Вечный кролик

Мистер Ллисъ ничего не сказал и медленно надавил кончиком одного когтя на край моего левого глазного яблока. Мое зрение помутилось и посерело, боль была невыносимой, но я даже не смел дышать на случай, если от малейшего движения мой глаз разорвется.

– А теперь слушай, – негромким шепотом сказал он. От его дыхания разило тухлым мясом и вином. – Я спрошу тебя еще раз, и, если ты не выложишь мне сразу всю правду целиком, я вырву твой глаз и съем его.

– Вы этого не сделаете, – прошептал я.

– Ты никогда не задумывался, как Флемминг потеряла свой? – спросил он. – Мы с ней как-то повздорили. Кажется, из-за внутренней политики Надзора… или из-за того, кто лучше сыграл Бэтмена. Не помню, из-за чего именно, но теперь она всегда со всем согласна.

Кажется, в тот миг я захныкал, тихонько и не дергаясь.

– Все верно, – сказал он. – Вы ничего не воспринимаете всерьез, пока кто-нибудь не потеряет глаз. А теперь: ты будешь хорошим мальчиком и расскажешь мне то, что я хочу знать? Взамен ты получишь пенсию, пятьдесят кусков и останешься с обеими зыркалками. – Он помолчал, а затем прибавил: – Сейчас самое время сказать: «Да, сэр, мистер Ллисъ, сэр. Мистер Нокс согласен с лисом, сэр».

– Да, сэр, мистер Ллисъ, сэр, – прошептал я.

– Ну и так сойдет.

И в тот же миг я вдруг оказался на полу совершенно один, а мистер Ллисъ уже снова сидел на своем стуле. Дрожа, я поднялся на ноги и сел. Лис протянул мне платок с монограммой, и я прижал его к глазу.

– Итак, – негромко сказал он, – рассказывай.

И я рассказал. Я рассказал ему совершенно все.





Подсадная утка для подсадной крольчихи




После битвы за Мей Хилл в ходе государственного расследования выяснилось, что мистер Ллисъ вырвал и съел восемнадцать человеческих глаз, и общая сумма требований компенсации, по примерным подсчетам, составила 17,4 миллиона фунтов стерлингов.



Я рассказал обо всем, что касалось меня, и Конни, и Кроликов, настолько точно, насколько мог. Тем временем зрение в моем левом глазу становилось все мутнее из-за растекшейся в нем крови. Мистер Ллисъ хотел знать каждое сказанное Харви слово, каждый наш разговор. «Что он имел в виду?», «Что ты подумал, когда он заглядывал в вентиляционные шахты Мегакрольчатника?», «Ты когда-нибудь разговаривал с Патриком Финклом?», «Как ты считаешь, Констанция Кролик работает на Подполье?», «Как думаешь, ты еще увидишь Харви?»

– Вообще-то, – сказал я в ответ на последний вопрос, – думаю, что увижу. Он сказал, что мы встретимся снова в то время и в том месте, когда и где преподобная Банти завершит круг.

Я увидел, как на кратчайший миг по лицу Старшего Руководителя промелькнул ужас. Мне показалось, что его глаза, всегда крохотные, чуточку расширились, но затем все прошло, и его лицо стало таким же непроницаемым, как и прежде. Он сел и какое-то время просто смотрел на меня, пока Тамара массировала ему плечи.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Переселение уже близко, и самая большая ложка дегтя в этой бочке с медом – это лжепророк Банти и Подполье. Мне нужно, чтобы ты на меня поработал. Будь моими глазами и ушами.

– Уговор был, что я вам все расскажу за пенсию и пятьдесят кусков.

Лис ничего не сказал, указал на мой глаз и ухмыльнулся.

– Давайте предположим, что я согласен, – помолчав, сказал я. – Что вы хотите, чтобы я сделал?

Мистер Ллисъ изложил свой план. Я должен был продолжать ходить в офис, но все рабочее время сидеть в допросной – он сказал мне принести восковые мелки и раскраску, – а также позволить моим отношениям с миссис Кролик развиваться дальше. Ее отпустят, не предъявляя обвинений. Если она попросит меня дать ей допуск к базам данных Крольнадзора, я должен был доложить и передать ей те сведения, которые разрешит мистер Ллисъ. Проще говоря, я должен был сообщать обо всем, что слышу, а в особенности о времени и месте моей встречи с преподобной Банти.

– Я могу ее и не встретить, – сказал я.

– Если она это предвидела, – сказал лис, показывая такую уверенность в ее способностях, какой я от него не ожидал, – то это произойдет. И я хочу быть там, чтобы ее остановить.

Через десять минут я уже был снаружи и глупо моргал от солнечного света. Я глубоко вздохнул и направился в город, собираясь с мыслями. Я решил действовать по своему собственному плану – никогда больше не разговаривать с Конни и при каждой возможности избегать ее.

Но, конечно же, у меня ничего не получилось.

Как только мне вернули телефон, я написал Пиппе и встретился с ней в кафе у церкви Всех Святых.

– Блин, папа, – сказала она, – что с твоим глазом?

– Мистер Ллисъ угрожал вырвать его и съесть.

Она нахмурилась и несколько секунд смотрела на меня.

– Ты не шутишь, да?

Я рассказал ей, что стал подсадной уткой для подсадных кроликов на службе у мистера Ллисъа и что Бобби и Харви оба были важными членами Кроличьего Подполья. Пока я говорил, ее выражение лица сменилось с просто озабоченного до испуганного осознания того, что все намного хуже и серьезнее, чем она себе представляла.

Я также сказал Пиппе, что не упомянул об ее отношениях с Харви, но, учитывая дедуктивные способности мистера Ллисъа, он либо уже все знал, либо это скоро вскроется, так что было бы неплохо ей на время залечь на дно.

– Когда Харви говорил со мной в последний раз, он говорил о тебе, – прибавил я. – Попросил передать, что между вами все по-настоящему… и мне кажется, что он не врал.


– Кролики редко врут, – сказала Пиппа. – Они больше всего гордятся теми своими качествами, которые отличают их от людей.

Я внимательно поразмыслил над ее словами и подумал о Конни. Если кролики редко врали, то логично было предположить, что и о своих чувствах они говорили правду. И если Конни действительно была подсадной крольчихой, то, возможно, ее выбрали именно потому, что я ей все-таки нравился. Одной уловкой меньше.

Пиппа ушла через десять минут, перед этим крепко меня обняв. Я спросил ее, куда она отправится, и она сказала, что «знает безопасное место». Больше вопросов я не задавал. Правда, лучше было не знать. Когда она ушла, я еще час посидел в кафе, а затем отправился домой. Проезжая мимо деревни Слиптонский Шлепанец, я вдруг подумал, что, если Конни и правда была подсадной крольчихой, то она, вероятно, догадывалась, что я все расскажу мистеру Ллисъу. Я отчасти ожидал, что, когда приеду домой, Кроликов уже не будет. Нет, правда, я даже надеялся, что они съедут. Тогда я получил бы карт-бланш ничего не делать, а я очень хотел ничего не делать.

Мое желание не сбылось. Их «Додж» стоял на подъездной дорожке, а майор Кролик подстригал бирючиновую изгородь, покуривая при этом трубку. Вечер был теплым, поэтому он повесил свой пиджак на садовые вилы и работал в жилетке. Он радостно помахал мне, когда я вылез из машины, и я заметил Конни, поливавшую большой огород, который уже занял почти весь газон. Если она и переживала из-за того, что ее арестовали и целый день допрашивали, она не подавала виду. Но помимо внешней беззаботности Конни, меня ждал еще один сюрприз. Тоби Маллет был занят тем, что перекрашивал дверь моего гаража.

– Мистер Нокс, я так извиняюсь за то, что измазал ваш гараж неприличными словами позапрошлой ночью, – заискивающим тоном сказал он, как только меня увидел. – Я был очень пьян и не полностью отдавал отчет в своих действиях. Папа объяснил мне, что я неправ, и я пришел загладить вину.

– Правда? – с толикой сомнения сказал я. Способность извиняться и искренне раскаиваться не входила в особенности характера Маллетов. – Ты что, хочешь снова увидеться с Пиппой?

– Нет! – сказал он, потрясенно выпучив глаза и бросив очередной беспокойный взгляд в сторону дома Кроликов. – В смысле, нет, спасибо, но все в прошлом. Она уже узнала о том, что я спал с Арабеллой из клуба верховой езды?

– А она просила тебя нагнуться, чтобы дать тебе в глаз?

Он помотал головой.

– Значит, не узнала.

Обсудив, в какой цвет покрасить дверь гаража поверх уже нанесенной грунтовки, он поспешно убрался восвояси, бросив на Хемлок Тауэрс еще один трусливый взгляд. Что-то явно происходило.

Я открыл дверь ключом, вошел в дом, проверил почту в прихожей – в основном счета и реклама, – а затем подпрыгнул от страха, обнаружив, что Док уже ждет меня в кухне.

– Пожалуйста, не надо так делать, – сказал я, – возникать из ниоткуда как черт из табакерки. Это очень неприятно.

– Извини, – сказал он, – но мне нужно поговорить с тобой о ярме на моей шее.

– О чем?

– О моей боевой подруге. О той-кому-нужно-подчиняться. Ну, ты понял, о супруге моей.

– Слушай, – сказал я, ожидая неприятностей, – все это – огромное недоразумение.

– О, я знаю, – с улыбкой сказал он, кладя мне на плечо могучую лапу. – Конни объяснила мне, что произошло, и мы хорошенько посмеялись. Я могу говорить с тобой прямо?

– Конечно.

Он опустил глаза и задумчиво постучал когтями по линолеуму.

– Я стреляю уже не так метко, как прежде, и рано или поздно окажусь на рассвете на каком-нибудь туманном болоте, глядя в дуло пистолета, который будет держать какой-нибудь самоуверенный молодой кролик с твердой рукой. А мои секунданты будут уверять меня, что все хорошо, хотя я буду знать, что это не так.

Он уселся за кухонный стол.

– Я не хочу оказаться одним из тех жалких бывших альфа-самцов, которые живут в одиночестве с такими дырявыми ушами, что в них капусту можно отжимать, и где каждая дырка – вечное напоминание о любви, за которую он боролся, но в итоге потерял.

– Я не совсем понимаю, к чему это.

– Ты с Конни, похоже, на короткой ноге, и я бы хотел, чтобы ты держал меня в курсе тех ее интрижек, которые, как ты считаешь, могут оказаться чем-то по-настоящему серьезным. Я знаю, до весеннего брачного сезона еще полно времени, но в наши дни жен начинают отбивать все раньше и раньше. Если я буду предупрежден заранее, то смогу отогнать соперников жесткими речами, деньгами или молчаливым проявлением мужской агрессии и таким образом избежать вызова.

– Я понял, о чем ты, – сказал я, – но мне не очень хочется шпионить за твоей женой.

– Когда любишь, это не шпионство. Я бы попросил Бобби, но эти двое неразлейвода, а Кент… В общем, этот мальчишка – неисправимый копатель. Ты знаешь, что, когда он рядом, мне приходится прятать все лопаты?

– Удивительно.

– Вот именно, – сказал Док, готовясь уходить. Он заметно повеселел. – Удивительно. Ты ведь будешь рассказывать мне про Конни, верно? Мне нужно как-то сохранить брак, при этом не дерясь на дуэлях.

– Сделаю, что смогу.

– Молодчина, – сказал Док. – Кстати говоря, ты не видел Бобби? Пока я был в Херефорде и забирал Конни из застенков, она собрала вещи и ушла.

– Нет, – сказал я, сообразив, что она могла узнать о раскрытии личности Харви и догадаться, что ее, наверное, станут допрашивать следующей. Мне показалось странным, что наши дочери вместе скрываются от Крольнадзора.

– Вот и хорошо, – сказал он, улыбнулся мне, прыгнул в дверь и меньше чем через десять секунд продолжил возиться в саду.



Я услышал новости о том, что «Две ноги – хорошо» проводят демонстрацию у Колонии № 1, когда делал себе запеканку на обед. Примерно двести сторонников превосходства гоминидов собрались у входа в колонию, разозленные тем, что обыкновенным трудящимся людям отказывают в минимальных социальных благах, в то время как кроликов переселяют «в роскошное место». И хотя демонстрация была воинственной и громкой, она не была незаконной, и полиция с Крольнадзором, похоже, не собирались ее разгонять. Учитывая связи мистера Ллисъа с «Две ноги – хорошо», я не мог не подумать, что на самом деле это не демонстрация, а просто осада и способ не дать преподобной Банти перемещаться по стране и распространять, по словам Сметвика, «опасные призывы к мятежу».

Я только поставил запеканку в духовку, когда раздался звонок в дверь. Я подумал, что это может быть Конни и что она звонит из вежливости, но это была не она. Это были Виктор и Норман Маллеты.

– А, – настороженно сказал я, – добрый вечер.