письмо, Старики тут же принялись исполнять описанные в нем намерения. Собрали чемоданы, наказали служанке следить за геранью и послали телеграмму, чтобы Джордж встретил их в Биче.
Ежась от ветра, гнавшего по платформе сухую поземку, Джордж ожидал их у поезда в громоздкой шубе из бизоньей шкуры и улыбался.
– Здравствуй, матушка, – сказал Джордж и наклонился поцеловать ее. – Здравствуй, отец. – Он сухо пожал его руку. – У нас, как видите, тут снег.
– Рады тебя видеть, – поприветствовал его Старик.
– Я тоже. Машина за углом, как вы знаете.
– Где и обычно?
Старая Леди мучительно придумывала, о чем поговорить – пара слов о том, как добрались, чем кормили в поезде, что видели в окне, не случилось ли какой забавной истории… Однако запомнила она только ревущего ребенка с раздраженной мамашей и запах апельсинов.
– Будет ли кто-то еще? – наконец спросила она.
– Моя жена.
Старики Бёрбанки расположились в своей старой комнате.
– Ну, что думаешь о ней?
– Часы снова пошли, – огляделся вокруг Старик Джентльмен, – а вот окна все еще дребезжат.
Он подошел к окну и выглянул на улицу.
– Ты что, не слышишь меня? Я спросила, что ты о ней думаешь?
– О ней? Что ж, очень любезно с ее стороны было разместить нас в этой комнате. Что еще я могу сказать после двадцати миль по темноте?
– Больше двадцати миль. Пока вы говорили с Джорджем в кабинете, она постучалась в дверь, и я пустила ее в комнату. Она сказала престранную вещь.
– Что же такого она сказала?
– «Зная Джорджа, я не сомневалась, что смогу рассчитывать на вашу доброту».
– И что?
– Меня порадовало, что она заметила доброту Джорджа.
– Подаришь ей что-то из своих побрякушек? – спросил Старик, обернувшись от темного окна, в котором отражалась стоявшая напротив лампа.
Слегка откашлявшись и похлопав себя по груди, Старая Леди подошла к мужу.
– Кажется, мисс Джонс погибла, – заметила она, глядя на горшок с завядшей геранью. – Думаю, нам лучше подождать, посмотрим, как все пойдет. Плохо, что у нее ребенок. Особые узы.
– Она завяла еще до того, как мы переехали, забыла? Дело не в ребенке, и ты это знаешь, – произнес он, резко развернулся, прошел немного по комнате и, столь же резко развернувшись, зашагал обратно. – Одно скажу: мне ее жаль.
– Не видела, чтобы ты так вышагивал, с тех пор как мы уехали.
– Тебе не кажется, что здесь жутко холодно, – подметила старушка, когда они принялись разбирать чемоданы. – Уже и забыли, каково это.
– Не помню, чтобы ты хоть раз заговорила о холоде, с тех пор как мы уехали.
Впервые оказавшись на ранчо, холод испытала и Роуз. Они поженились немногим после Рождества в пасторском доме, в Херндоне. Джордж сомневался, стоит ли приглашать кого-нибудь на свадьбу, однако Роуз решила, что из-за Питера будет лучше обойтись без гостей. Понял ли он ее? Кажется, да.
– Делай, как считаешь нужным, – сказал он, но при этом улыбнулся.
Роуз вышла в зал, и сквозь распашные двери за ее спиной Джордж увидел, как гости, – не слишком, надо сказать, умелые танцоры – выплясывали. Аж пол трясло.
– Ох, господи. Скорей бы Питер вернулся. Мне нужно делать курицу, а он должен подавать салат. Все же, если на столе еда… – оборвала себя Роуз. – Я сбегаю за Питером, мистер Бёрбанк.
– Эй, куколка! – то и дело раздавалось из зала.
– Пошевеливайся там!
– Миссис Гордон, я отнесу им салат, – воскликнул Джордж и прежде, чем Роуз обрела дар речи, схватил со стойки пару тарелок и открыл сплеча распашную дверь.
Девушка успела заметить, как, сверкая длинными гагатовыми бусами, отплясывает чернокожая красотка, и в ужасе припала к двери.
Веселье продолжалось еще мгновение, громче зазвучали голоса и смех – как вдруг полная тишина воцарилась в зале, в воздухе повис незаконченный аккорд.
Раздался голос Джорджа:
– Приветствую. Похоже, официантом сегодня буду я. Салют, доктор.
Когда мужчина вернулся за остальными тарелками, Роуз стояла, склонившись над раковиной. Джордж бросился к ней, решив, что та снова плачет – и девушка действительно плакала, но на сей раз от смеха.
– Вы были великолепны, – прошептала она. – Как они рты разинули, да им и в страшном сне не… Просто великолепны!
«Ну что ж, – подумал Джордж, – неплохо справился. Никто раньше не считал его интересным».
– Мистер Бёрбанк, – поделилась Роуз, когда они с Джорджем сели пить кофе на кухне, – второй раз вы заставляете меня поволноваться. А волнуюсь я, скажем прямо, нечасто.
Расскажи ей тогда Джонни Гордон, кто порвал ему рубашку и швырнул, словно тряпку, о стену, Роуз никогда бы не подпустила к себе Джорджа Бёрбанка. Но он не рассказал, ведь, наделяя человека именем, ты даешь ему и лицо, тогда как Джонни предпочел покориться безличной силе и принять унижение как испытание судьбы. Роуз наслаждалась тихой компанией владельца ранчо и даже ждала встречи с ним, а потому ей пришлось примириться и с историей с бумажными цветами. Может, мистер Фил Бёрбанк тогда не имел в виду ничего плохого? Какой толк взрослому мужчине издеваться над мальчиком? Может, она слишком ранимая, и обычный разговор напомнил ей о дразнилках на школьном дворе? Право, не будет же взрослый мужчина издеваться над мальчиком!
– Роуз, – решился Джордж на отчаянный шаг, – позволишь называть тебя так? Можешь звать меня Джорджем.
– Хорошо, Джордж.
Еще один решительный шаг он сделал спустя неделю.
– Ты выйдешь за меня?
– Будем честны, Джордж, – не удивилась девушка, – я любила своего мужа. Не знаю, может ли женщина полюбить дважды.
– Конечно, как тебе знать. Впрочем, если я тебе по душе… может, через некоторое время? Я мог бы устроить твоего мальчика в школу. В любую школу.
– Я и сама могу. Для Джона было так важно отправить его учиться. Должно быть, последнее, во что он верил.
– Пойми, выйдешь ты за меня или нет, я устрою его в школу. Или займу тебе денег, если угодно. То, как мы с тобой тут сидим, говорим, смеемся… Я готов ради этого все на свете сделать для вас с мальчиком.
– Мне твои деньги не нужны, ты знаешь.
– Забавно, раньше я думал, что, кроме денег, ничего у меня нет. А потом встретил тебя, мы начали болтать, смеяться… И мне так хорошо теперь, даже когда я один. Разве не забавно?
Роуз посмотрела на его крепкие стопы – старые ботинки были до блеска начищены, потом на ладони – широкие, длинные, всегда теплые, даже если он пришел с мороза – и как будто увидела того маленького мальчика, каким Джордж был в детстве.
– Не надо, пожалуйста, – прошептал он.
– Я не плачу. Просто подумала, как мне повезло встретить в жизни двух добрых мужчин.
За рулем старого «рео» Джордж всю дорогу напевал вальс из «Розовой леди». Может быть, Роуз научит его танцевать? Подумать только! Обернувшись к звездам, он увидел, как яркая светящаяся точка пронеслась по небу и как будто упала на землю. А как они справят все вместе Рождество!
Старшие Бёрбанки устроились куда лучше многих состарившихся владельцев ранчо – сломленных холодными зимами, промозглыми ветрами и безлюдными просторами, искалеченных ревматизмом и артритом, что превратил их загрубевшие руки в когтистые птичьи лапы, вынужденных смотреть, как их время проходит, как молодые скачут верхом, охотятся и делают все то, на что старики более не способны. Многие из них впадали в пьянство и сутками торчали в салунах Бича и Херндона, уставившись на свое старое озлобленное разочарованное лицо в зеркале за баром. За одним столом сидели теперь и самые честолюбивые, и те, кого всю жизнь они пытались превзойти, – искали забвения в вине и вместе погружались в дремоту старости. В конце концов, лишь хрупкая оградка отделяет кладбище «Маунтин-Вью»[9]от убогой скудельницы.
Дома они брюзжали, дулись, обижались и требовали подписывать чеки, а их дочери и сыновья только и мечтали, чтобы старики померли до того, как и сами они испустят последний вздох.
Бёрбанки отнюдь не были самыми богатыми, едва ли не полдюжины семей могли похвастаться сотнями тысяч долларов наличными. Среди них, несмотря на слухи о безудержном мотовстве и роскошных вечерах в номерах отелей, был и старина Том Барт. Однако изредка, когда Барты и Бёрбанки встречались на улицах Херндона, известный кутила Том Барт робел, мямлил и смущенно отходил в сторонку, пораженный манерами Старой Леди и фасоном костюма на Старике Джентльмене. Только Джордж втайне восхищался Томом Бартом. Фил же считал его дураком и деревенским болваном.
Нет, выделялись они не богатством, а хорошим образованием и умением заводить правильные знакомства. Вместо выпивки Бёрбанки находили забытье в книгах и размышлениях. Под аккомпанемент «виктролы», пение Нелли Мелбы и Галли-Курчи Старики углублялись в чтение «Таун энд Кантри», «Интернешнл Студио», «Ментор» и «Сенчури» – журналов, что грудились на столе, пока кто-то не отвез их в Бич и не пожертвовал школьной библиотеке. Серьезные беседы о текущих событиях приводили Бёрбанков в странное возбуждение на грани гнева и отчаяния – тогда, посмотрев друг на друга, они останавливались, и бурная дискуссия сменялась оглушительной тишиной.
Однако угодить Филу, чьи недовольные взгляды неизменно напоминали Старикам о тщетности их жизни, им не удавалось. Наконец после ряда не очень приятных историй они сняли номер люкс в лучшей гостинице Солт-Лейк-Сити, привезли свою мебель (хотя местная была отнюдь не плоха) и подружились с такими же престарелыми скотоводами, лесозаготовщиками и горняками, знавшими Австралию и Южную Африку не хуже родного края. Теперь Старики Бёрбанки писали письма на Восточное побережье, читали «Бостон ивнинг транскрипт», нежились на солнце и любовались покрытыми снегом горами, вид на которые открывался из их огромных окон на верхнем этаже гостиницы. Они подолгу молчали, и в этой тишине – раз и один обернется к другому, подбодрит короткой улыбкой, а другой улыбнется в ответ.
Брови Старой Леди изумленно взлетели вверх, стоило ей прочесть, что Джордж собрался жениться. Получив весть от Фила, она принялась сочинять письма Джорджу, однако раз за разом разрывала в клочки все написанное. Как глупо чувствовала себя старушка, умоляя взрослого мужчину повременить с женитьбой, пока его избранница не получит родительского одобрения. Все-таки, как написал Фил, она воспитывает ребенка, а в прошлом играла в баре – о бывшем муже в письме сказано не было. Наконец Старая Леди собралась с силами: она заклинала Джорджа «хорошенько все обдумать» (фраза, которая долгое время служила своеобразной максимой их семьи) и при любом исходе позволить им с отцом присутствовать на свадьбе. «Будет просто смешно, если нас там не будет», – написала она и поспешила с письмом к мужу.
Прервав блуждание по комнате, Старик Джентльмен оглядел записку.
– Сомневаюсь, что Джордж побоится показаться смешным. Он в жизни ничего смешного не делал, один раз может себе позволить.
– Фил переживает.
Старик обернулся к Старой Леди, чтобы задать вопрос, который давно крутился у него в голове. Сколько раз он пытался задать его жене, и сколько раз осекался, боясь, что та может принять это на свой счет.
– А тебе не кажется… – начал было он и вдруг с удивлением понял, что тот же вопрос мучил и Старую Леди.
Она и решилась его озвучить:
– Думаешь, это… это с Филом что-то не так?
Старик Джентльмен почувствовал внутри щемящую пустоту, однако в то же время был рад, что они смогли наконец поговорить.
– Если и так, это не твоя вина.
– И не твоя, – добавила старушка и, взглянув на часы, продолжила: – Да сколько же времени, Бог ты мой! Терпеть не могу эти крошечные часы: совершенно не вижу стрелок, да еще и отстают постоянно.
Отправив письмо, Старики тут же принялись исполнять описанные в нем намерения. Собрали чемоданы, наказали служанке следить за геранью и послали телеграмму, чтобы Джордж встретил их в Биче.
Ежась от ветра, гнавшего по платформе сухую поземку, Джордж ожидал их у поезда в громоздкой шубе из бизоньей шкуры и улыбался.
– Здравствуй, матушка, – сказал Джордж и наклонился поцеловать ее. – Здравствуй, отец. – Он сухо пожал его руку. – У нас, как видите, тут снег.
– Рады тебя видеть, – поприветствовал его Старик.
– Я тоже. Машина за углом, как вы знаете.
– Где и обычно?
Старая Леди мучительно придумывала, о чем поговорить – пара слов о том, как добрались, чем кормили в поезде, что видели в окне, не случилось ли какой забавной истории… Однако запомнила она только ревущего ребенка с раздраженной мамашей и запах апельсинов.
– Будет ли кто-то еще? – наконец спросила она.
– Моя жена.
Старики Бёрбанки расположились в своей старой комнате.
– Ну, что думаешь о ней?
– Часы снова пошли, – огляделся вокруг Старик Джентльмен, – а вот окна все еще дребезжат.
Он подошел к окну и выглянул на улицу.
– Ты что, не слышишь меня? Я спросила, что ты о ней думаешь?
– О ней? Что ж, очень любезно с ее стороны было разместить нас в этой комнате. Что еще я могу сказать после двадцати миль по темноте?
– Больше двадцати миль. Пока вы говорили с Джорджем в кабинете, она постучалась в дверь, и я пустила ее в комнату. Она сказала престранную вещь.
– Что же такого она сказала?
– «Зная Джорджа, я не сомневалась, что смогу рассчитывать на вашу доброту».
– И что?
– Меня порадовало, что она заметила доброту Джорджа.
– Подаришь ей что-то из своих побрякушек? – спросил Старик, обернувшись от темного окна, в котором отражалась стоявшая напротив лампа.
Слегка откашлявшись и похлопав себя по груди, Старая Леди подошла к мужу.
– Кажется, мисс Джонс погибла, – заметила она, глядя на горшок с завядшей геранью. – Думаю, нам лучше подождать, посмотрим, как все пойдет. Плохо, что у нее ребенок. Особые узы.
– Она завяла еще до того, как мы переехали, забыла? Дело не в ребенке, и ты это знаешь, – произнес он, резко развернулся, прошел немного по комнате и, столь же резко развернувшись, зашагал обратно. – Одно скажу: мне ее жаль.
– Не видела, чтобы ты так вышагивал, с тех пор как мы уехали.
– Тебе не кажется, что здесь жутко холодно, – подметила старушка, когда они принялись разбирать чемоданы. – Уже и забыли, каково это.
– Не помню, чтобы ты хоть раз заговорила о холоде, с тех пор как мы уехали.
Впервые оказавшись на ранчо, холод испытала и Роуз. Они поженились немногим после Рождества в пасторском доме, в Херндоне. Джордж сомневался, стоит ли приглашать кого-нибудь на свадьбу, однако Роуз решила, что из-за Питера будет лучше обойтись без гостей. Понял ли он ее? Кажется, да.
– Делай, как считаешь нужным, – сказал он, но при этом улыбнулся.