Весна умирает осенью
Часть 24 из 37 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А душ… в смысле, вода горячая там есть?
Вадим загоготал.
– Ну ты даешь, француженка! Мы ж на природе. Тут тебе и ванна, и душ!
Он ткнул рукой в овчинной варежке в сторону бревенчатого домика, выглядывавшего из-за сугробов.
Они подошли поближе. У крыльца толкалась группа женщин и детей. Малыши в разноцветных комбинезонах сооружали снеговика. Подростки прилаживали электрическую гирлянду на елку, уже переливающуюся шарами и мишурой.
На вкопанном в снег мангале закипала огромная кастрюля. Заметив вновь прибывших, одна из женщин сказала:
– О, у нас гости! Хотите чайку?
– Да мы на минутку, – ответил Вадим. – Пал Семеныча ищем.
– А он в парной, – сообщила женщина, – подождите немного. Давайте я хоть девушке налью… Это ж иван-чай, от него сплошная польза!
Зачерпнув половником отвар из котелка, она плеснула его в кружку и протянула Оливии. Та обхватила ее ладонями – наконец-то тепло!
В эту минуту скрипнули дверные петли, и на пороге постройки в клубах целебного пара показался мужчина в плавках и с красным, как раскаленный уголь, лицом. На его груди темнел прилипший дубовый лист.
Крякнув, мужчина припустил по дощатому помосту, обрывом уходящему в прорубь. Скинув фетровый колпак, он замер на самом краю. Отблеск елочной гирлянды лег на его шишкастую лысину, заиграл всеми оттенками палитры. Коротко выдохнув, мужчина провалился в темноту.
Увидев, как смыкается стылая вода над его головой, Оливия затаила дыхание. Через секунду мужчина вынырнул и, шумно отфыркиваясь, выбрался на мосток. Кто-то подал ему махровый халат, в котором он разом приосанился и уверенной профессорской походкой двинулся обратно к бане.
Заметив стоящего у перил Вадима, купальщик воскликнул:
– А, Синицин! Хорошо, что заскочил. Загляни к нашим дамам в пищеблок – они тебе мультифору отдадут. Ну, давай, ага… с наступающим!
Новый год приближался стремительно, наступая на пятки старому. Ощущалось это и по низкому, заваливающемуся за верхушки сосен солнцу, и по тем невыносимым праздничным ароматам, которые обволакивали «общаковую» кухню.
Она представляла собой барак с тщательно законопаченными щелями и дерматиновой дверью. Внутри было просторно: по правую руку тянулись длинные столы со скамьями, застеленными байковыми одеялами. В самом углу стояла шаткая этажерка со стеклянными банками, из которых торчали оловянные ножи, вилки и ложки. По левую, вдоль окон, проклеенных поролоновым утеплителем, гудели электрические плиты. На них бурлили, шкворчали, брызгали маслом разнообразные сковородки и кастрюли.
На табурете перед эмалированным ведром с надписью «Отходы» сидела, ссутулившись, старушка в ворсистом вязанном берете, с невероятной ловкостью очищавшая крупные картошины и бросавшая их в кастрюлю с водой.
Топчась на пороге, Вадим принялся объяснять цель их визита.
– Да вы пройдите, что ж в дверях-то встали, – ответила ему востроносая дама в очках. – Дорежу сейчас селедку и сбегаю за вашей папкой. Она у нас в доме лежит. А пока, давайте, кедровицы домашней попробуйте!
– Так я за рулем… – возразил Вадим, коротко глянув на Оливию. – Доставляю импортный груз!
Он по-дружески приобнял ее за плечи.
– Ну тогда перекусите чего-нибудь. – Женщина посмотрела на них с любопытством. – Праздник все же! И не какой-нибудь, а Старый Новый год!
Легкий перекус превратился в изобильное застолье. Откуда-то повылезали плошки с салатами, банки скользких маринованных грибов и пупырчатых огородных огурчиков, противень с мясной запеканкой, завернутая в кухонное полотенце кулебяка и рассыпчатый курник.
Потом нарисовалась пузатая бутыль, и посиделки обернулись полноценными проводами года.
Через несколько часов, уставившись глазами в больничный потолок с бурыми разводами плесени, Оливия будет вспоминать лицо Вадима: раскрасневшееся то ли от мороза, то ли от кедровицы, то ли от смеха, которым он заходился, рассказывая очередной курьез.
И то, как стремительно стемнело за окном, как уже никуда не хотелось ехать… Сидеть бы и сидеть за этим клеенчатым столом, слушая, как потрескивает печь и шумит электрический чайник, как дробно стучат ножи и призывно звенит посуда.
И то, как швыряла в лицо хлопья лютая метель, пока они шли к парковке. Как нехотя оползал сугроб с лобового стекла оцепеневшего от холода ковчега. Как надсадно заскрежетал, завыл его мотор, пытаясь выпутаться из морозной летаргии. Как неохотно распахнулись ворота и прощально мигнул фонарь, провожая их в путь – по неосвещенному зимнему тракту, зажатому между гигантских деревьев.
«Шишига» неслась по дороге, приминая снег широкими колесами. Вадим сжимал руль и молча всматривался в темноту, которая затекала в салон густой чернильной массой. Лучи фар выхватывали пирамидки квартальных столбов и пустынные перекрестки просек.
Вдруг в простой архитектуре зимнего леса что-то нарушилось. От шеренги стволов отделилась расплывчатая тень и на скорости, опережавшей человеческое сознание, метнулась наперерез грузовику.
«Твою же мать», – без выражения сказал Вадим и, пытаясь уйти от столкновения, бросил машину вправо. Оливию подкинуло, затем накренило и ударило виском о дверную раму. Не помня себя, она открыла дверь и выпала наружу.
Когда она открыла глаза, в небе качались звезды. Они водили ангельский хоровод, переливались, как огни новогодней елки. Оливия с трудом повернула гудящую голову. Что-то острое – то ли стекло, то ли сосновые иглы – впилось ей в шею.
Она попыталась сфокусировать взгляд. Неподалеку лежал на снегу, скрестив копыта, здоровенный сибирский лось. Из его расплющенной горбоносой головы толчками выходила кровь.
Поодаль, завалившись набок, коченел на морозе побежденный «русский хаммер».
Оливия разлепила запекшиеся губы, чтобы позвать Вадима. Но в мозгу словно что-то лопнуло, полыхнуло огнем. Окружающая картинка тут же сжалась до крошечного пятнышка и погасла.
Тем временем неподалеку, на туристической базе «Геогност», взрывались фейерверки, лилось по бокалам шампанское – за наступающий! Счастливый! 2020 год!
XXIX
Озеро
Дважды Оливия приходила в себя, поднимала голову, перекатывалась на бок, пытаясь встать на четвереньки. Но это ей не удавалось. В глазах моментально темнело, руки и ноги проваливались в рыхлый снег, который, казалось, не хотел ее отпускать. С третьей попытки она доползла до обочины. Обессилев, перевернулась на спину и замерла. Чьи-то прохладные цепкие руки мягко сомкнули ей горло. Вкрадчивый, как свистящий в кронах ветер, невыносимо ласковый и страшный голос зашептал, уводя ее туда, где она еще никогда не была:
Зимней ночью за окном
Нет и памяти о звездах.
Мятый снег, уснувший дом,
Над асфальтом рыхлый воздух
Спит недвижным талым сном…
Как затрещали вдали моторы снегоходов, Оливия уже не слышала. Она лежала, раскинувшись, под неохватным небом – как в тот памятный день в конце «индейского лета», когда они с Родионом оказались на берегу озера под Парижем. Им тогда казалось, что этот сияющий мир – навсегда. И вспышка счастья продлится вечно…
– Пока в отключке, но будем надеяться – не навечно, – вдруг произнес рядом с ней какой-то мужчина.
Выждав еще несколько секунд, пока сознание окончательно вернется, Оливия разлепила веки. Рядом стоял пожилой человек в белом халате и что-то записывал в толстую тетрадь.
– Вадим… – позвала она не своим голосом.
– Ну наконец-то, – к ней подскочила полная медсестра и заботливо поправила капельницу. – Такая молодая еще… мы уж испугались!
Под сердитым взглядом врача сестра замолчала.
Доктор присел на край кровати, та недовольно скрипнула.
– Побудете у нас немного. Мы вас обследуем и решим, что да как, – сообщил он. – Возможно, вызовем машину из Новосибирска и переведем вас в центральную клинику.
– А где… я?
– В городской больнице Зиминска. У вас сильнейшее переохлаждение, ушибы и порезы. Есть подозрение на сотрясение мозга.
– Скажите, – вмешалась медсестра, – кому позвонить из ваших близких? Мы не нашли при вас паспорта.
В голове так шумело, что Оливия разобрала лишь конец фразы.
– Паспорта? Он был в сумке…
– Вот в этой? – Женщина протянула ей знакомый предмет.
Оливия кивнула.
– Посмотрите во втором отделении.
Медсестра щелкнула замком и достала пластиковый конверт. В нем действительно оказался паспорт. Женщина развернула документ.
– Синицин Вадим Сергеевич, – прочитала она с расстановкой. – На фотографии вроде как не вы…
Оливия замешкалась. Потом наконец нашла в себе силы объяснить.
– В милиции, наверное, перепутали. В аэропорту. Нас там арестовали. Потом пьяный этот… Все упало со стола.
– Ну ничего, – утешила ее женщина, погладив по волосам, как больного, запутавшегося ребенка. – Разберемся.
– Скажите, а где Вадим? – настаивала Оливия.
– Спутник ваш? Так его реанимобиль еще ночью в столицу увез. Тяжелый случай…
– Ларочка, дайте пациентке отдохнуть, – забеспокоился врач, заметив, как нехорошо побледнела Оливия. – Вы поспите немного. Мы к вам попозже зайдем.
Вадим загоготал.
– Ну ты даешь, француженка! Мы ж на природе. Тут тебе и ванна, и душ!
Он ткнул рукой в овчинной варежке в сторону бревенчатого домика, выглядывавшего из-за сугробов.
Они подошли поближе. У крыльца толкалась группа женщин и детей. Малыши в разноцветных комбинезонах сооружали снеговика. Подростки прилаживали электрическую гирлянду на елку, уже переливающуюся шарами и мишурой.
На вкопанном в снег мангале закипала огромная кастрюля. Заметив вновь прибывших, одна из женщин сказала:
– О, у нас гости! Хотите чайку?
– Да мы на минутку, – ответил Вадим. – Пал Семеныча ищем.
– А он в парной, – сообщила женщина, – подождите немного. Давайте я хоть девушке налью… Это ж иван-чай, от него сплошная польза!
Зачерпнув половником отвар из котелка, она плеснула его в кружку и протянула Оливии. Та обхватила ее ладонями – наконец-то тепло!
В эту минуту скрипнули дверные петли, и на пороге постройки в клубах целебного пара показался мужчина в плавках и с красным, как раскаленный уголь, лицом. На его груди темнел прилипший дубовый лист.
Крякнув, мужчина припустил по дощатому помосту, обрывом уходящему в прорубь. Скинув фетровый колпак, он замер на самом краю. Отблеск елочной гирлянды лег на его шишкастую лысину, заиграл всеми оттенками палитры. Коротко выдохнув, мужчина провалился в темноту.
Увидев, как смыкается стылая вода над его головой, Оливия затаила дыхание. Через секунду мужчина вынырнул и, шумно отфыркиваясь, выбрался на мосток. Кто-то подал ему махровый халат, в котором он разом приосанился и уверенной профессорской походкой двинулся обратно к бане.
Заметив стоящего у перил Вадима, купальщик воскликнул:
– А, Синицин! Хорошо, что заскочил. Загляни к нашим дамам в пищеблок – они тебе мультифору отдадут. Ну, давай, ага… с наступающим!
Новый год приближался стремительно, наступая на пятки старому. Ощущалось это и по низкому, заваливающемуся за верхушки сосен солнцу, и по тем невыносимым праздничным ароматам, которые обволакивали «общаковую» кухню.
Она представляла собой барак с тщательно законопаченными щелями и дерматиновой дверью. Внутри было просторно: по правую руку тянулись длинные столы со скамьями, застеленными байковыми одеялами. В самом углу стояла шаткая этажерка со стеклянными банками, из которых торчали оловянные ножи, вилки и ложки. По левую, вдоль окон, проклеенных поролоновым утеплителем, гудели электрические плиты. На них бурлили, шкворчали, брызгали маслом разнообразные сковородки и кастрюли.
На табурете перед эмалированным ведром с надписью «Отходы» сидела, ссутулившись, старушка в ворсистом вязанном берете, с невероятной ловкостью очищавшая крупные картошины и бросавшая их в кастрюлю с водой.
Топчась на пороге, Вадим принялся объяснять цель их визита.
– Да вы пройдите, что ж в дверях-то встали, – ответила ему востроносая дама в очках. – Дорежу сейчас селедку и сбегаю за вашей папкой. Она у нас в доме лежит. А пока, давайте, кедровицы домашней попробуйте!
– Так я за рулем… – возразил Вадим, коротко глянув на Оливию. – Доставляю импортный груз!
Он по-дружески приобнял ее за плечи.
– Ну тогда перекусите чего-нибудь. – Женщина посмотрела на них с любопытством. – Праздник все же! И не какой-нибудь, а Старый Новый год!
Легкий перекус превратился в изобильное застолье. Откуда-то повылезали плошки с салатами, банки скользких маринованных грибов и пупырчатых огородных огурчиков, противень с мясной запеканкой, завернутая в кухонное полотенце кулебяка и рассыпчатый курник.
Потом нарисовалась пузатая бутыль, и посиделки обернулись полноценными проводами года.
Через несколько часов, уставившись глазами в больничный потолок с бурыми разводами плесени, Оливия будет вспоминать лицо Вадима: раскрасневшееся то ли от мороза, то ли от кедровицы, то ли от смеха, которым он заходился, рассказывая очередной курьез.
И то, как стремительно стемнело за окном, как уже никуда не хотелось ехать… Сидеть бы и сидеть за этим клеенчатым столом, слушая, как потрескивает печь и шумит электрический чайник, как дробно стучат ножи и призывно звенит посуда.
И то, как швыряла в лицо хлопья лютая метель, пока они шли к парковке. Как нехотя оползал сугроб с лобового стекла оцепеневшего от холода ковчега. Как надсадно заскрежетал, завыл его мотор, пытаясь выпутаться из морозной летаргии. Как неохотно распахнулись ворота и прощально мигнул фонарь, провожая их в путь – по неосвещенному зимнему тракту, зажатому между гигантских деревьев.
«Шишига» неслась по дороге, приминая снег широкими колесами. Вадим сжимал руль и молча всматривался в темноту, которая затекала в салон густой чернильной массой. Лучи фар выхватывали пирамидки квартальных столбов и пустынные перекрестки просек.
Вдруг в простой архитектуре зимнего леса что-то нарушилось. От шеренги стволов отделилась расплывчатая тень и на скорости, опережавшей человеческое сознание, метнулась наперерез грузовику.
«Твою же мать», – без выражения сказал Вадим и, пытаясь уйти от столкновения, бросил машину вправо. Оливию подкинуло, затем накренило и ударило виском о дверную раму. Не помня себя, она открыла дверь и выпала наружу.
Когда она открыла глаза, в небе качались звезды. Они водили ангельский хоровод, переливались, как огни новогодней елки. Оливия с трудом повернула гудящую голову. Что-то острое – то ли стекло, то ли сосновые иглы – впилось ей в шею.
Она попыталась сфокусировать взгляд. Неподалеку лежал на снегу, скрестив копыта, здоровенный сибирский лось. Из его расплющенной горбоносой головы толчками выходила кровь.
Поодаль, завалившись набок, коченел на морозе побежденный «русский хаммер».
Оливия разлепила запекшиеся губы, чтобы позвать Вадима. Но в мозгу словно что-то лопнуло, полыхнуло огнем. Окружающая картинка тут же сжалась до крошечного пятнышка и погасла.
Тем временем неподалеку, на туристической базе «Геогност», взрывались фейерверки, лилось по бокалам шампанское – за наступающий! Счастливый! 2020 год!
XXIX
Озеро
Дважды Оливия приходила в себя, поднимала голову, перекатывалась на бок, пытаясь встать на четвереньки. Но это ей не удавалось. В глазах моментально темнело, руки и ноги проваливались в рыхлый снег, который, казалось, не хотел ее отпускать. С третьей попытки она доползла до обочины. Обессилев, перевернулась на спину и замерла. Чьи-то прохладные цепкие руки мягко сомкнули ей горло. Вкрадчивый, как свистящий в кронах ветер, невыносимо ласковый и страшный голос зашептал, уводя ее туда, где она еще никогда не была:
Зимней ночью за окном
Нет и памяти о звездах.
Мятый снег, уснувший дом,
Над асфальтом рыхлый воздух
Спит недвижным талым сном…
Как затрещали вдали моторы снегоходов, Оливия уже не слышала. Она лежала, раскинувшись, под неохватным небом – как в тот памятный день в конце «индейского лета», когда они с Родионом оказались на берегу озера под Парижем. Им тогда казалось, что этот сияющий мир – навсегда. И вспышка счастья продлится вечно…
– Пока в отключке, но будем надеяться – не навечно, – вдруг произнес рядом с ней какой-то мужчина.
Выждав еще несколько секунд, пока сознание окончательно вернется, Оливия разлепила веки. Рядом стоял пожилой человек в белом халате и что-то записывал в толстую тетрадь.
– Вадим… – позвала она не своим голосом.
– Ну наконец-то, – к ней подскочила полная медсестра и заботливо поправила капельницу. – Такая молодая еще… мы уж испугались!
Под сердитым взглядом врача сестра замолчала.
Доктор присел на край кровати, та недовольно скрипнула.
– Побудете у нас немного. Мы вас обследуем и решим, что да как, – сообщил он. – Возможно, вызовем машину из Новосибирска и переведем вас в центральную клинику.
– А где… я?
– В городской больнице Зиминска. У вас сильнейшее переохлаждение, ушибы и порезы. Есть подозрение на сотрясение мозга.
– Скажите, – вмешалась медсестра, – кому позвонить из ваших близких? Мы не нашли при вас паспорта.
В голове так шумело, что Оливия разобрала лишь конец фразы.
– Паспорта? Он был в сумке…
– Вот в этой? – Женщина протянула ей знакомый предмет.
Оливия кивнула.
– Посмотрите во втором отделении.
Медсестра щелкнула замком и достала пластиковый конверт. В нем действительно оказался паспорт. Женщина развернула документ.
– Синицин Вадим Сергеевич, – прочитала она с расстановкой. – На фотографии вроде как не вы…
Оливия замешкалась. Потом наконец нашла в себе силы объяснить.
– В милиции, наверное, перепутали. В аэропорту. Нас там арестовали. Потом пьяный этот… Все упало со стола.
– Ну ничего, – утешила ее женщина, погладив по волосам, как больного, запутавшегося ребенка. – Разберемся.
– Скажите, а где Вадим? – настаивала Оливия.
– Спутник ваш? Так его реанимобиль еще ночью в столицу увез. Тяжелый случай…
– Ларочка, дайте пациентке отдохнуть, – забеспокоился врач, заметив, как нехорошо побледнела Оливия. – Вы поспите немного. Мы к вам попозже зайдем.