Виражи эскалации

Кружили в небе «Харриеры»…

Лётчики Корпуса морской пехоты США даже и не подозревали, что русские внизу не просто «развлекаются» учениями, а отражают реальную торпедную атаку.

Вертолётоносец выписывал коордонатные[225] эволюции, оставляя за собой извилистый кильватер. Затем он вдруг выметнул серию реактивных комет, уходящих по ниспадающей дуге.

Пилот истребителя-бомбардировщика на всякий случай прервал задиристый заход, отвернув. Подняв машину на две тысячи выше, он обозрел общую картину:

…достигая конца траектории, реактивные снаряды падали в воду, вспучивая море компактным полем вспененного накрытия;

…вертолётоносец снова чертил эволюции;

…разнесённые по флангам корабли эскорта стремились сомкнуть ордер;

…ближе всех находящийся к флагману на контркурсово́м схождении фрегат круто довернул, острее выходя на пересечку.



– Что он делает?!

БПК «Проворный» резал недавние носовые углы «Москвы», сам, в свою очередь, готовясь к стрельбе РБУ. «Поющий фрегат» (мнилось, ветер даже с такой четырёхмильной дальности доносил свист турбин) клонился на циркуляции, встречая левой скулой волну, полностью кроющую брызгами бак… Только острый нос торчит!

– Берёт на себя, – Скопин уже всецело был в ходовой рубке, с ходу определившись, по крайней мере, визуально… Скособоченный хромотой и от той боли, возможно, кривя левым оскалом, рядил отрывисто, гавкающе, зло, без лишки:

– Всё он рассчитал правильно и быстро. Уничтожит торпеды наша минная завеса – нет? Контузит ли «головки» наведения?.. Но коли ГСН рыскнут в автопоиске… Подставляется командир «Проворного»!

И прежде чем последние бомбы упали в воду…

– Кто ценнее – старый двадцатилетний фрегат? – довёл мысль кэп, щурясь без оптики в правое крыло остекления рубки. – Или… кхм, старый двадцатилетний крейсер? Минимум – разница 15 тысяч против четырёх[226].

Разница с падением первых и последних реактивных бомб измерялась минутами.

В секундах исчислялась скорость их погружения на установленную глубину, с последующим заданным подрывом – инициация одной бомбы вызывала срабатывание взрывателей остальных в радиусе пятидесяти метров… в цепи секунд, неуловимых.

Разом «уши» акустиков оказались забиты в хаосе звуков! Сквозь какофонию миллионов пузырьков от детонаций прорывались резонансы звенящих эхо-посылок собственных ГАС и… импульсы чужой головки самонаведения! – на экране забитого помехами гидролокатора сначала невыразительно, а затем неукоснительно обозначился «всплеск» активного «контрагента» – одна из атакующих всё же проскочила минное поле!

Потеряв цель, уцелевшая торпеда отыграла короткий поисковый вальс циркуляций и вновь уцепилась за отражённый от борта корабля эхо-импульс.

– Скорость порядка… свыше пятидесяти узлов! – трепетно прозвучало от акустиков. – «Цель» вышла на скоростной режим!

В этих «свыше пятидесяти» крылась основная, роковая неувязка расчёта, строящегося на меньших исходных показателях атакующей торпеды.

– Залпировали сразу с обеих установок? – ещё успеет задать вопрос командир, услышав старпомовское:

– Торпеды шли с минимальными интервалами. Я счёл оптимальным накрыть сразу большой площадью… и прихлопнуть.

Не получилось…

«Смерчи» перезаряжались. Процесс: после отстрела всех снарядов установка автоматически переходит в положение перезарядки – пакет стволов опускался на угол 90°, последовательно поворачиваясь вокруг своей оси для поочерёдной загрузки боеприпаса из люка подачи…

Три нормативные минуты.

За три минуты 55-узловая торпеда успеет проскочить остаток расстояния, оказываясь вне зоны поражения бомбомётов крейсера.

С поста акустиков поступали экстраполированные данные, производя новый расчёт для РБУ: углы по горизонтали, вертикали, упреждения, глубину погружения…

Потраченное… растраченное время!

Времени уже не оставалось!

– С «Проворного», – в самую точку напомнил офицер связи, – они слышат и «ведут» торпеду своей ГАС.

Понимая, что сами могут не успеть, командир выхватил трубку прямой линии связи с «Проворным», стараясь не повышать тон, не кричать, боясь – зашкалит, захрипит, неправильно поймут:

– У нас РБУ вне зоны покрытия!

Там, молодцы, сразу всё приняли как надо, ответив тоже выдержанно и спокойно: «Есть!» И Скопин готов был поклясться, что там ситуацию сразу видели именно в таком ключе. В том числе.

Мотнул головой своим:

– Передавать, дублировать их акустикам данные по цели. При подходе торпеды в пределы близости – «ударьте» по её ГСН полной мощностью ГАС!

Рубка вновь пиково наполнилась голосами: поступающих и исходящих команд, репетований, докладов с боевых постов. Динамик выведенного на «громкую» соединения с гидропостом торопил, нервировал, отсчитывая убийственные кабельтовы.


От самонаводящейся торпеды уже не уйти ни скоростью, ни манёвром, и…

В голове командира рисовались крайне тягостные сценарии с вымученным выбором – что подставить под удар: бок-траверз – борт, сохраняя предельные углы наведения своих РБУ[227]… или развернуться кормой, увеличив зазор вероятностей на отбеге, с равной степенью неприятных, если не удручающих последствий. Хуже только подрыв под днищем, переламывающий килевой набор, разламывающий корабль пополам!

«Тьфу-тьфу, – выдворяя дурные мысли вон из головы, – пополам – с перепою! Выдержит».

А выдержит?..

Среди всего прочего Скопин услышал от кого-то за спиной: «…ща нам с БПК под борт кэ-э-эк влепят!»

«Громко сказано… „под борт”, – кавторанг опустил взгляд, умозрительно дорисовав пунктиры-кривые, набросанные на карте-прокладке, – линия прицеливания РБУ „Проворного“ пройдёт под тупым углом относительно вектора движения торпеды, и нет – не должна пересечься к ПКР».

При всём при этом капитан 2-го ранга понимал, какая ответственность лежит на командире БПК и его боевом расчёте – соблюсти филигранную точность наведения и стрельбы: в разлёте площади поражения, при скорости хода своего корабля, стабилизации установки в смешанной качке, в других погрешностях. И все расчёты надо произвести быстро, быстро, потому что с каждой секундой торпеда покрывает, сокращает расстояние всё ближе, ближе к крейсеру. Когда ближе бить уже будет нельзя!



«Проворный» достиг по кратчайшей выверенной дистанции, чуть довернув – две его РБУ-6000, установленные на нижнем мостике носовой надстройки, сориентированные на стрельбу по оси движения, открыли огонь!

Растянутое на десятки секунд ожидание.

С мостика «Москвы» видеть, как баковая часть мателота окрасилась вспышками, выплёвывая жёлто-оранжевые языки, можно было не моргнув глазом… ровно до поры, пока снаряды не выработали топливо, – факелы реактивных двигателей пропали, и на конечном участке баллистического полёта отследить атаку становилось затруднительно.

Угадывались тёмные точки с неясным местом падения.

Капитан 2-го ранга Скопин, не отпуская бинокль, ловил их иллюзией, летящей: «Прямиком в лоб!» – умозрительно допуская, что какая-то шальная бомба отклоняется от траектории, действительно ныряя вблизи борта, рванув ниже ватерлинии, нанося повреждения (какие?).

«Или вмажется в палубу… поставленная на подрыв на определённой глубине, от удара она, возможно, и не сработает. А коли всё же… – тонкостенный корпус мины даст слабую фугасную составляющую. И тем не менее…»

Первые шлепки в воду легли, на глазок, в двух с половиной кабельтовых.

Не критично.

По мере падения (один за другим) и срабатывания подводных фугасов, поверхность моря начала «плясать» – вспучиваясь, выбрасывая рваные клочья пены – все 24 снаряда покрыли расчётный участок на заданной дистанции.

Этот клокочущий, опадающий, рассеивающийся на волнах ориентир успевший набрать приличный ход крейсер оставлял позади.

Ждали, что доложит гидропост. Там, в полумраке терпеливого молчания, под негромкий гул аппаратуры, пытались вычленить сквозь доминирующие шумы кипящей от детонаций воды любые активные проявления… Удалось ли прикончить торпеду, или дезориентированная электроника головки наведения сейчас снова увидит свою цель, и не пройдёт и скоротечной минуты, как корабль сотрясёт удар.

Акустик «пугал-боялся», что что-то слышит, и тут же «отбивал», не подтверждая.

С каждым полукругом секундной стрелки крейсер оставлял за кормой не менее полукилометра и…

– Это всё. Её уже не будет, – услышал голос вахтенного Скопин. И поймал себя на том, что пристально всматривается в издерганное глубинными бомбами море, будто ожидая увидеть торпеду, оглушённую точно рыбу, всплывшую кверху белым брюхом.



Режим боевой готовности сохранялся по номеру «раз».

Корабль правил курс на ветер в угоду авиакрылу: вертолёты, экстренно подготовленные к вылету, снимались с палубы, заряженные не только буями, но и средствами поражения, уходили на максимальных скоростях, ориентируясь на предполагаемое место неизвестной субмарины – не дать ей скрыться, уйти из зоны охвата.

Там уже шла работа.

– База, – борт «четыре-четыре», – вышли по каналу связи пилоты.

– Есть, «четыре-четыре», – отвечали с КП.

– Контакт, – сдержанно докладывали с «вертушки», – в пассиве. Достоверность слабая, возможно ложный. Уточняю.

– Вас понял, «четыре-четыре», на связи.

Свои сектора в усугубившейся задаче получали корабли ордера.

Ушёл доклад флагману об успешном отражении торпедной атаки, и кавторанг непроизвольно кривил гримасу – погодя составлять непременный и полный отчёт сердитому адмиралу, ещё не зная, как бы сгладить неприятные углы: «Ведь протабанили подлодку и едва не сели в калошу. Последуют однозначные оргвыводы и однозначное взыскание».

Но главным сейчас оставался вопрос: кто их атаковал? Очевидно, пакистанцы…

Вот тут накатывало самое непонятное – что-то было неправильно, что-то не стыковалось. А конкретно – выявленные акустиками скорости и дистанции в характеристиках торпед. Согласно имеемым справочникам, не стояло на вооружении у пакистанцев ничего такого.

«Подлодки у них французские, и торпедная начинка должна быть оттуда же – „из городу Парижу”, – вспоминал Скопин, – вроде бы ничего выдающегося. Или успели получить что-то современное?»

И второе ощущение – «понарошку»: почему было выпущено всего две торпеды?

«Прямо дуэльная ситуация „один на один“. Ну, почти. По логике, вслед двум первым – минимум второй залп. И тогда неизвестно, как дело бы кончилось… для нас. Что ж, теперь будет „для них“… кто бы там под водой ни скрывался».