Виражи эскалации
Часть 35 из 76 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сомнений, что лодку локализуют – никаких!
Как раз поступили новые доклады от вертолётчиков, завязывая положенный обмен данными и ЦУ между командным пунктом и боевыми группами.
Прислушался – голоса в рубке выражали общую для всех мысль: «обнаружить, поймать»… и наверняка каждый, додумавши, дополнял – «поймать суку и уничтожить».
Улетевшие экипажи были более чем замотивированы недавней авральной встряской, когда верещали «колокола громкого боя», когда корабль мотало на галсах. Сидя в кабинах на предстарте, они однозначно видели, как всего в паре кабельтовых по раковине, отбивая атаку, шлёпались мины.
«Короче, – щерился Геннадьич, стресс уходил, его место занимала неожиданная колючая ирония (с приставкой «сбмо»), – народ воспылал праведным гневом и азартом охотников».
Вертолёты принято сравнивать со стрекозами, из-за ячеистого остекления и вынесенной хвостовой балки. Соосные «Камовы» с этим образом ассоциировались мало. Сейчас же, рассеиваясь в поисковом барраже, скорей напоминали роящихся над водой суетных и злых шмелей.
Впрочем, такое насыщение противоточного патруля оказалось избыточным. Не было нужды и в выставлении особых дополнительных перехватывающих барьеров из гидроакустических буёв. Всё тот же борт под номером «44», экипаж которого «взял» шумы торпед, даром время не терял, относительно легко вычислив направление на субмарину. Хотя и столкнувшись с обычными в таких случаях трудностями. Гидрология в районе поиска оказалась далеко небезукоризненной, естественные помехи, посторонние и наводящие шумы от поверхности моря создавали эффект ложных обнаружений. Сброшенные РГБ, работающие в пассивно-активном режиме, поначалу дали лишь ориентировочный пеленг и неясный «контакт». Эхосигнал, принимаемый оператором Ка-25ПЛ, то нарастал почти до удовлетворительных значений, то внезапно пропадал.
Субмарина маневрировала.
Там, под водой, всячески пытались избежать обнаружения, варьируя ходом, зависая на рулях на балласте без движения. А заслышав активные посылки импульсов, предприняли самый избитый в подобных случаях ход – нырнули на бо́льшую глубину под слой скачка. Что не стало откровением, боевой расчёт ПЛО увязался следом. Не в прямом, разумеется, смысле – в воду ушло «тело» опускаемой акустической станции.
Гидрология моря подкинула «сюрприз», слой термоклина «просел» – ось подводного звукового канала залегала в полосе ста – ста пятидесяти метров. Пилоту пришлось снизиться на предельно малую высоту (не хватало длины кабель-троса).
Подняв тучи мелкодисперсной водяной пыли, вертолёт завис, не дотягивая шасси до пенных гребней всего ничего.
Однако мера возымела.
– Взяли, – коротко донёс в эфире оператор, выдавая пеленг, дистанцию и элементы движения субмарины. Прислушиваясь к издаваемым шумам винтов, оптимизируя режимы ГАС для замера параметров, он напряжённо пытался опознать и классифицировать обнаруженную подводную цель.
На самом деле всё происходило в должной динамике в минимально сжатые временные интервалы: маневрировали, смещались корабли, вертолёты обложили вскрытое местоположение субмарины. Всё это время шёл плотный радиообмен по спецсвязи с флагманом, донося обстановку дела в режиме реального времени. Информация непременно уходила в штаб флота.
В ответ, правда, поступали какие-то невнятные распоряжения.
Торпедная атака из-под воды говорила сама за себя – акт агрессии. Скопин не знал, что обо всём этом думает контр-адмирал Паромов, но подозревал, что сомнения исходят от высших инстанций, суть которых: не заблудшая ли это индийская (допустившая непреднамеренные действия) или вдруг своя – советская – лодка?!
Станция звукоподводной связи крейсера в связи с этим на всякий случай отсылала кодовые запросы. Безответные.
Пока то да сё, с вертолёта как минимум уже дали первую отправную точку в идентификации:
– База, борт «четыре-четыре». Не слышим работу реактора. Классифицируем обнаруженную подводную лодку как дизельную.
Акустик-оператор заверял, что шумовой «портрет» выявленной субмарины однозначно не соответствует советским «дизелюхам», как и другим, известным ему, стоящим на вооружении индийских ВМС.
– Пакистанцы это, – его голос обрёл вызывающую уверенность, – бомбим?
Вокруг уже роились вертолёты с ударным подвесом.
Всю «кровожадность» зарубили из Москвы – там категорически запретили бить на поражение, обосновывая тем, что Советский Союз с Пакистаном не находится в состоянии войны, и ни в коем случае нельзя доводить дело до конфронтации. Единственное, что разрешили – «поднять» с глубины чужака, то бишь принудить к всплытию. До выяснения.
Учитывая, что «ещё вчера» советские спецподразделения, включая ВВС, подвергли удару регулярные части пакистанской армии, а нынешнее выдвижение 8-й ОпЭск обставлялось как «угрожающее», это распоряжение Москвы выглядело странной попыткой соблюсти некие международные приличия. Создавалось впечатление, что факт немотивированной, а по сути пиратской торпедной атаки будто бы решено было придержать «до востребования».
– Из кабинетов за сотню миль всё выглядит прозаичней, нежели с мостика корабля, – самое мягкое, что по этому поводу сказал контр-адмирал Паромов.
Тем не менее, доводя приказ, он недвусмысленно дал понять, что вытащить чужую подлодку на поверхность надо в любом случае и любыми средствами.
Ограничиться одними сбрасываемыми в воду сигнальными гранатами и не получилось (три маломощных взрыва по международному коду – требование всплыть).
Только после серии ПЛАБ-МК[228], имеющих больший вес аргумента, там, на глубине 210 метров признали безвыходность положения: их обложили плотно и просто так не отпустят.
– Похоже, лодка продувает балласт, – оповестит в эфир акустик.
Спустя несколько минут с вертолётов будут наблюдать, как из бурлящей пеной воды появится чёрная рубка.
– Пакистанцы, – в этот раз уверенность оператора будет иметь оттенок удовлетворения.
Ближняя ретроспектива
В 1965 и 1971 годах, когда взаимное неприятие Индии и Пакистана переходило к жёсткой форме конкуренции – к войне, обе страны получили в том числе и разнообразный (и положительный, и негативный) опыт военных действий на море, с которым теперь не могли не считаться.
Высшее военное руководство Исламской республики к факту совместных индийско-советских морских учений отнеслось с должным предубеждением, должным образом в своём разумении отреагировав.
В Карачи, где был организован оперативный штаб ВМС, рассмотрев любые тактические варианты, предприняли по большому счёту единственное, что можно было сделать в непропорциональности наличных сил, равно как, стараясь не демонстрировать излишней активности флота и морской авиации. А именно, заранее выдвинули в операционную зону две свои лучшие субмарины (дизель-электрические, торпедные, типа «Агоста»), соблюдя все необходимые меры дезинформации намерений.
Остальной подплав оставался в базах, на открытых стоянках, создавая массовку прежней постоянной дислокации… для дезориентировки разведки противной стороны, включая орбитальные ресурсы СССР.
Субмарины покинули базу в соответствии с исходным графиком, при этом в планах допускалось, что одна, «Hashmat» могла «засветиться», отвлекая на себя внимание, тогда как другая, «Hurmat», обязана была сохранить полную тактическую скрытность.
Полностью, так, как задумывалось, не получилось. Точнее получилось, но совсем не так. Однако результат был. В ходе развёртывания роли поменялись, и выйти в район маневрирования индийских ВМС, будучи так и необнаруженной, смогла S-135 «Hashmat».
Кто бы и что бы там себе ни думал, в Дели узнали о выходе пакистанских подлодок практически сразу, от агентуры, предприняв силами авиации и ВМФ разведывательное линейное патрулирование вдоль сопредельных тервод и своего побережья.
На следующие дни экипажи противолодочных «Си Кингов»[229] и «Ализе́» с «Викранта» неоднократно сообщали о контактах, о якобы виденных перископах, работали гидроакустическими буями. Одна машина, оказавшись слишком близко к границе территориальных вод Пакистана, едва не была сбита самолётом-перехватчиком.
Небо пока ещё было мирным.
Радиограмма, принятая из радиоцентра в Карачи по ситуации вокруг Бадабера и последующем нагнетании обстановки в Кашмире, сразу же изменила приоритеты. Командиры кораблей вскрывали свои секретные пакеты, субмарины переходили на боевое расписание. При этом не заинтересованный в эскалации Исламабад ещё надеялся свести конфликт к локальному приграничному инциденту, поэтому, касательно непосредственно подводных лодок – им разрешалось вести только «ограниченные» действия, ставя в задачу разведку и наблюдение за кораблями противника, в том числе и за русскими. Предусматривался выход на удобные для атаки позиции, с оговоркой на начало активных действий только по получению соответствующего сигнала.
Те пакистанские надводные корабли, что следили за манёврами индийцев и русских, были предусмотрительно отведены под прикрытие «берега».
Вынужденно, из-за неполадок в механизмах, вернулась в базу «Hurmat», в то время как другие ПЛ спешно готовились к выходу.
В Дели намеревались вложиться в конфликт более радикально – не воспринимая пакистанский флот как что-то значимое и равное своему. Там боевые действия на море предполагали как обязательный шаг. Чего действительно опасались, так это диверсионных сил подплава противника… к недоброй памяти удачливой «Hangor» – пакистанской подлодки, утопившей в 1971 году индийский фрегат «Khukri». Поэтому, не дожидаясь «когда начнётся», индийский штаб организовал интенсивную противолодочную операцию.
«Хашмат» неоднократно попадала под «лучи» гидролокаторов, акустики слышали какие-то невыразительные шумы, с эсминца «Раджпут» даже «честно» увидели перископ (возможно, что и по факту, когда командир лодки рискнул поднять антенны для приёма информации от командования).
Тем не менее все «контакты» и «псевдоконтакты» оказались утеряны и при всех стараниях не возобновлялись. В итоге индийцы «ловили» субмарину не там.
Причина?..
Была допущена «классическая» ошибка, присущая многим флотам мира, когда противолодочный поиск как кораблями, так и особенно воздушными средствами осуществлялся упредительно на максимальных дальностях. Как правило, небезрезультатно. Однако, если «объекту» удавалось «проскочить» в ближнюю зону, в сотне метров, буквально «под килем», его уже не «слышали».
Тем более что гидрологические условия акватории Аравийского моря были далеки от идеальных, а подводное судно в определённых обстоятельствах имеет неоспоримые преимущества перед надводными оппонентами в характеристиках акустических средств.
Полностью разыграв эти свои преимущества, экипаж «Хамшат» между тем столкнулся с другими трудностями – сказывался длительный переход и активное маневрирование в подводном положении с невозможностью всплыть. На центральный пост докладывали о падении плотности в аккумуляторных батареях. Требовалась подзарядка. В том числе пришлось пропустить последние сеансы связи с командованием.
Чтобы встать под РДП[230] – «подышать», или поднять штырь антенны и речи быть не могло – лодка находилась практически в центре ордера индийской эскадры.
Неожиданно все слышимые «на контакте» акустиками субмарины индийские корабли снялись, резво уходя на «норд».
Командир S-135 должен был учитывать самые неприятные следствия такой передислокации, допуская, что оперативная обстановка в Кашмире обострилась, конфликт набирал обороты, индийский флот разворачивался для нанесения удара по военным базам Пакистана (что так и было на самом деле).
Угнаться за кораблями противника не представлялось возможным по объективным причинам. В то же время необходимость в получении внешней информации вставала особенно остро.
Их «по всем ощущениям» уже не искали – прекратилась работа активных гидрофонов, винты вражеских кораблей высокими оборотами удалялись, угасая амплитудами на экранах сканирующей аппаратуры. Тем не менее опасность, исходящая от противолодочной авиации, сохранялась, и надо было выждать какое-то время…
Столь же неожиданно акустический пост доложил о шумах винтов по пеленгу южных румбов, через минуты выдавая уточняющие данные:
– Группа надводных кораблей! Не менее трёх единиц. Идентифицируя:
– Это, похоже, русские.
Советские корабли следовали очевидным курсом, на хороших ходах, приближаясь.
Подвывая по отсекам сигналом боевой тревоги, «Хашмат» на малых оборотах ворочала нос, меняя глубину. Находясь в стеснённом положении, пакистанская подводная лодка невольно выходила на идеальную тактическую позицию – русские будто сами шли в руки.
– И будь они у нас развязаны… – командир многозначительно взглянул на подчинённых. На центральном посту: старший помощник, склонившийся над своим столом штурман, другие офицеры и матросы понимающе улыбались – будь сейчас война, у них бы имелись все шансы записать на свой счёт эсминец или фрегат, или…
– Один из кораблей, по всей вероятности, вертолётоносец, – доводил подробности акустик. Немного отрезвляя – вертолётоносец ПЛО, располагающий полным набором и средствами для борьбы с подводными лодками, это уже серьёзно.
Однако они так умело отыграли против индийцев. И снова улыбались, широко и белозубо – смуглые, черноволосые – полный набор многонационального южноазиатского этноса. Желание потягаться с русскими было единодушным. Решение огневой задачи напрашивалось само́!
Разумеется, «условной огневой задачи».
Как раз поступили новые доклады от вертолётчиков, завязывая положенный обмен данными и ЦУ между командным пунктом и боевыми группами.
Прислушался – голоса в рубке выражали общую для всех мысль: «обнаружить, поймать»… и наверняка каждый, додумавши, дополнял – «поймать суку и уничтожить».
Улетевшие экипажи были более чем замотивированы недавней авральной встряской, когда верещали «колокола громкого боя», когда корабль мотало на галсах. Сидя в кабинах на предстарте, они однозначно видели, как всего в паре кабельтовых по раковине, отбивая атаку, шлёпались мины.
«Короче, – щерился Геннадьич, стресс уходил, его место занимала неожиданная колючая ирония (с приставкой «сбмо»), – народ воспылал праведным гневом и азартом охотников».
Вертолёты принято сравнивать со стрекозами, из-за ячеистого остекления и вынесенной хвостовой балки. Соосные «Камовы» с этим образом ассоциировались мало. Сейчас же, рассеиваясь в поисковом барраже, скорей напоминали роящихся над водой суетных и злых шмелей.
Впрочем, такое насыщение противоточного патруля оказалось избыточным. Не было нужды и в выставлении особых дополнительных перехватывающих барьеров из гидроакустических буёв. Всё тот же борт под номером «44», экипаж которого «взял» шумы торпед, даром время не терял, относительно легко вычислив направление на субмарину. Хотя и столкнувшись с обычными в таких случаях трудностями. Гидрология в районе поиска оказалась далеко небезукоризненной, естественные помехи, посторонние и наводящие шумы от поверхности моря создавали эффект ложных обнаружений. Сброшенные РГБ, работающие в пассивно-активном режиме, поначалу дали лишь ориентировочный пеленг и неясный «контакт». Эхосигнал, принимаемый оператором Ка-25ПЛ, то нарастал почти до удовлетворительных значений, то внезапно пропадал.
Субмарина маневрировала.
Там, под водой, всячески пытались избежать обнаружения, варьируя ходом, зависая на рулях на балласте без движения. А заслышав активные посылки импульсов, предприняли самый избитый в подобных случаях ход – нырнули на бо́льшую глубину под слой скачка. Что не стало откровением, боевой расчёт ПЛО увязался следом. Не в прямом, разумеется, смысле – в воду ушло «тело» опускаемой акустической станции.
Гидрология моря подкинула «сюрприз», слой термоклина «просел» – ось подводного звукового канала залегала в полосе ста – ста пятидесяти метров. Пилоту пришлось снизиться на предельно малую высоту (не хватало длины кабель-троса).
Подняв тучи мелкодисперсной водяной пыли, вертолёт завис, не дотягивая шасси до пенных гребней всего ничего.
Однако мера возымела.
– Взяли, – коротко донёс в эфире оператор, выдавая пеленг, дистанцию и элементы движения субмарины. Прислушиваясь к издаваемым шумам винтов, оптимизируя режимы ГАС для замера параметров, он напряжённо пытался опознать и классифицировать обнаруженную подводную цель.
На самом деле всё происходило в должной динамике в минимально сжатые временные интервалы: маневрировали, смещались корабли, вертолёты обложили вскрытое местоположение субмарины. Всё это время шёл плотный радиообмен по спецсвязи с флагманом, донося обстановку дела в режиме реального времени. Информация непременно уходила в штаб флота.
В ответ, правда, поступали какие-то невнятные распоряжения.
Торпедная атака из-под воды говорила сама за себя – акт агрессии. Скопин не знал, что обо всём этом думает контр-адмирал Паромов, но подозревал, что сомнения исходят от высших инстанций, суть которых: не заблудшая ли это индийская (допустившая непреднамеренные действия) или вдруг своя – советская – лодка?!
Станция звукоподводной связи крейсера в связи с этим на всякий случай отсылала кодовые запросы. Безответные.
Пока то да сё, с вертолёта как минимум уже дали первую отправную точку в идентификации:
– База, борт «четыре-четыре». Не слышим работу реактора. Классифицируем обнаруженную подводную лодку как дизельную.
Акустик-оператор заверял, что шумовой «портрет» выявленной субмарины однозначно не соответствует советским «дизелюхам», как и другим, известным ему, стоящим на вооружении индийских ВМС.
– Пакистанцы это, – его голос обрёл вызывающую уверенность, – бомбим?
Вокруг уже роились вертолёты с ударным подвесом.
Всю «кровожадность» зарубили из Москвы – там категорически запретили бить на поражение, обосновывая тем, что Советский Союз с Пакистаном не находится в состоянии войны, и ни в коем случае нельзя доводить дело до конфронтации. Единственное, что разрешили – «поднять» с глубины чужака, то бишь принудить к всплытию. До выяснения.
Учитывая, что «ещё вчера» советские спецподразделения, включая ВВС, подвергли удару регулярные части пакистанской армии, а нынешнее выдвижение 8-й ОпЭск обставлялось как «угрожающее», это распоряжение Москвы выглядело странной попыткой соблюсти некие международные приличия. Создавалось впечатление, что факт немотивированной, а по сути пиратской торпедной атаки будто бы решено было придержать «до востребования».
– Из кабинетов за сотню миль всё выглядит прозаичней, нежели с мостика корабля, – самое мягкое, что по этому поводу сказал контр-адмирал Паромов.
Тем не менее, доводя приказ, он недвусмысленно дал понять, что вытащить чужую подлодку на поверхность надо в любом случае и любыми средствами.
Ограничиться одними сбрасываемыми в воду сигнальными гранатами и не получилось (три маломощных взрыва по международному коду – требование всплыть).
Только после серии ПЛАБ-МК[228], имеющих больший вес аргумента, там, на глубине 210 метров признали безвыходность положения: их обложили плотно и просто так не отпустят.
– Похоже, лодка продувает балласт, – оповестит в эфир акустик.
Спустя несколько минут с вертолётов будут наблюдать, как из бурлящей пеной воды появится чёрная рубка.
– Пакистанцы, – в этот раз уверенность оператора будет иметь оттенок удовлетворения.
Ближняя ретроспектива
В 1965 и 1971 годах, когда взаимное неприятие Индии и Пакистана переходило к жёсткой форме конкуренции – к войне, обе страны получили в том числе и разнообразный (и положительный, и негативный) опыт военных действий на море, с которым теперь не могли не считаться.
Высшее военное руководство Исламской республики к факту совместных индийско-советских морских учений отнеслось с должным предубеждением, должным образом в своём разумении отреагировав.
В Карачи, где был организован оперативный штаб ВМС, рассмотрев любые тактические варианты, предприняли по большому счёту единственное, что можно было сделать в непропорциональности наличных сил, равно как, стараясь не демонстрировать излишней активности флота и морской авиации. А именно, заранее выдвинули в операционную зону две свои лучшие субмарины (дизель-электрические, торпедные, типа «Агоста»), соблюдя все необходимые меры дезинформации намерений.
Остальной подплав оставался в базах, на открытых стоянках, создавая массовку прежней постоянной дислокации… для дезориентировки разведки противной стороны, включая орбитальные ресурсы СССР.
Субмарины покинули базу в соответствии с исходным графиком, при этом в планах допускалось, что одна, «Hashmat» могла «засветиться», отвлекая на себя внимание, тогда как другая, «Hurmat», обязана была сохранить полную тактическую скрытность.
Полностью, так, как задумывалось, не получилось. Точнее получилось, но совсем не так. Однако результат был. В ходе развёртывания роли поменялись, и выйти в район маневрирования индийских ВМС, будучи так и необнаруженной, смогла S-135 «Hashmat».
Кто бы и что бы там себе ни думал, в Дели узнали о выходе пакистанских подлодок практически сразу, от агентуры, предприняв силами авиации и ВМФ разведывательное линейное патрулирование вдоль сопредельных тервод и своего побережья.
На следующие дни экипажи противолодочных «Си Кингов»[229] и «Ализе́» с «Викранта» неоднократно сообщали о контактах, о якобы виденных перископах, работали гидроакустическими буями. Одна машина, оказавшись слишком близко к границе территориальных вод Пакистана, едва не была сбита самолётом-перехватчиком.
Небо пока ещё было мирным.
Радиограмма, принятая из радиоцентра в Карачи по ситуации вокруг Бадабера и последующем нагнетании обстановки в Кашмире, сразу же изменила приоритеты. Командиры кораблей вскрывали свои секретные пакеты, субмарины переходили на боевое расписание. При этом не заинтересованный в эскалации Исламабад ещё надеялся свести конфликт к локальному приграничному инциденту, поэтому, касательно непосредственно подводных лодок – им разрешалось вести только «ограниченные» действия, ставя в задачу разведку и наблюдение за кораблями противника, в том числе и за русскими. Предусматривался выход на удобные для атаки позиции, с оговоркой на начало активных действий только по получению соответствующего сигнала.
Те пакистанские надводные корабли, что следили за манёврами индийцев и русских, были предусмотрительно отведены под прикрытие «берега».
Вынужденно, из-за неполадок в механизмах, вернулась в базу «Hurmat», в то время как другие ПЛ спешно готовились к выходу.
В Дели намеревались вложиться в конфликт более радикально – не воспринимая пакистанский флот как что-то значимое и равное своему. Там боевые действия на море предполагали как обязательный шаг. Чего действительно опасались, так это диверсионных сил подплава противника… к недоброй памяти удачливой «Hangor» – пакистанской подлодки, утопившей в 1971 году индийский фрегат «Khukri». Поэтому, не дожидаясь «когда начнётся», индийский штаб организовал интенсивную противолодочную операцию.
«Хашмат» неоднократно попадала под «лучи» гидролокаторов, акустики слышали какие-то невыразительные шумы, с эсминца «Раджпут» даже «честно» увидели перископ (возможно, что и по факту, когда командир лодки рискнул поднять антенны для приёма информации от командования).
Тем не менее все «контакты» и «псевдоконтакты» оказались утеряны и при всех стараниях не возобновлялись. В итоге индийцы «ловили» субмарину не там.
Причина?..
Была допущена «классическая» ошибка, присущая многим флотам мира, когда противолодочный поиск как кораблями, так и особенно воздушными средствами осуществлялся упредительно на максимальных дальностях. Как правило, небезрезультатно. Однако, если «объекту» удавалось «проскочить» в ближнюю зону, в сотне метров, буквально «под килем», его уже не «слышали».
Тем более что гидрологические условия акватории Аравийского моря были далеки от идеальных, а подводное судно в определённых обстоятельствах имеет неоспоримые преимущества перед надводными оппонентами в характеристиках акустических средств.
Полностью разыграв эти свои преимущества, экипаж «Хамшат» между тем столкнулся с другими трудностями – сказывался длительный переход и активное маневрирование в подводном положении с невозможностью всплыть. На центральный пост докладывали о падении плотности в аккумуляторных батареях. Требовалась подзарядка. В том числе пришлось пропустить последние сеансы связи с командованием.
Чтобы встать под РДП[230] – «подышать», или поднять штырь антенны и речи быть не могло – лодка находилась практически в центре ордера индийской эскадры.
Неожиданно все слышимые «на контакте» акустиками субмарины индийские корабли снялись, резво уходя на «норд».
Командир S-135 должен был учитывать самые неприятные следствия такой передислокации, допуская, что оперативная обстановка в Кашмире обострилась, конфликт набирал обороты, индийский флот разворачивался для нанесения удара по военным базам Пакистана (что так и было на самом деле).
Угнаться за кораблями противника не представлялось возможным по объективным причинам. В то же время необходимость в получении внешней информации вставала особенно остро.
Их «по всем ощущениям» уже не искали – прекратилась работа активных гидрофонов, винты вражеских кораблей высокими оборотами удалялись, угасая амплитудами на экранах сканирующей аппаратуры. Тем не менее опасность, исходящая от противолодочной авиации, сохранялась, и надо было выждать какое-то время…
Столь же неожиданно акустический пост доложил о шумах винтов по пеленгу южных румбов, через минуты выдавая уточняющие данные:
– Группа надводных кораблей! Не менее трёх единиц. Идентифицируя:
– Это, похоже, русские.
Советские корабли следовали очевидным курсом, на хороших ходах, приближаясь.
Подвывая по отсекам сигналом боевой тревоги, «Хашмат» на малых оборотах ворочала нос, меняя глубину. Находясь в стеснённом положении, пакистанская подводная лодка невольно выходила на идеальную тактическую позицию – русские будто сами шли в руки.
– И будь они у нас развязаны… – командир многозначительно взглянул на подчинённых. На центральном посту: старший помощник, склонившийся над своим столом штурман, другие офицеры и матросы понимающе улыбались – будь сейчас война, у них бы имелись все шансы записать на свой счёт эсминец или фрегат, или…
– Один из кораблей, по всей вероятности, вертолётоносец, – доводил подробности акустик. Немного отрезвляя – вертолётоносец ПЛО, располагающий полным набором и средствами для борьбы с подводными лодками, это уже серьёзно.
Однако они так умело отыграли против индийцев. И снова улыбались, широко и белозубо – смуглые, черноволосые – полный набор многонационального южноазиатского этноса. Желание потягаться с русскими было единодушным. Решение огневой задачи напрашивалось само́!
Разумеется, «условной огневой задачи».