Виражи эскалации
Часть 38 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Видом сверху
Всплытие пакистанской лодки нельзя было назвать штатным. В какой-то момент, будто потеряв контроль над процессом, она буквально вывалилась наружу, шатнувшись в заметном крене на правый борт.
– Пузыря дали, – проявит осведомлённость пилот «вертушки», свойственную скорей подплаву.
В мерной раскачке, восстанавливаясь на относительно ровном киле, «Хашмат» сидела в воде с небольшим креном. Из люков рубки, а затем и на корпусе появились фигурки. Несколько человек побежало на нос, суетясь. Один из членов команды, обвязанный бросательным концом, спустился к плоскости горизонтального руля. Размахивая кувалдой, матрос колотил, исправляя какие-то повреждения.
– Не иначе баллер руля заклинило, – предположил штурман, – досталось им от наших «глубинок». Видал – шебуршатся, пытаются на скорую руку ладу дать, точно нас и нет.
– А ты что думал – кулаками грозить станут?
Вертолёт завис в нескольких метрах, почти над лодкой. Штурман, вооружившись фотоаппаратом, щёлкал череду кадров.
– Держим на мушке?
– В смысле? Ты чё, время потерял? Горючки уже на мизере – на дорогу обратно. Сдаём вахту.
Контроль над акваторией, где в центре внимания дрейфовала субмарина, брала сменная четвёрка «Камовых». В семи милях с оста показался сокращающий дистанцию БПК «Николаев». В небе у выработавших топливо американцев произошла пересменка – «Харриеры» на «Харриеры».
Крейсер «Москва»
Сохранялся противоречивый и местами невыносимый контраст: с одной стороны, эйфория – торпедную атаку отбили, провокатора вынудили всплыть; а с другой – тягостное чувство неловкости – всё это торжество вытекало из собственного промаха.
– Как так вышло? – задавался вопросом «по горячему» капитан 2-го ранга Скопин, получая старпомовские оправдания – дескать, субмарина оказалась в «мёртвой зоне» противолодочного поиска вследствие специфических обстоятельств.
В ходовой рубке крейсера ещё дозвучивали голоса, снова и снова «проигрывающие» детали стычки. Контрастов добавляли текущие рабочие переговоры несущих вахту. Кто-то вообще не по делу и как ни в чём не бывало разминал язык.
Всё ещё корпел над журналом вахтенный офицер, усердно заносящий полагающееся в отчёт. Из «его документа» и всплывало[239], что…
«Что помоха[240] тупо пренебрёг ПЛО ближнего сектора, так его раз так, – буркал, пеняя Скопин. Не устраивая открытый разнос только потому, что факт быстрого и обеспеченного взятия лодки, висящей в пассивной позиции, даже в соблюдении всех мер, всё равно оставался в процентных вероятностях, – а если под слоем скачка, при той гидрологии, так и тем более…»
Эти рассуждения не отменяли того, что по «разбору полётов» за все огрехи в любом случае спросят с него – с командира.
И контр-адмирал Паромов сии «ожидания» вполне оправдывал, уже успев между делом задать вытекающий из конъюнктуры вопрос – всё тот же «Как так вышло?».
Прежняя задача для КПУГ отменялась, внимание, естественно на себя оттянула всплывшая иностранная субмарина.
С мостика нормально разглядеть «пакистанку» можно было только через линзы оптики – чёрная горбатая рубкой полоска на морской поверхности.
В пяти кабельтовых от крейсера на левой раковине мателотом резал волны «Проворный». Справа – вынесенный вперёд по краю ордера БПК «Николаев». Его тёмно-серый силуэт выводил дугу на сближение с подлодкой, блокируя какие-либо её действия самым примитивным и прямым образом – удерживая на прицеле 76-миллиметровой артиллерийской установки.
«Петропавловск» различался (в бинокль) по левому борту, слегка оттягиваясь к кормовым углам.
Колоритом звукового оформления в уши вливался хлюп лопастей своих вертолётов, проходящих траверзом, удаляющихся по курсу корабля… и отдалённый свист чужих «палубников».
– Разрешите перейти на пониженный уровень боевой готовности и произвести смену вахт.
– Нашли время, – ворчал командир, качая головой, – повременим, пока не прояснили… а, впрочем, разрешаю. Можете опустить готовность до «двойки».
Конечно, это послабление было скорей условным – мало кто после всего произошедшего особо расслаблялся.
Звучала по трансляции команда о смене вахт по боевой готовности № 2, и всё как положено при этом и происходило: сдача-приём, кто-то (подвахтенные) топочет на выход, кто-то мостится к пультам.
«Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй», – вдруг раздалось из динамика радиостанции, настроенной на международный канал.
– Во гады, на публику работают!
Воспрепятствовать установлению связи «Хашмат» с берегом можно было постараться, но…
А после её «мэйдэй», если и были сомнения, что пилоты «Харриеров» не опознали во всплывшей подлодке «пакистанский флаг», то теперь информация, безусловно, ушла в американские сети. А уж там, в Вашингтоне, её обязательно включат в свои ресурсы международного давления.
Инцидент оставался и в пристальном внимании Москвы… на прямой линии, насколько это было возможно по ЗАС-связи (закрытой, телеграфной, буквопечатающей). Из Генерального штаба продолжали поступать озабоченные запросы, уточнения, следовали корректирующие предписания.
Должно быть, в директивы высших штабных структур влезла дипломатия МИДа, куда, по всей видимости, пришли очередные протестные ноты от правительства Исламской республики (возможно, выложенные и в ООН), теперь «о факте возмутительной и беспричинной бомбардировки пакистанской субмарины». Быстро среагировали.
– Поди докажи те торпеды: и чьи они, и были ли – канули в небытие глубин. А пакистанцы «синяки» предъявить смогут, – именно так экспонировался предмет беспокойства, озвученный более простым языком.
– Что вообще на текущий момент и в непосредственной обстановке делать с ней, с этой клятой лодкой? – задавался непраздным вопросом Скопин.
– Выпроводить за стокилометровую зону под сопровождением БПК, – предлагал штурман, и сам же сразу же находил контрдоводы: – И ничто ей не помешает опять вернуться, подкравшись на дистанцию пуска торпед.
– Они семафорили, что это не они, – напомнил вахтенный, – в смысле не они пустили торпеды.
– Ага, – криво скалился кто-то, – брешут!
Кто-то на мостике по этому поводу ещё и добавил, не очень цензурно.
Капитан 2-го ранга Скопин слушал вполуха.
Возвращаясь к началу: отмеряя время и продолжительность атаки, подводный пробег торпед от первого места локации до места локализации, он явственно видел, что остались какие-то неразрешённые, непроставленные точки над «i». Что-то снова всплывало на память о скоростях и дистанциях, на которых строился торпедный удар.
И это не давало кавторангу покоя: «Допросить бы этих пакостных пакистанцев, да, поди, попробуй».
SSN-695 «Бирмингем»
Применённая экипажем череда курсовых уклонений, возможно, оказалась излишней перестраховкой. Взрывы глубинных бомб русских создавали достаточно сильные звуковые колебания, после каждой детонации экраны гидролокаторов забивало почти на минуту. В подобных условиях засечь «Бирмингем» можно было только акустической станцией, опускаемой с вертолёта, причем опускаемой в непосредственной близости.
Шумовые всплески извне наконец погасли, шипя. Шипя отголосками и переотражениями, на больших дистанциях звуки взрывов теряли высокий тон, увеличиваясь в длительности волны.
Советские вертолеты, по всей видимости, ещё сбрасывали разнорежимные буи или работали другими активно-пассивными средствами, так как датчики субмарины продолжали принимать импульсы эхо-посылок, уже достаточно ослабленных, чтобы беспокоиться по их поводу. На каком-то этапе гидропост вроде бы как зафиксировал второй всплеск активности противолодочного поиска, но «Бирмингем» успела благополучно отбежать на десяток лишних миль от эпицентра опасности.
– Шкип, мы в сильном подводном течении. Полагаю снос дрейфом на «вест» в три узла, если приплюсовать к нашему ходу…
– Течение нам на руку, будет искажать прохождение сигналов эхолокаторов противника.
Маневрирование лодки на экспансивно-скрытном отходе тянулось чуть более получаса, за время которого кэптен Роберт Фрик не по разу наведывался в гидропост. Усаживаясь в кресле – в наушниках или прося вывести принимаемые шумы на громкие динамики, он, что бы там ни говорил старшему помощнику о «всего лишь провокации», все же рассчитывал на боевую результативность атаки. Душа военного требовала.
Акустик сравнительно чётко слышал все советские вымпелы:
– На пеленге сто сорок гребные винты крейсера-вертолётоносца. На умеренных оборотах. Что соответствует ходу примерно восемь-двенадцать узлов, – и поручился, по-своему расценив гримасу на лице старшего: – Я знаком с почерком этих кораблей флота «красных», сэр.
Кэптена трогало другое:
– Отбились, значит. От двух торпед и ребёнок отбился бы, – он точно оправдывался.
Уорент-офицер деликатно дождался паузы и возобновил доклад:
– Сравнительно близко крейсер сопровождает фрегат типа «Kashin». Всё так же в месте дислокации остаются два корабля, один из… один сейчас точно могу классифицировать как крейсер «Kara»-class.
– Что, в общем-то, согласуется с данными разведки. А лодку слышите?
– Честно говоря, нет, сэр. Она скорее в дрейфе. Хотя в логике ситуации у них должны работать дизель-генераторы для подзарядки батарей… Я бы уловил.
SSN-695 продолжала выдерживать курс на отход, всё ещё отдаляясь, но теперь уже не диаметрально от противника, а чуть забирая по дуге на вест, доворачивая к югу.
Для прослушивания враждебных вод сейчас годились низкочастотные шумопеленгаторы бокового обзора. Относительно прямолинейное маневрирование позволило размотать буксируемую проволочную антенну, в свою очередь, приняв наконец сигнал из штаба на канале сверхнизкой частоты.
Как обычно проходимость СНЧ имела слабую информационную составляющую. Шифровка включала в себя, по сути, всего два пункта.
– Сэр, нам приказано всплыть для…
Командир поднял ладонь, призывая дежурного связиста помолчать. Прочитав декодированную «выжимку», он едва дёрнул губами в улыбке, доверительно по-советовав-приказав мастер-чифу:
– Сынок, забудь пока об этом.
Но со старшим помощником переговорил уже более предметно.
– Нам так и так надлежит сообщить о проведённой акции, – апеллировал старпом.
– Всплыв сейчас, вдруг, будучи обнаруженными, мы можем свести на «нет» все усилия. Если не того хуже. Как скоро русские поймут, что что-то не так?
– Если вообще поймут, – усомнился помощник, – но это именно тот случай, когда отчёт «вышестоящим» послать следует в обязательном порядке.
– Я склонен придерживаться пункта «оставаться в задаче». И подержать паузу, – свою кажущуюся мягкость кэптен Фрик припечатал сердитым: – Сидим под водой.
«Телодвижения» подводного атомохода SSN-695 всё так же сводились к минимуму: на три-пять морских узлов вращающийся винт, теснение-вытеснение своим стальным корпусом-тушкой среды-воды, едва слышимая фильтрация вдоль обводов и выступов.
Команда даже заскучала, после недавних боевых решений. У некоторых снова просыпался азарт «охотника в засаде». В эту копилку удобно укладывалось отсутствие негативных последствий, отсюда – безнаказанность и чувство превосходства… Одно вытекало из другого. Во всяком случае, пауза в импровизациях кэптена длилась недолго:
Всплытие пакистанской лодки нельзя было назвать штатным. В какой-то момент, будто потеряв контроль над процессом, она буквально вывалилась наружу, шатнувшись в заметном крене на правый борт.
– Пузыря дали, – проявит осведомлённость пилот «вертушки», свойственную скорей подплаву.
В мерной раскачке, восстанавливаясь на относительно ровном киле, «Хашмат» сидела в воде с небольшим креном. Из люков рубки, а затем и на корпусе появились фигурки. Несколько человек побежало на нос, суетясь. Один из членов команды, обвязанный бросательным концом, спустился к плоскости горизонтального руля. Размахивая кувалдой, матрос колотил, исправляя какие-то повреждения.
– Не иначе баллер руля заклинило, – предположил штурман, – досталось им от наших «глубинок». Видал – шебуршатся, пытаются на скорую руку ладу дать, точно нас и нет.
– А ты что думал – кулаками грозить станут?
Вертолёт завис в нескольких метрах, почти над лодкой. Штурман, вооружившись фотоаппаратом, щёлкал череду кадров.
– Держим на мушке?
– В смысле? Ты чё, время потерял? Горючки уже на мизере – на дорогу обратно. Сдаём вахту.
Контроль над акваторией, где в центре внимания дрейфовала субмарина, брала сменная четвёрка «Камовых». В семи милях с оста показался сокращающий дистанцию БПК «Николаев». В небе у выработавших топливо американцев произошла пересменка – «Харриеры» на «Харриеры».
Крейсер «Москва»
Сохранялся противоречивый и местами невыносимый контраст: с одной стороны, эйфория – торпедную атаку отбили, провокатора вынудили всплыть; а с другой – тягостное чувство неловкости – всё это торжество вытекало из собственного промаха.
– Как так вышло? – задавался вопросом «по горячему» капитан 2-го ранга Скопин, получая старпомовские оправдания – дескать, субмарина оказалась в «мёртвой зоне» противолодочного поиска вследствие специфических обстоятельств.
В ходовой рубке крейсера ещё дозвучивали голоса, снова и снова «проигрывающие» детали стычки. Контрастов добавляли текущие рабочие переговоры несущих вахту. Кто-то вообще не по делу и как ни в чём не бывало разминал язык.
Всё ещё корпел над журналом вахтенный офицер, усердно заносящий полагающееся в отчёт. Из «его документа» и всплывало[239], что…
«Что помоха[240] тупо пренебрёг ПЛО ближнего сектора, так его раз так, – буркал, пеняя Скопин. Не устраивая открытый разнос только потому, что факт быстрого и обеспеченного взятия лодки, висящей в пассивной позиции, даже в соблюдении всех мер, всё равно оставался в процентных вероятностях, – а если под слоем скачка, при той гидрологии, так и тем более…»
Эти рассуждения не отменяли того, что по «разбору полётов» за все огрехи в любом случае спросят с него – с командира.
И контр-адмирал Паромов сии «ожидания» вполне оправдывал, уже успев между делом задать вытекающий из конъюнктуры вопрос – всё тот же «Как так вышло?».
Прежняя задача для КПУГ отменялась, внимание, естественно на себя оттянула всплывшая иностранная субмарина.
С мостика нормально разглядеть «пакистанку» можно было только через линзы оптики – чёрная горбатая рубкой полоска на морской поверхности.
В пяти кабельтовых от крейсера на левой раковине мателотом резал волны «Проворный». Справа – вынесенный вперёд по краю ордера БПК «Николаев». Его тёмно-серый силуэт выводил дугу на сближение с подлодкой, блокируя какие-либо её действия самым примитивным и прямым образом – удерживая на прицеле 76-миллиметровой артиллерийской установки.
«Петропавловск» различался (в бинокль) по левому борту, слегка оттягиваясь к кормовым углам.
Колоритом звукового оформления в уши вливался хлюп лопастей своих вертолётов, проходящих траверзом, удаляющихся по курсу корабля… и отдалённый свист чужих «палубников».
– Разрешите перейти на пониженный уровень боевой готовности и произвести смену вахт.
– Нашли время, – ворчал командир, качая головой, – повременим, пока не прояснили… а, впрочем, разрешаю. Можете опустить готовность до «двойки».
Конечно, это послабление было скорей условным – мало кто после всего произошедшего особо расслаблялся.
Звучала по трансляции команда о смене вахт по боевой готовности № 2, и всё как положено при этом и происходило: сдача-приём, кто-то (подвахтенные) топочет на выход, кто-то мостится к пультам.
«Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй», – вдруг раздалось из динамика радиостанции, настроенной на международный канал.
– Во гады, на публику работают!
Воспрепятствовать установлению связи «Хашмат» с берегом можно было постараться, но…
А после её «мэйдэй», если и были сомнения, что пилоты «Харриеров» не опознали во всплывшей подлодке «пакистанский флаг», то теперь информация, безусловно, ушла в американские сети. А уж там, в Вашингтоне, её обязательно включат в свои ресурсы международного давления.
Инцидент оставался и в пристальном внимании Москвы… на прямой линии, насколько это было возможно по ЗАС-связи (закрытой, телеграфной, буквопечатающей). Из Генерального штаба продолжали поступать озабоченные запросы, уточнения, следовали корректирующие предписания.
Должно быть, в директивы высших штабных структур влезла дипломатия МИДа, куда, по всей видимости, пришли очередные протестные ноты от правительства Исламской республики (возможно, выложенные и в ООН), теперь «о факте возмутительной и беспричинной бомбардировки пакистанской субмарины». Быстро среагировали.
– Поди докажи те торпеды: и чьи они, и были ли – канули в небытие глубин. А пакистанцы «синяки» предъявить смогут, – именно так экспонировался предмет беспокойства, озвученный более простым языком.
– Что вообще на текущий момент и в непосредственной обстановке делать с ней, с этой клятой лодкой? – задавался непраздным вопросом Скопин.
– Выпроводить за стокилометровую зону под сопровождением БПК, – предлагал штурман, и сам же сразу же находил контрдоводы: – И ничто ей не помешает опять вернуться, подкравшись на дистанцию пуска торпед.
– Они семафорили, что это не они, – напомнил вахтенный, – в смысле не они пустили торпеды.
– Ага, – криво скалился кто-то, – брешут!
Кто-то на мостике по этому поводу ещё и добавил, не очень цензурно.
Капитан 2-го ранга Скопин слушал вполуха.
Возвращаясь к началу: отмеряя время и продолжительность атаки, подводный пробег торпед от первого места локации до места локализации, он явственно видел, что остались какие-то неразрешённые, непроставленные точки над «i». Что-то снова всплывало на память о скоростях и дистанциях, на которых строился торпедный удар.
И это не давало кавторангу покоя: «Допросить бы этих пакостных пакистанцев, да, поди, попробуй».
SSN-695 «Бирмингем»
Применённая экипажем череда курсовых уклонений, возможно, оказалась излишней перестраховкой. Взрывы глубинных бомб русских создавали достаточно сильные звуковые колебания, после каждой детонации экраны гидролокаторов забивало почти на минуту. В подобных условиях засечь «Бирмингем» можно было только акустической станцией, опускаемой с вертолёта, причем опускаемой в непосредственной близости.
Шумовые всплески извне наконец погасли, шипя. Шипя отголосками и переотражениями, на больших дистанциях звуки взрывов теряли высокий тон, увеличиваясь в длительности волны.
Советские вертолеты, по всей видимости, ещё сбрасывали разнорежимные буи или работали другими активно-пассивными средствами, так как датчики субмарины продолжали принимать импульсы эхо-посылок, уже достаточно ослабленных, чтобы беспокоиться по их поводу. На каком-то этапе гидропост вроде бы как зафиксировал второй всплеск активности противолодочного поиска, но «Бирмингем» успела благополучно отбежать на десяток лишних миль от эпицентра опасности.
– Шкип, мы в сильном подводном течении. Полагаю снос дрейфом на «вест» в три узла, если приплюсовать к нашему ходу…
– Течение нам на руку, будет искажать прохождение сигналов эхолокаторов противника.
Маневрирование лодки на экспансивно-скрытном отходе тянулось чуть более получаса, за время которого кэптен Роберт Фрик не по разу наведывался в гидропост. Усаживаясь в кресле – в наушниках или прося вывести принимаемые шумы на громкие динамики, он, что бы там ни говорил старшему помощнику о «всего лишь провокации», все же рассчитывал на боевую результативность атаки. Душа военного требовала.
Акустик сравнительно чётко слышал все советские вымпелы:
– На пеленге сто сорок гребные винты крейсера-вертолётоносца. На умеренных оборотах. Что соответствует ходу примерно восемь-двенадцать узлов, – и поручился, по-своему расценив гримасу на лице старшего: – Я знаком с почерком этих кораблей флота «красных», сэр.
Кэптена трогало другое:
– Отбились, значит. От двух торпед и ребёнок отбился бы, – он точно оправдывался.
Уорент-офицер деликатно дождался паузы и возобновил доклад:
– Сравнительно близко крейсер сопровождает фрегат типа «Kashin». Всё так же в месте дислокации остаются два корабля, один из… один сейчас точно могу классифицировать как крейсер «Kara»-class.
– Что, в общем-то, согласуется с данными разведки. А лодку слышите?
– Честно говоря, нет, сэр. Она скорее в дрейфе. Хотя в логике ситуации у них должны работать дизель-генераторы для подзарядки батарей… Я бы уловил.
SSN-695 продолжала выдерживать курс на отход, всё ещё отдаляясь, но теперь уже не диаметрально от противника, а чуть забирая по дуге на вест, доворачивая к югу.
Для прослушивания враждебных вод сейчас годились низкочастотные шумопеленгаторы бокового обзора. Относительно прямолинейное маневрирование позволило размотать буксируемую проволочную антенну, в свою очередь, приняв наконец сигнал из штаба на канале сверхнизкой частоты.
Как обычно проходимость СНЧ имела слабую информационную составляющую. Шифровка включала в себя, по сути, всего два пункта.
– Сэр, нам приказано всплыть для…
Командир поднял ладонь, призывая дежурного связиста помолчать. Прочитав декодированную «выжимку», он едва дёрнул губами в улыбке, доверительно по-советовав-приказав мастер-чифу:
– Сынок, забудь пока об этом.
Но со старшим помощником переговорил уже более предметно.
– Нам так и так надлежит сообщить о проведённой акции, – апеллировал старпом.
– Всплыв сейчас, вдруг, будучи обнаруженными, мы можем свести на «нет» все усилия. Если не того хуже. Как скоро русские поймут, что что-то не так?
– Если вообще поймут, – усомнился помощник, – но это именно тот случай, когда отчёт «вышестоящим» послать следует в обязательном порядке.
– Я склонен придерживаться пункта «оставаться в задаче». И подержать паузу, – свою кажущуюся мягкость кэптен Фрик припечатал сердитым: – Сидим под водой.
«Телодвижения» подводного атомохода SSN-695 всё так же сводились к минимуму: на три-пять морских узлов вращающийся винт, теснение-вытеснение своим стальным корпусом-тушкой среды-воды, едва слышимая фильтрация вдоль обводов и выступов.
Команда даже заскучала, после недавних боевых решений. У некоторых снова просыпался азарт «охотника в засаде». В эту копилку удобно укладывалось отсутствие негативных последствий, отсюда – безнаказанность и чувство превосходства… Одно вытекало из другого. Во всяком случае, пауза в импровизациях кэптена длилась недолго: