Власть долга
Часть 24 из 42 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Одеан горделиво распрямился. Славная смерть!
– Боларус инморта канвас! – разнеслось под сводами шатра.
Старик Одеан глянул мельком на пришедших с ним, а затем преклонил колено, склонил голову:
– Дианадохус калас, бол Бареан!
Другие болары – с Восходного, с соседних островов – следом за упрямцем Одеаном встали на колено. Но не все, не все… Многие топтались, неуверенно переглядывались: уж больно большую силу собрал дианадох Босаад. Такая смута начнется…
Бареан посмотрел на воеводу. Коскахас Копеан решительно кивнул в ответ, и многие прибывшие на Северный болары побледнели.
Да что они так боятся?
– Пойдемте, покажем вам кое-что, островной люд, – разлепил губы Череп. – Мой господин, бол Барриван, не жаловал слуг Безносого, изгнал с островов. А нынешний навахус, под которого вы легли, приветил ублюдков.
В шатре поднялся угрожающий гул.
– Да много ты знаешь! – выкрикнул кто-то, но безумца тотчас зашикали.
– Будет, будет, – проворчал старик Одеан. – Куда идти-то?
Тела замотанных по приказу Копеана нарочно не убирали с дороги. Еще и с соседних закутков и проходов натащили. Уважаемые болары пробирались сквозь груды мертвяков, переступая через трупы, и мрачнели с каждым шагом. Никто и подумать не мог, что при нынешнем боле развелось столько слуг Безносого! Это кто ж кормил этих дармоедов? Ведь не жнут, не пашут, в море на промысел не ходят…
Идущие впереди красавцы-горцы в начищенных бронзовых доспехах вышли на широкую площадку и разошлись вдоль стен. Застыли, пристукнув пятками копий. Бол Бареан и дан Рокон с наследником замерли напротив жуткого жертвенника в центре.
Посмурневшие старосты и главы родов с ужасом огляделись по сторонам. Черепа, кости, порубленные тела… А потом такое началось! Болары дали выход своей ярости! Мигом припомнили, сколько деток пропало в протоках. В островных селах оплакивали потери и судили о гневе Отца Глубин: ведь все мальчонки и девчонки потопли, слишком далеко заплыв от берега… А тут вон оно как! Грузный краснолицый староста Восходного, потерявший недавно внука, покачивался как пьяный подле груды маленьких тел и грыз седой ус.
– Как мой отец изгнал слуг Безносого с островов, так и я прикажу казнить всякого замотанного, кто попадется!.. – звонко выкрикнул Бареан. Юный голос дрожал от ярости.
Гомон как отрезало. Нынешние-то его слуги, конечно, перестарались… Но ведь Безносый – свой бог. И как же можно казнить жрецов… Ведь разгневается…
Коскахас украдкой поморщился, точно от зубной боли: горяч, ох и горяч бывает Бареан! Разве можно правителю говорить такое?..
– А это еще кто?.. – со страхом прошептали в толпе.
Все тотчас обернулись и увидели Тумму.
– Ох и страх какой…
– Он весь в крови никак?
Бареан выступил вперед, обогнул жертвенник и подошел вплотную к коленопреклоненной статуе. Перед глазами дважды рожденного вдруг вспыхнул сноп света: взметнулось жаркое пламя, и Тумма ожил. Он внезапно подскочил на ноги, подхватил Бареана и притиснул к скале. Болары охнули, взялись за кинжалы… Тумма придерживал Бареана за плечи, а детские ладони покоились на гладкой поверхности камня. Ултер увидел, как из Туммы вырвался плененный огонь.
Укрывище объяла тишина; только орала высоко в небе глупая чайка. Первым на колени опустился Коскахас Копеан, оглушительно громко лязгнув доспехом. Следом за ним, бормоча молитвы, брякнулся Грубый Деан, а потом уже повалились и все болары. Лишь дорча остались стоять на ногах, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих копья, и вытаращенные глаза горцев выдавали, чего им это стоило.
Из ладоней Бареана по ложбинкам выдолбленного рисунка разбегался яркий свет: закрутился малый круг, вспыхнул большой, а затем засветились поверху и пять лепестков… Тумма одним движением убрался в сумрак, и потрясенный Бареан медленно повернулся. Гигантский рисунок за его спиной слегка пульсировал, наливался мощью. Юный бол распахнутыми глазами посмотрел на свои ладони, затем перевел глаза на скалу…
– Мавуа-линн мортен боларус… – прошептали склоненные болары.
– Дианадохус калас, бол Бареан! – каркнул Грубый Деан.
– Дианадохус калас!
– Бол Бареан!
– Дианадохус!..
– Мавуа-линн мортен!
– Бол Бареан!!! – возликовали болары, вскакивая с колен, обнимаясь и кланяясь мальчику в пояс.
Все их сомнения явленное чудо сбросило в море. Многие старики не скрывали слез. На скале медленно гас знак бессмертия. Даже невозмутимый Коскахас выглядел ошарашенным. Недоуменным союзникам-дорча он торжественно, во всеуслышание, пояснил на имперском:
– Легенды гласят: когда распря нависнет над Полуденными островами и настанет конец дней, Безносый явит милость и наградит своим знаком избранного болара!
– Так гласят легенды!
– Болар, который отведет беду!
– Восстановит мир на островах!
Старый Одеан, пряча влагу в глазах, громко высморкался:
– Так ить куда гнать-то всех наших? Где высаживаться-то будешь, бол Бареан?
– Да и лодки, плоты нужны, – загомонили сметливые болары.
– Лошади, телеги… – главы родов не первый год жили на островах, тотчас прикинули, что почем…
Как же одним махом столько добра достать?
Дан Рокон кивнул своим людям – и двое плечистых горцев подтащили небольшой окованный железом сундучок. Откинули крышку, и на солнце тускло блеснула груда потертых серебряных монет.
Брови Бареана взметнулись, а Коскахас бросил взгляд на Плака: бывшие колодезные рабы мигом признали сундучок из Старого Поста, который они волочили сквозь зиму и земли скайдов, чтобы отдариться перед даном Дорчариан. И вот теперь Рокон возвратил дар!
– Берите монет, сколько нужно, – негромко произнес Рокон. – Берите для плотов и лодок, для телег и лошадей. Коли найдутся справные кони под седло – платите не скупясь. Сыпьте серебро в мошну сомнений. Истинный бол Полуденных островов должен утвердиться на троне Срединного дворца!
– Того хочет Безносый! – зычно припечатал грозный воевода.
– Идут, идут, дианадох! – Борон ворвался в пиршественную залу.
Бол Босаад порывисто обернулся. Выглядел он плохо: глаза в красных прожилках, синева под глазами. Тень Безносого пропал, и от жреца теперь не приходило никаких новостей; «добрые» тоже затаились. Правитель весь извелся – неприятель бездействовал, засел на Северном… Бол почти не спал две ночи. И вот наконец долгожданные вести!
– Где? Где, драный клибб тебя задери?
– Восходная бухта! Туда идут! – проревел Борон.
– Подымай войско. Хватит уже бражничать под моими окнами и жрать мой хлеб. Доспех! – рявкнул Босаад слугам в открытые двери.
Кровь забурлила по жилам, правитель расправил плечи. К Восходной бухте, слава Безносому! Так он и думал! Берег в бухте широкий, спуск удобный, вот Коскахас и задумал бегать корабликами именно там: от Северного до бухты, высаживать горцев. Босаад треснул кулаком по столу. А вот он встанет поверху, да и начнет лить свинцовый дождь, как только горцы стронутся, пойдут по склону.
Скорым шагом болары запылили по дороге, перекидываясь шуточками. Идти было совсем недалеко. Бол Босаад в приметном пластинчатом доспехе ехал впереди на превосходном жеребце. За ним покачивались на мохноногих лошадках гвардейцы. Настроение у ближников веселое: пращники вдосталь накормят горцев свинцом, а они ужо помашут с седел мечами!
Вдали показались паруса. Бол Босаад застыл на утесе, вглядываясь в морскую даль. Борон срывал голос, расставлял боларов двумя большими отрядами: одних на утесе, других чуть подальше, на всхолмье. Конных ставил посередке, дабы врубиться с разгона в расстроенные горские ряды.
У Босаада мелькнула тревожная мысль. Никак за эти два дня боларов в его войске стало меньше?.. Сбежали по домам? Но это ничего, ничего. Уж после боя ему притащат за шкирку всех бездельников! А за измену он возьмет с них ответ!
Пять кораблей приближались. Уж больно ходко идут. Глаза слезились на ветру, бол Босаад прищурился… Не может быть! Корабли прошли вдоль берега, заложили дугу, показали пустые брюха и развернулись кормой к островам, правя к Большой земле! Проклятье!..
– Борон! Разворачивай! Гоним к Дальнему! – заорал Босаад, но глава гвардейцев уже и сам все понял.
Он дал затрещину десятнику, разогнал остальных… Войско неспешно разворачивалось. Медленно, медленно! Как же медленно! Бол рыкнул, и конный отряд вырвался вперед. Позади выползали на тракт раздосадованные болары. Теперь уж никто не напевал веселые песенки.
Стоило показаться Срединному дворцу и полю перед ним, как Босаад осадил коня. Проклятье! Щенок Бареан вместе с Коскахасом провели его, как мальчишку! На противоположном краю выстраивалось вражеское войско. С Дальнего мыса они бы не смогли прибыть так быстро! Неприятель высадился на Срединный вчера… или и того раньше. Выставленные сторожа не упредили, а это значит… Босаад вгляделся и сжал кулаки. И вправду: среди вражеского построения угадывались простенькие боларские кожаные доспехи. Навахусы! Предатели!
Вдруг порядки вражеского войска пришли в движение. Вперед выбрался внушительный отряд горцев в начищенных тяжелых бронзовых доспехах, с ростовыми щитами. Печатая шаг, они прошли половину поля и застыли. Перед строем щитов показалась маленькая фигурка на неказистой лошадке, одетая в простенькую одежу, и застыла.
«Щенок Бареан! Теперь уж не уйдет!»
– Бей! – рыкнул Босаад. – Боларус!
Болары встали вдоль кромки поля, закрутили пращами… Однако вместо смертоносного ливня на неприятеля просыпалась лишь жалкая кучка снарядов. Босаад не верил своим глазам: болары поплелись к ближнему селу, оставив войско. Кое-кто и вовсе через все поле отправился к неприятелю!
Босаад захрипел, ударил кулаком в грудь. Ну уж нет! Слишком далеко выбрался из строя проклятый сосунок! И воевода Копеан проглядел: подставились чужаки!
– Конные! Бьем! – указав на сверкающие доспехи, заорал Босаад и толкнул пятками коня. – Бьем, бьем!
Кони взяли разбег, дрогнула земля. Воины отвели руки для броска дротиков. Сбить первых, со щитами, а там уже ворваться… Босаад хищно осклабился. Это вам не в горах воевать…
Внезапно несколько воинов на полном скаку рухнули с седел. Свинцовые снаряды простучали по спинам, гневно заржали кони – пращники ударили сзади! Проклятые навахусы! Все, все ответят – только бы добраться до щенка… осталось совсем немного – уже виднелись черные испуганные глаза горцев над кромками щитов! Вдруг враги разошлись. Показались воины с приметными самострелами. Залп! Короткие стрелки хищно прожужжали железными оводами, сбивая воинов с седел. Некоторые рухнули наземь вместе с лошадьми.
Проклятье! Но ничего, времени на перезарядку больше нет… Босаад прижался к шее коня, стиснул меч покрепче. Однако в руках стрелков вдруг появились новые взведенные самострелы. Залп! Залп!
Вокруг валились всадники и ржали кони.
– Уходим! Уходим! – прорычал Борон. Глава гвардейцев появился из ниоткуда, ухватил повод, уводя бола из-под обстрела.
Десяток верных ближников, самых преданных, рвался к дворцу. Этим есть что терять… Босаада мутило от бешенства, в висках гулко стучала кровь. Боларское войско таяло на глазах. Ничего. Сражение проиграно… но Империя вновь поддержит его, преданного союзника, – он им нужен… Мало ли он уступил? Отказался от кораблей, от пошлин…
Беглецы ввалились во двор, и вооруженные слуги тотчас заперли ворота, накинули запорный брус.
«Добраться до ухоронки, забрать каменья – и в Атриан. Там Сивен, он поможет. Вернусь с имперской армией – и повешу каждого десятого… Во славу Безносого и бола Босаада!.. Милостивого и беспощадного!»
Босаад ворвался в тронный зал и бросился к подножию. Откинул ступеньку, под которой пряталась ухоронка. Позади уже слышались звон мечей и яростные крики боя. Быстро они! Почему, как? Босаад подхватил тяжелый ларец и оглянулся.
Проклятье! В дверном проеме уже сражались. Внезапно верных гвардейцев подбросило и разбросало, словно из прохода вырвался бык. В зал выметнулись два огромных воина. Босаад невольно помянул Безносого – настолько те были смертоносны. Великан в доспехе и шлеме пнул поднимающегося гвардейца – и того подняло над полом. Гигант, хохоча, бросился в драку. Борон, лучший мечник островов, качнулся вправо, поймал врага на ложном движении, опустил меч на выставленную ногу… Гигант играючи ушел от удара и ткнул Борона в лицо. Тот отшатнулся, и чужак одним ударом свалил болара. Второй воин был страшен: обнаженный до пояса, с двумя уродливыми тесаками в руках, весь покрытый запекшейся кровью. Он пел высоким голосом на незнакомом языке и стелился шагом опытного убийцы. Чернокожий ускорился, врубился в гвардейцев, взмахнул тесаками – и вскоре все было кончено.
– Боларус инморта канвас! – разнеслось под сводами шатра.
Старик Одеан глянул мельком на пришедших с ним, а затем преклонил колено, склонил голову:
– Дианадохус калас, бол Бареан!
Другие болары – с Восходного, с соседних островов – следом за упрямцем Одеаном встали на колено. Но не все, не все… Многие топтались, неуверенно переглядывались: уж больно большую силу собрал дианадох Босаад. Такая смута начнется…
Бареан посмотрел на воеводу. Коскахас Копеан решительно кивнул в ответ, и многие прибывшие на Северный болары побледнели.
Да что они так боятся?
– Пойдемте, покажем вам кое-что, островной люд, – разлепил губы Череп. – Мой господин, бол Барриван, не жаловал слуг Безносого, изгнал с островов. А нынешний навахус, под которого вы легли, приветил ублюдков.
В шатре поднялся угрожающий гул.
– Да много ты знаешь! – выкрикнул кто-то, но безумца тотчас зашикали.
– Будет, будет, – проворчал старик Одеан. – Куда идти-то?
Тела замотанных по приказу Копеана нарочно не убирали с дороги. Еще и с соседних закутков и проходов натащили. Уважаемые болары пробирались сквозь груды мертвяков, переступая через трупы, и мрачнели с каждым шагом. Никто и подумать не мог, что при нынешнем боле развелось столько слуг Безносого! Это кто ж кормил этих дармоедов? Ведь не жнут, не пашут, в море на промысел не ходят…
Идущие впереди красавцы-горцы в начищенных бронзовых доспехах вышли на широкую площадку и разошлись вдоль стен. Застыли, пристукнув пятками копий. Бол Бареан и дан Рокон с наследником замерли напротив жуткого жертвенника в центре.
Посмурневшие старосты и главы родов с ужасом огляделись по сторонам. Черепа, кости, порубленные тела… А потом такое началось! Болары дали выход своей ярости! Мигом припомнили, сколько деток пропало в протоках. В островных селах оплакивали потери и судили о гневе Отца Глубин: ведь все мальчонки и девчонки потопли, слишком далеко заплыв от берега… А тут вон оно как! Грузный краснолицый староста Восходного, потерявший недавно внука, покачивался как пьяный подле груды маленьких тел и грыз седой ус.
– Как мой отец изгнал слуг Безносого с островов, так и я прикажу казнить всякого замотанного, кто попадется!.. – звонко выкрикнул Бареан. Юный голос дрожал от ярости.
Гомон как отрезало. Нынешние-то его слуги, конечно, перестарались… Но ведь Безносый – свой бог. И как же можно казнить жрецов… Ведь разгневается…
Коскахас украдкой поморщился, точно от зубной боли: горяч, ох и горяч бывает Бареан! Разве можно правителю говорить такое?..
– А это еще кто?.. – со страхом прошептали в толпе.
Все тотчас обернулись и увидели Тумму.
– Ох и страх какой…
– Он весь в крови никак?
Бареан выступил вперед, обогнул жертвенник и подошел вплотную к коленопреклоненной статуе. Перед глазами дважды рожденного вдруг вспыхнул сноп света: взметнулось жаркое пламя, и Тумма ожил. Он внезапно подскочил на ноги, подхватил Бареана и притиснул к скале. Болары охнули, взялись за кинжалы… Тумма придерживал Бареана за плечи, а детские ладони покоились на гладкой поверхности камня. Ултер увидел, как из Туммы вырвался плененный огонь.
Укрывище объяла тишина; только орала высоко в небе глупая чайка. Первым на колени опустился Коскахас Копеан, оглушительно громко лязгнув доспехом. Следом за ним, бормоча молитвы, брякнулся Грубый Деан, а потом уже повалились и все болары. Лишь дорча остались стоять на ногах, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих копья, и вытаращенные глаза горцев выдавали, чего им это стоило.
Из ладоней Бареана по ложбинкам выдолбленного рисунка разбегался яркий свет: закрутился малый круг, вспыхнул большой, а затем засветились поверху и пять лепестков… Тумма одним движением убрался в сумрак, и потрясенный Бареан медленно повернулся. Гигантский рисунок за его спиной слегка пульсировал, наливался мощью. Юный бол распахнутыми глазами посмотрел на свои ладони, затем перевел глаза на скалу…
– Мавуа-линн мортен боларус… – прошептали склоненные болары.
– Дианадохус калас, бол Бареан! – каркнул Грубый Деан.
– Дианадохус калас!
– Бол Бареан!
– Дианадохус!..
– Мавуа-линн мортен!
– Бол Бареан!!! – возликовали болары, вскакивая с колен, обнимаясь и кланяясь мальчику в пояс.
Все их сомнения явленное чудо сбросило в море. Многие старики не скрывали слез. На скале медленно гас знак бессмертия. Даже невозмутимый Коскахас выглядел ошарашенным. Недоуменным союзникам-дорча он торжественно, во всеуслышание, пояснил на имперском:
– Легенды гласят: когда распря нависнет над Полуденными островами и настанет конец дней, Безносый явит милость и наградит своим знаком избранного болара!
– Так гласят легенды!
– Болар, который отведет беду!
– Восстановит мир на островах!
Старый Одеан, пряча влагу в глазах, громко высморкался:
– Так ить куда гнать-то всех наших? Где высаживаться-то будешь, бол Бареан?
– Да и лодки, плоты нужны, – загомонили сметливые болары.
– Лошади, телеги… – главы родов не первый год жили на островах, тотчас прикинули, что почем…
Как же одним махом столько добра достать?
Дан Рокон кивнул своим людям – и двое плечистых горцев подтащили небольшой окованный железом сундучок. Откинули крышку, и на солнце тускло блеснула груда потертых серебряных монет.
Брови Бареана взметнулись, а Коскахас бросил взгляд на Плака: бывшие колодезные рабы мигом признали сундучок из Старого Поста, который они волочили сквозь зиму и земли скайдов, чтобы отдариться перед даном Дорчариан. И вот теперь Рокон возвратил дар!
– Берите монет, сколько нужно, – негромко произнес Рокон. – Берите для плотов и лодок, для телег и лошадей. Коли найдутся справные кони под седло – платите не скупясь. Сыпьте серебро в мошну сомнений. Истинный бол Полуденных островов должен утвердиться на троне Срединного дворца!
– Того хочет Безносый! – зычно припечатал грозный воевода.
– Идут, идут, дианадох! – Борон ворвался в пиршественную залу.
Бол Босаад порывисто обернулся. Выглядел он плохо: глаза в красных прожилках, синева под глазами. Тень Безносого пропал, и от жреца теперь не приходило никаких новостей; «добрые» тоже затаились. Правитель весь извелся – неприятель бездействовал, засел на Северном… Бол почти не спал две ночи. И вот наконец долгожданные вести!
– Где? Где, драный клибб тебя задери?
– Восходная бухта! Туда идут! – проревел Борон.
– Подымай войско. Хватит уже бражничать под моими окнами и жрать мой хлеб. Доспех! – рявкнул Босаад слугам в открытые двери.
Кровь забурлила по жилам, правитель расправил плечи. К Восходной бухте, слава Безносому! Так он и думал! Берег в бухте широкий, спуск удобный, вот Коскахас и задумал бегать корабликами именно там: от Северного до бухты, высаживать горцев. Босаад треснул кулаком по столу. А вот он встанет поверху, да и начнет лить свинцовый дождь, как только горцы стронутся, пойдут по склону.
Скорым шагом болары запылили по дороге, перекидываясь шуточками. Идти было совсем недалеко. Бол Босаад в приметном пластинчатом доспехе ехал впереди на превосходном жеребце. За ним покачивались на мохноногих лошадках гвардейцы. Настроение у ближников веселое: пращники вдосталь накормят горцев свинцом, а они ужо помашут с седел мечами!
Вдали показались паруса. Бол Босаад застыл на утесе, вглядываясь в морскую даль. Борон срывал голос, расставлял боларов двумя большими отрядами: одних на утесе, других чуть подальше, на всхолмье. Конных ставил посередке, дабы врубиться с разгона в расстроенные горские ряды.
У Босаада мелькнула тревожная мысль. Никак за эти два дня боларов в его войске стало меньше?.. Сбежали по домам? Но это ничего, ничего. Уж после боя ему притащат за шкирку всех бездельников! А за измену он возьмет с них ответ!
Пять кораблей приближались. Уж больно ходко идут. Глаза слезились на ветру, бол Босаад прищурился… Не может быть! Корабли прошли вдоль берега, заложили дугу, показали пустые брюха и развернулись кормой к островам, правя к Большой земле! Проклятье!..
– Борон! Разворачивай! Гоним к Дальнему! – заорал Босаад, но глава гвардейцев уже и сам все понял.
Он дал затрещину десятнику, разогнал остальных… Войско неспешно разворачивалось. Медленно, медленно! Как же медленно! Бол рыкнул, и конный отряд вырвался вперед. Позади выползали на тракт раздосадованные болары. Теперь уж никто не напевал веселые песенки.
Стоило показаться Срединному дворцу и полю перед ним, как Босаад осадил коня. Проклятье! Щенок Бареан вместе с Коскахасом провели его, как мальчишку! На противоположном краю выстраивалось вражеское войско. С Дальнего мыса они бы не смогли прибыть так быстро! Неприятель высадился на Срединный вчера… или и того раньше. Выставленные сторожа не упредили, а это значит… Босаад вгляделся и сжал кулаки. И вправду: среди вражеского построения угадывались простенькие боларские кожаные доспехи. Навахусы! Предатели!
Вдруг порядки вражеского войска пришли в движение. Вперед выбрался внушительный отряд горцев в начищенных тяжелых бронзовых доспехах, с ростовыми щитами. Печатая шаг, они прошли половину поля и застыли. Перед строем щитов показалась маленькая фигурка на неказистой лошадке, одетая в простенькую одежу, и застыла.
«Щенок Бареан! Теперь уж не уйдет!»
– Бей! – рыкнул Босаад. – Боларус!
Болары встали вдоль кромки поля, закрутили пращами… Однако вместо смертоносного ливня на неприятеля просыпалась лишь жалкая кучка снарядов. Босаад не верил своим глазам: болары поплелись к ближнему селу, оставив войско. Кое-кто и вовсе через все поле отправился к неприятелю!
Босаад захрипел, ударил кулаком в грудь. Ну уж нет! Слишком далеко выбрался из строя проклятый сосунок! И воевода Копеан проглядел: подставились чужаки!
– Конные! Бьем! – указав на сверкающие доспехи, заорал Босаад и толкнул пятками коня. – Бьем, бьем!
Кони взяли разбег, дрогнула земля. Воины отвели руки для броска дротиков. Сбить первых, со щитами, а там уже ворваться… Босаад хищно осклабился. Это вам не в горах воевать…
Внезапно несколько воинов на полном скаку рухнули с седел. Свинцовые снаряды простучали по спинам, гневно заржали кони – пращники ударили сзади! Проклятые навахусы! Все, все ответят – только бы добраться до щенка… осталось совсем немного – уже виднелись черные испуганные глаза горцев над кромками щитов! Вдруг враги разошлись. Показались воины с приметными самострелами. Залп! Короткие стрелки хищно прожужжали железными оводами, сбивая воинов с седел. Некоторые рухнули наземь вместе с лошадьми.
Проклятье! Но ничего, времени на перезарядку больше нет… Босаад прижался к шее коня, стиснул меч покрепче. Однако в руках стрелков вдруг появились новые взведенные самострелы. Залп! Залп!
Вокруг валились всадники и ржали кони.
– Уходим! Уходим! – прорычал Борон. Глава гвардейцев появился из ниоткуда, ухватил повод, уводя бола из-под обстрела.
Десяток верных ближников, самых преданных, рвался к дворцу. Этим есть что терять… Босаада мутило от бешенства, в висках гулко стучала кровь. Боларское войско таяло на глазах. Ничего. Сражение проиграно… но Империя вновь поддержит его, преданного союзника, – он им нужен… Мало ли он уступил? Отказался от кораблей, от пошлин…
Беглецы ввалились во двор, и вооруженные слуги тотчас заперли ворота, накинули запорный брус.
«Добраться до ухоронки, забрать каменья – и в Атриан. Там Сивен, он поможет. Вернусь с имперской армией – и повешу каждого десятого… Во славу Безносого и бола Босаада!.. Милостивого и беспощадного!»
Босаад ворвался в тронный зал и бросился к подножию. Откинул ступеньку, под которой пряталась ухоронка. Позади уже слышались звон мечей и яростные крики боя. Быстро они! Почему, как? Босаад подхватил тяжелый ларец и оглянулся.
Проклятье! В дверном проеме уже сражались. Внезапно верных гвардейцев подбросило и разбросало, словно из прохода вырвался бык. В зал выметнулись два огромных воина. Босаад невольно помянул Безносого – настолько те были смертоносны. Великан в доспехе и шлеме пнул поднимающегося гвардейца – и того подняло над полом. Гигант, хохоча, бросился в драку. Борон, лучший мечник островов, качнулся вправо, поймал врага на ложном движении, опустил меч на выставленную ногу… Гигант играючи ушел от удара и ткнул Борона в лицо. Тот отшатнулся, и чужак одним ударом свалил болара. Второй воин был страшен: обнаженный до пояса, с двумя уродливыми тесаками в руках, весь покрытый запекшейся кровью. Он пел высоким голосом на незнакомом языке и стелился шагом опытного убийцы. Чернокожий ускорился, врубился в гвардейцев, взмахнул тесаками – и вскоре все было кончено.