Весна умирает осенью

– Конечно. Вы же соучастница.

Вздрогнув от такой формулировки, Оливия достала паспорт.

Сотрудница правопорядка уставилась на него в недоумении.

– Вы что, иностранка?

– Немного…

– Так. А по-русски почему говорите?

– Ну е-елочки зеленые… – не выдержал Вадим. – Девушка вообще-то того… из Парижа! Она не ку-ри-ла!

Глаза женщины налились свинцовой тяжестью.

– А вы не вмешивайтесь в международные вопросы, гражданин. За оскорбление представителя власти у нас полагается статья…

В эту секунду дверь с грохотом распахнулась, и в отделение ввалился расхристанный мужчина в сопровождении двух полицейских. Гость окинул участок диким взглядом и проревел:

– А я грю, свидетелей давай!

– Кудашкин, неужели опять ты? – изумился старший по званию, спокойно заполнявший в углу какую-то форму. – И не надоело тебе митинговать, пикетчик хренов?

– Ну сорян, командир, – цинично осклабился Кудашкин, выдавая крепкий спиртовой выхлоп, – у нас в стране свобода слова! Ладно, амба… глушу контрабасы!

Он согнул ноги в коленях и повис на руках полицейских, пытавшихся удержать его сзади. Потеряв равновесие, группа качнулась и завалилась на письменный стол, возле которого жались «злостные курильщики».

Переполошившимися птицами разлетелись в стороны протоколы, бланки и квитанции. Сотрудница правопорядка бросилась их собирать.

Через несколько минут разборка закончилась – «хронического» затолкали в изолятор. Выдав еще пару выразительных реплик через зарешеченную дверцу, тот потряс кулаками, затем упал на скамью и отрубился.



«Тачила» Вадима оказалась серебристым универсалом марки «Тойота». Хозяин содержал ее в строгой армейской чистоте. Сиденья были заботливо обтянуты чехлами, а руль схвачен нарядной кожаной оплеткой. Под панорамным зеркалом болтался бумажный освежитель воздуха в форме шишки, источавшей крепкий хвойный аромат.

Оливия пристегнула ремень и повернулась к окну. По обе стороны от трассы простирались заснеженные поля с обтаявшей грязной кромкой. Вдоль линии горизонта тянулись вереницей, подобно бурлакам, ощетинившиеся смурные перелески.

Наконец полыхнул огнями сибирский мегаполис: широкие проспекты, монолиты торговых центров, ряды неразличимых между собой новостроек, среди которых робко проглядывали припорошенные куполки церквей. Город-великан смущал своими габаритами, ревом снегоуборочных машин, скрежетом высотных кранов и размахом промышленных зон.

Потолкавшись по пробкам, они въехали в центр. На празднично убранных улицах чувствовалось оживление: до Старого Нового года оставался всего один день…

Ровно в десять она ждала Вадима во дворе гостиницы, в которой провела предыдущую ночь. Земля была студеной, и Оливия принялась приплясывать на месте, пытаясь хоть немного согреться. В желудке ворочался плотный сибирский завтрак, который она запила двумя чашками горячего чая. Но и это не помогло…

После снегопада ударил мороз, сугробы немного осели, покрылись зернистой коркой.

Лицо болезненно горело. Оливия пыталась спрятать его в мохнатый шарф, который купила в Москве еще в прошлом году. Наконец, не выдержав, она достала телефон и набрала негнущимся побелевшим пальцем: «Вадим, ну ты где? Замерзаю!»

Ответа не последовало.

Тут послышался нарастающий звук мотора. Оливия схватила чемодан и в нетерпении сделала несколько шагов навстречу, ожидая, что из-за угла вот-вот покажется серебристый нос «Тойоты».

Однако вместо нее во двор гостиницы на циклопических колесах вкатился военно-полевой грузовик. Вздымая столпы развороченного снега, многотонный ковчег подлетел к зданию и, устрашающе взвыв, затормозил. Дверца кабины распахнулась.

– Подвела меня «япона-мама», – простодушно сообщил Вадим, спрыгивая с приступки вниз, – не завелся с утра космолет. Но я по-быстрому в институтский гараж метнулся, «шишка» выдернул и вжарил за тобой. Почти не опоздал…

Забросив ее чемодан в крытый кузов, добавил:

– Не очкуй, француженка! ГАЗ-66 – это русский «Хаммер». Докатим на нем до Зиминска за несколько часов. На всю жизнь впечатления останутся!

Выбора не было. Оливия забралась в кабину и поднесла онемевшие руки к печке.

– Достань-ка термос. – Вадим покосился на рюкзак, пристроенный за пассажирским сиденьем. – Заварил нам в дорогу кофейку. И живицы кедровой туда плеснул – для общего тонуса.

Порывшись в отсеке для документов, он вытащил аккуратную коробку. Оливия присмотрелась. Золотистые брызги по темному фону и тисненая надпись: «Сибирский метеорит».

Она надкусила коричневый шар, обсыпанный вафельной крошкой. Заманчиво хрустнула шоколадная оболочка. Ответным эхом затрещала ледяная корка под исполинскими колесами тронувшегося с места вездехода.

– Отличные конфеты, – искренне похвалила Оливия. – Их делают в Новосибирске?

– Нет, «Метеорит» производит одно частное предприятие. Оно, кстати, находится в Зиминске. Я ведь в этот городок часто по службе мотаюсь – у нас там своя производственно-техническая база. В прошлый раз приехал, а у них сейсмический томограф полетел…

Слушая геолого-технические байки Вадима, которые произрастали одна из другой, Оливия смотрела в окно. Сначала мелькали однообразные панельные и кирпичные постройки, монументальные памятники, тепловые трубы и выцветшие рекламные щиты. Но вскоре «шишига» выкатилась за пределы города, и пейзаж изменился.


Вдоль дороги зачастили строительные подворья, дачные кооперативы, земельные участки с парниками и хлипкими дощатыми постройками, крытыми рубероидом.

Вскоре их сменили деревеньки с крашеными домиками, прижавшимися к трассе. У облупившихся оград скучали старушки в пуховых платках. Они торговали безрукавками, рейтузами, носками и варежками собственной вязки. Некоторые из них беспомощно взмахивали руками, пытаясь привлечь внимание к своему товару.

На переезде через железнодорожное полотно они простояли с четверть часа: один за другим ползли товарняки, груженные лесом. «Шишига» оказалась зажата между двумя забрызганными фурами. От скуки Оливия принялась разглядывать рекламу, нанесенную на распашную дверь стоящего впереди продуктового грузовика. На ней был изображен сочный шницель с картофелем и кудрявым листком зеленого салата. Сверху бежала надпись, смысл которой от Оливии ускользал.

– Полуфабрикаты из мяса местных фермеров, – прочел вслух Вадим и затрясся от хохота. – С юмором у нас народ… Сибиряки! Слушай, француженка, может остановимся на перекур? Заодно и перекусим?

Ответить она не успела. На поверхности приборной панели задергался телефон.

Стараясь не отвлекаться от дороги, Вадим включил громкую связь. Из трубки сквозь помехи донеслось:

– Вадик! Ну ты чего не звонишь? Еще в четверг обещал набрать!

– Ой, прости, Пал Семеныч… Закрутился! Еду сейчас в Зиминск.

– Ты на трассе? Какой километр?

– Сто восьмидесятый…

– Так и заскочил бы! Завтра все выйдут на работу, а документации нет.

Вадим поскреб затылок.

– Да не с руки сейчас, Пал Семеныч…

– Синицин! Тебе за что деньги платят? Давай, сверни на Томилино, оттуда до базы рукой подать! – отрезал собеседник и бросил трубку.

– Бешеной собаке семь верст не крюк… – буркнул Вадим, покосившись на Оливию. – Ведущий технолог звонил. Хороший мужик, но нетерпеливый. Я еще до праздников должен был у него проектную документацию забрать, но то одно, то другое… В общем, затянул. Тебе в Зиминске во сколько нужно быть?

– Музей открыт до шести, так что еще время есть.

– Заедем тогда в «Геогност»? Это по пути. От силы час потеряем…

– Геогност – это городок?

– Да нет, спортивно-оздоровительная база для сотрудников института. Летом там благодать: лодочная станция, столы для пинг-понга, волейбольная площадка. Хочешь рыбачь, хочешь за грибами ходи. А зимой в основном лыжи в сосновом бору. Ну и это, – он щелкнул пальцем по кадыку, – доступные радости…





XXVIII

Старый Новый




За деревней Томилино, состоявшей из десятка домов, кладбища и полуразбитой автобусной остановки, торчал покосившийся указатель «База отдыха». Сразу за знаком дорога круто забирала вверх, потом неслась вниз, сворачивала вправо и врезалась стрелой в заснеженный лес.

С обеих сторон от проселка выстроились титанические сибирские сосны. Казалось, они подпирают стволами низкий потолок набрякшего неба. С их провисших под тяжестью снега игольчатых лап то и дело срывались грузные валуны и бесшумно падали вниз.

Наконец показалось ограждение с железными воротами, над которым горел фонарь. Вадим посигналил, и вскоре двери распахнулись – медленно, как бы в натяг.

«Шишига» двигалась по расчищенной дорожке между крошечных коттеджей, которые были рассыпаны, как игральные кубики, по всему бору. Каждый домик представлял собой типовую избенку с высоким крыльцом и двускатной крышей, из которой торчал черенок дымящейся трубы.

Мимо них, натужно урча, прополз снегоход с прицепом, груженным поленьями. Он остановился у одного из крайних домов. Водитель в камуфляжной куртке соскочил с сиденья и начал укладывать дрова под навесом крыльца.

– Елизаров, ты чего, своих не узнаешь? – крикнул Вадим, высунувшись из кабины.

– Вадик, чертяка, вот так сюрприз! – обрадовался бородатый Елизаров. – А я думаю, кто это на «шишаре» к нам прихилял! Ты какими судьбами?

– Да какими-какими… трудовыми. Не знаешь, как мне ведущего найти? Документы у него принять надо.

– Семеныча? Так он, наверное, в бане парится. – Елизаров махнул рукавицей, указывая на застывший водоем, который просматривался сквозь частокол деревьев.

Добравшись до прямоугольной площадки, на которой выстроились ряды машин, они оставили грузовик и пошли по турбазе пешком.

– Вон там, – рассказывал ей Вадим, – за домиком кастелянши общаковый пищеблок.

Оливия захлопала глазами: значение фразы ей было непонятно.

– Ну общая кухня, она же столовая, – терпеливо пояснил он. – В коттеджах только печки-буржуйки да конфорки походные – так, чайку соорудить. Но обед-ужин на них не приготовишь.