Вечный кролик

Думаю, этого Конни не знала.

– Он так и сказал?

– Почти так.

Она приземлилась, вскрикнула и перемахнула через небольшое стадо коров, которые выглядели так, словно они только что осознали, что сегодня вторник и им придется пересмотреть свои планы. У церкви в Косом Анкерболте мы свернули налево – Конни для этого пришлось совершить серию прыжков по кладбищу, а затем она исчезла за чайными и догнала меня, проскакав по относительно ровной заброшенной железной дороге. Я рассказал ей, что Флемминг и Куницын сначала пытались заставить меня дать показания против нее, но затем вмешался Старший Руководитель.

– Это мистер Ллисъ снял с нас все обвинения.

Она посмотрела на меня, поморщилась, затем приземлилась, издала еще один резкий вскрик и перемахнула через беспечно брошенный зерноуборочный комбайн, пролетев в считаных дюймах над ним. Затем она замедлилась и наконец остановилась у небольшой поросли деревьев, которая обозначала границу поля со зреющей пшеницей.

– Как мои успехи? – спросила она, оборачивая свои уши холодным полотенцем из холодильной камеры, которую она оставила в моей машине.

– Двадцать две минуты и восемнадцать секунд, – сказал я, глядя на свой секундомер.

– Есть еще над чем поработать, – пожав плечами, сказала она, и я заглушил двигатель. Затем Конни повернулась и направилась вдоль поля, опоясанного рядом плакучих берез. Это было приглашением присоединиться к ней, и я, посмотрев по сторонам и никого не увидев, вылез из машины и пошел за ней. Она вела лапой по верхам пшеницы, колыхавшейся на легком ветру, и мы шли по тропинке, которая вела нас к далекому шпилю Клагдэнгл-он-Эрроу мимо амбара Кинтли – полуразрушенного строения, которое в былые дни было излюбленным местом подростков. Оно находилось достаточно далеко, чтобы скрыться от глаз взрослых, но не так далеко, чтобы до него нельзя было добраться на велосипедах. Здесь я впервые поцеловал девушку – Исадору Фэйрфакс, ныне вторую миссис Маллет, – и здесь же Норман в порыве ярости ударил Джеймса Брайанта длинной балкой от подмостков – эпизод, который, как мы всегда считали, стал причиной многочисленных эпилептических припадков Джима и его ранней смерти в двадцать два года.

– Ну, – сказала Конни, – так и почему же мистер Ллисъ снял обвинения?

– Он хотел, чтобы ты и я продолжили общаться, как и до этого. Он сказал, что ты…

– Что?

– Что ты… подсадная крольчиха. Что ты переехала в дом напротив, чтобы соблазнить и использовать меня. Возможно, чтобы при помощи моего служебного допуска получить доступ к серверам Крольнадзора.

Она остановилась, повернулась ко мне, озадаченно склонив голову набок, и ее уши упали вперед.

– Ты тоже так думаешь?

– Я не знаю, что думать. У меня есть допуск, ты – крольчиха, через месяц начнется Переселение…

– Я всегда думала, что мы можем быть вместе, Питер, с самой первой нашей встречи в университете. Не знаю как, почему и правда ли это возможно, но глубоко внутри я всегда это чувствовала.

Я тоже это чувствовал, но не знал, стоит ли оно того, чтобы рисковать жизнью на дуэли. Док был военным, а я пару раз выигрывал соревнования по стрельбе. В школе я стрелял из пистолетов.22 калибра, но дуэль на тяжелых кремневых пистолетах – это же совсем другое дело. Я вряд ли смогу победить. Возможно, в этом и заключался их план.

– Что еще сказал мистер Ллисъ? – спросила она.

– Что я должен дать нашим отношениям развиться и посмотреть, что я смогу выведать о тебе, о планах по гражданскому неповиновению и срыву Переселения, и, в особенности, о преподобной Банти. Он сказал, что если я не стану сотрудничать, то он вырвет мне глаз. Я согласился ему помочь, но теперь рассказываю тебе, чтобы ты поняла – я не крыса.

– Я рада, – сказала она. – Спасибо.

Она остановилась у входа в амбар. Дубовая перемычка сгнила и отчасти обвалилась, и несколько кирпичей угрожающе висели над входом.

– Заходи, – сказала она.

– Знаешь, что, – с большим трудом сказал я, – я правда не думаю, что это хорошая идея.

– И я уважаю тебя за это, – сказала она, – но это не то, о чем ты думаешь. Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился.

– С кем?

– Верь мне.

Внутри нас ждали мужчина-человек и крольчиха, оба сидевшие на остатках телеги для сена. Когда я играл здесь, будучи ребенком, она была почти целой, но теперь от нее осталась лишь полуразвалившаяся рама. Подойдя ближе, я увидел, что человек – это Патрик Финкл из Агентства по поддержке кроликов. Он встал, когда мы подошли, улыбнулся и шагнул вперед, чтобы пожать мне руку. Его белоснежно-белая спутница-крольчиха была в очках в роговой оправе и одета в стиле Беатрис Поттер – голубой сарафан в цветочек и большой бант из такой же ткани между ее ушей. На них обоих были походные ботинки, а на земле рядом стояли два рюкзака.

– Здравствуйте, мистер Нокс, – сказал Финкл. – Рад наконец-то с вами познакомиться. Я довольно часто вижу вас по пути на работу в Крольнадзор.

Он сжал мою руку между двумя своими – я почувствовал отсутствие больших пальцев, и от этого у меня по спине пробежал мерзкий холодок. Финкл был первым, кто отрезал себе пальцы, чтобы показать свою приверженность делу кроликов. И хотя кто-нибудь мог возразить, что большие пальцы и использование орудий труда были такой же характерной чертой нашего вида, как уши для кроликов, Финкл не просто лишил себя сноровки – он сделал заявление о нашей человечности и отказался от нее. Вмиг мое первичное отвращение превратилось в понимание и отчасти даже восхищение. Я глубоко вдохнул и выпрямился.

– Зовите меня Питер, – сказал я. – За один лишь разговор с вами мне грозит немедленное увольнение.

Он невесело улыбнулся.

– Я никому не скажу, если вы не скажете. Вы ведь хотите посмотреть на мои отрубленные пальцы, верно?

– Это так очевидно?

– Боюсь, что да. Не стесняйтесь, все этого хотят.

Он поднял руки, чтобы я мог хорошенько рассмотреть их и удовлетворить свое любопытство. В те дни операции проводились настолько точно, что человек без больших пальцев мог выглядеть так, словно у него их никогда не было, но Финкл сам отрезал их себе ленточной пилой, и поэтому обрубки были неровными и разной длины. Крови он, должно быть, потерял немало.

– Не скучаете по ним? – глупо спросил я, не зная, как начать разговор с обрубленным человеком.


– Скучаю. Каждый день, – спокойно сказал он. – Но когда жертвуешь тем, что тебе не нужно, это даже жертвой нельзя назвать.

По последним подсчетам, около восьмисот человек обрубили себе большие пальцы. Все они жили в колониях или в прибежище на острове Мэн, приняв кроличьи устои. От такого шага разразились скандалы, и некоторых людей даже выкрадывали компании, спасавшие других из сект. Но каждый раз, когда появлялась возможность, обрубленные возвращались в колонии. Раз обрезав себе пальцы, человек делал свой выбор и больше не отказывался от него.

– А это, – сказал Финкл, поворачиваясь, чтобы представить свою спутницу-крольчиху, – преподобная Банти Селестина МНУ-683, мой ментор, духовная наставница и возлюбленная спутница жизни.

– Ой! – сказал я, придя в замешательство, хотя не от того, что встретил ее, а от того, насколько мне, должно быть, доверяли, чтобы допустить это. – Здравствуйте.

Если я и ожидал ощутить при встрече с ней что-нибудь мистическое – ауру праведности, или духовности, или что-нибудь еще, – то я был разочарован. Она выглядела так же, как и любая другая Лабораторная крольчиха, хотя очки и выдавали ее родословную. Подопытное животное, жившее в клетке под номером МНУ-683, перед Очеловечиванием использовали для проверки того, как сильно шампунь раздражает глаза, и у всех ее потомков было слабое зрение, хотя я и не понимал, как такое могло передаться по наследству.

– Здравствуйте! – с сияющей улыбкой сказала она и взяла мою руку в свои лапы. – Рада с вами познакомиться. Батюшки, а что случилось с вашим глазом?

– Лис случился, – сказал я, – ничего страшного.

– Он угрожал вырвать его и съесть?

– Да.

Она поморщилась, затем начертала вокруг моего глаза круглый символ Лаго и положила на него лапу на несколько секунд. Я подумал, что это может быть какое-нибудь чудо или что-то в этом духе, но нет. Когда она подняла лапу, мой глаз чувствовал себя ничуть не лучше, чем прежде.

Закончив знакомство, мы все сели на остатки телеги. Вокруг нас радостно жужжали пчелы, а утро потихоньку становилось жарким. Преподобная Банти раздала нам жестяные кружки[61] с напитком «Вимто» и предложила сэндвичи с огурцом.

– Я бы сейчас такую громадную морковку могла съесть, – сказала Конни, которая только что пробежала расстояние, эквивалентное пятнадцати стометровкам.

– Я приняла обет воздержания, – сказала преподобная Банти, – и поэтому не взяла морковок. Прошу прощения.

– Ах, да, – сказала Конни, немного смутившись. Она забыла, что кроличье духовенство отказывалось от «оранжевых наслаждений», дабы отстраниться от манящих соблазнов материального мира.

– Разве у нас нет персиков? – сказал Финкл. – И я, кажется, брал с собой фруктово-ореховый батончик.

– Подожди, – сказала преподобная Банти, копошась в своем рюкзаке. – Есть банановые сэндвичи, но они немного помялись, и, кажется, где-то был ореховый пирог…

– Итак, Питер, – сказал Финкл, когда мы все немного поели, – расскажите мне о сделке, которую вы заключили с мистером Ллисъом.

– Я только что рассказывал о ней Конни, – сказал я. – Как вы узнали?

– Все стало очевидно, когда Констанцию выпустили, – сказал Финкл. – Я не вижу другой причины для такой щедрости.

Я рассказал им все что знал, и они оба молча слушали, подавая голос лишь для того, чтобы задать вопрос или что-нибудь прояснить. Преподобная Банти попросила меня описать планировку Мегакрольчатника, и я, как мог, все изложил. А еще она спросила, какой у меня уровень допуска к мейнфрейму Крольнадзора.

– На один выше самого низкого, – сказал я, – но я не смогу к нему подключиться. Мистер Ллисъ и куница просто хотят узнать, что именно вы попросите меня найти, и воспользоваться этим, чтобы разгадать ваши планы.

– Хмм, – сказал Финкл, – надо полагать, мистер Ллисъ уже предположил, что вы все нам расскажете, так что точно его ходы просчитать трудно.

– Он очень хочет узнать, где вы находитесь, – сказал я преподобной Банти, – и его очень интересовала тема «завершения круга».

– Вот как, – сказала преподобная Банти. – Это очень интересно.

– Правда? – спросил я.

– Да, – сказал Финкл, – очень.

Я посмотрел на Конни, которая, как мне показалось, все еще думала о столь желанной «громадной морковке».

– В конечном счете, – сказал я, – мистер Ллисъ хочет заставить вас всех переехать в Мегакрольчатник безо всяких проблем, и он считает, что, если арестует преподобную Банти, все пройдет намного проще.

– Даже если он посадит Банти под замок, проблемы все равно будут, – сказал Финкл. – Большой Кроличий Совет утвердил планы по гражданскому сопротивлению, так что каждого кролика придется тащить в Уэльс силком одного за другим. А это будет крайне дорогим удовольствием, не говоря уже о кошмаре в СМИ.

– Поскольку Сметвик и мистер Ллисъ поставили на кон Переселения собственные репутации, – прибавила преподобная Банти, – они захотят завершить его любыми возможными способами. А при поддержке более полутора тысяч лисов и десяти тысяч оперативников Крольнадзора ситуация может сложиться очень неприятная.

Я тоже это понимал, ничего нового они не сказали. Думаю, АКроПаСК рассчитывала, что если дело дойдет до борьбы, то врожденное неприятие конфликтов у кроликов и врожденная склонность к конфликтам у Крольнадзора все решат.

Разговор прервался на одну или две минуты, пока преподобная Банти резала почти не раздавленный пирог с орехами, но вскоре снова завязался. Мы узнали, что Банти выросла в колонии и творила чудеса с тех пор, как закончила среднюю школу, став главной претенденткой на роль новой главы духовенства после смерти предыдущей Банти – пятой после Очеловечивания. Наша встреча была больше похожа на светскую беседу, а не на серьезное обсуждение, и в какой-то момент я спросил Финкла, не хочет ли он, чтобы я что-нибудь для них сделал.

– Вообще-то нет, – сказал он. – Я просто хотел с вами познакомиться. Узнать соседа Конни получше, посмотреть, что вы можете нам предложить. Теперь же я хочу, чтобы вы продолжали сотрудничать с мистером Ллисъом. Если хотите, можете рассказать ему об этой встрече. Поговорив со мной, вы не преступили закон, а лишь совершили маленькое должностное нарушение.

– Вы уверены? – спросил я, расстроившись, что не смогу им помочь.

– Мы уверены, – сказал Финкл. – Вы можете рассказать ему и про Банти тоже. Только перед этим дайте нам четыре часа, чтобы уехать.

– И все? – сказал я.

– И все.

Пока мы ели вкусный ореховый пирог, испеченный сыном мужа дочери сестры матери преподобной Банти, преподобная Банти и Конни рассказали нам о жизни в колониях, которые, несмотря на недостаток свободы и ограниченное пространство, были единственными местами в Соединенном Королевстве, где можно было жить исключительно по кроличьим принципам социального равноправия.