Вечный кролик
Часть 11 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, – задумчиво сказала она. – Из-за этого на семейных посиделках всегда бывает немного неловко. Не зайдешь со мной в овощной отдел?
Пока мы шли вдоль полок, я чувствовал, как на нас глазеют. Когда мы подходили, покупатели вдруг исчезали с нашего пути, а один раз, когда Конни остановилась в отделе еды для приверед, находившиеся там покупатели поспешно отшатнулись, неодобрительно цокая языками.
– Мне сказали, что ты играла небольшую роль в «Криминальном чтиве», – сказал я, чтобы поддержать разговор.
– Наивысшей точкой моей провальной карьеры стало то, что меня вырезали из классической картины, – с улыбкой сказала она. – Фрагмент изначально назывался «Инцидент с кроликом». Квентин был вовсе не против работать с кроликами, но студии давили на него, и мою сцену пришлось переснять с человеком. И они изменили «хороший морковный сок» в диалоге на «хороший кофе». Но если ты пересмотришь фильм, то заметишь, что жену Джимми должна была играть крольчиха. В те годы нам еще разрешали летать в Штаты, – со вздохом прибавила она. – Нужно было получать справку о том, что я не беременна, и нельзя было задерживаться в стране дольше чем на половину продолжительности беременности, но все же… Хорошие были времена.
– Наверное, было неприятно, что тебе не перепало от успеха фильма.
– Таковы реалии актерской жизни, – философски сказала Конни. – В основном я работала в рекламе, пару раз появлялась в «Ферме Эммердейл» и «Чисто чикагском убийстве» и играла акушерку Рэйчел Кролик в ста восьмидесяти трех сериях сериала «Как глубока была моя нора». Ты его смотрел?
– Нет, – честно сказал я. Хитросплетения множества сюжетных линий того сериала были настолько запутаны, что в одном двадцатиминутном эпизоде было не меньше драмы, чем в целом сезоне «Западного крыла». Лишь несколько человек утверждали, что разобрались в сюжете, но они, скорее всего, врали.
– Люди его почти не смотрят, – ответила Конни, – но кое-что с моим участием ты, наверное, видел. Помнишь рисованную крольчиху в рекламе шоколада с карамелью «Кэдбери»?
Как ни странно – хотя на самом деле ничего странного в этом не было, – когда я видел ту рекламу, я всегда думал о Конни. Мое воображение решило, что у той рисованной крольчихи такие же формы и западный акцент, хотя голос у нее был совершенно другой.
– Так это была ты?
Конни небрежно махнула лапой.
– Меня снимали, чтобы аниматоры могли срисовать движения, так что да, тело и движения мои. Причем все это было задолго до технологии захвата движений.
– Но ведь голос не твой, верно? – сказал я.
Она улыбнулась.
– Заметил. Я тогда еще не была членом Актерской ассоциации, поэтому вместо меня ее озвучивала Мириам Маргулис. Но я находилась в студии вместе с ней, чтобы ее консультировать. Она замечательная женщина и так здорово сыграла Кормилицу в «Ромео + Джульетта».
– А ты когда-нибудь играла в постановках Шекспира? – сказал я.
– Две недели играла Основу в «Сне в летнюю ночь», но думаю, что получила роль только из-за ушей. А вообще, знаешь что? – сказала она, когда мы подошли к овощному отделу. – Мне ведь на самом деле совсем не нужно было идти за покупками.
– Не нужно?
– Нет. У меня любовник, и я хотела позвонить ему так, чтобы Клиффорд не услышал. Его зовут Руперт Кролик. Он мой кузен со стороны матери мужа дочери сестры моего отца.
– Я… Я не уверен, что тебе стоит рассказывать мне об этом.
– Будучи крольчихой, – со вздохом сказала она, – мне бывает трудно найти хоть кого-нибудь, кто мне не родственник.
– Нет, – сказал я. – Я имел в виду, что тебе не стоит рассказывать мне о том, что ты изменяешь мужу.
Она взяла сельдерей и с видом эксперта понюхала его.
– Я всегда могла доверять тебе, Пит. Я говорила тебе всякое, и ты мог рассказать об этом другим, но не рассказывал. Ты скажешь моему мужу?
– Нет, конечно же нет.
– Вот поэтому я и делюсь. К слову, в Руперте я тоже не совсем уверена. Недостаточно он дурной.
– Недостаточно дурной? – спросил я, все-таки заинтересовавшись.
– Клиффорд замечательный муж. Честный, высокий, умный, трудолюбивый, целеустремленный… Но если я когда-нибудь захочу еще детей, они, наверное, будут не от него.
Я спросил, почему нет, и она ответила, что это «поймут только крольчихи». Она задержалась у салата айсберг, потом понюхала ромэн, а затем взяла упаковку с двумя кочанами Маленькой жемчужины.
– Вообще-то это просто миниатюрный ромэн, – сказала она со знанием дела, – и он очень устойчив к корневой тле. Ты знал, что древние египтяне считали салат символом сексуальной удали и плодородия?
– Теперь знаю.
– На нас кто-нибудь смотрит? – озорным тоном спросила она.
– Что ты хочешь сделать?
– Так смотрит или нет?
Я огляделся по сторонам.
– Нет.
Она вынула одну из Маленьких жемчужин из целлофана.
– Мой второй муж и я обычно ели Маленькую жемчужину во время… ну ты понимаешь. Она увеличивает шанс овуляции[34].
Затем, не колеблясь, она в один присест проглотила Маленькую жемчужину.
Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, и по ее телу прошла дрожь, от которой коричневый мех на холке встал дыбом. Она задержала дыхание, а затем с низким стоном выдохнула пахнущий салатом воздух.
– Ух ты, – негромко сказала она. – Салаты Ассоциации производителей чистых органических продуктов всегда торкают больше других. Слушай, тебе лучше это взять.
Она протянула мне оставшийся кочан.
– Если я вернусь домой с упаковкой, в которой нет одной жемчужины, Клиффорд точно что-нибудь заподозрит. Ой-ой. У нас проблемы.
Я оглянулся и увидел, как охранник разговаривает с двумя недовольными покупателями. Они смотрели в нашу сторону и указывали на нас пальцами. Я снова повернулся к Конни, чтобы что-то сказать, но она уже ускользнула.
– Эта крольчиха была с вами? – спросил охранник, подойдя ко мне.
– Какая крольчиха?
– Та, которая сунула вам вскрытую упаковку с Маленькой жемчужиной, потому что иначе ее муж стал бы ревновать.
– А такое часто случается?
– Чаще, чем вы думаете. Ну так что, эта крольчиха с вами?
– Вообще-то нет… мы только что познакомились.
Он что-то буркнул и отошел. Я прошелся вдоль полок, пытаясь найти Конни, и наконец увидел ее снаружи. Она быстро шла к своей припаркованной машине. Я наблюдал, как она садится в «Додж», затем выезжает задом с парковки и уезжает. Еще в университете мне нравились ее эксцентричный характер и совершеннейшая прямота. Они и сейчас мне нравились. А еще я понимал, что рано или поздно, случайно или нарочно, она узнает о моем участии в гибели ее второго мужа, Дилана Кролика… И мне вовсе не хотелось, чтобы это случилось.
Старший Руководитель
Миксоматоз использовался в качестве бактериологического оружия против кроликов с начала девятнадцатого века, и даже был завезен в Австралию в 1950 году. Сначала болезнь проявляется на глазах и гениталиях: могут появляться опухоли или миксомы. Затем присоединяется вторичная инфекция, развивается пневмония, и через две недели после заражения кролик обычно умирает. Лекарства от болезни не существует.
Когда я вернулся в офис, то застал Флемминг и Безухого за моим компьютером. Они просматривали утренние отказы и возможные совпадения. У Флемминг был пароль администратора, и она могла получить доступ ко всей моей работе, так что я не удивился.
– Результатов, значит, пока нет? – спросила она.
– Это долгий и утомительный процесс, – сказал я. – И здесь нельзя торопиться.
– В таком случае, – сказал Безухий, – думаю, нужно сделать подход более осмысленным. Мы сказали ему, что ты зайдешь и отчитаешься о проделанной работе, когда вернешься.
Эти слова меня не на шутку встревожили.
– К кому я должен зайти?
– А ты сам как думаешь? К Старшему Руководителю.
Я вздрогнул. Никто не хотел встречаться со Старшим Руководителем, особенно если этот никто был ключевой фигурой в важном расследовании, которое ни на йоту не сдвинулось с места. Я попытался придумать ряд убедительных и разумных аргументов, которые бы заставили других прислушаться ко мне и при этом поразили бы их глубиной моего интеллекта и остроумия, но в конце концов я лишь смог плаксиво выдавить из себя:
– А это обязательно?
– Конечно нет, – сказала Флемминг. – Но ты все равно пойдешь, потому что я тебе приказываю. А, и зайди по пути в бухгалтерию. Кажется, у них есть что ему передать.
Разговор завершился, и Флемминг с Безухим вернулись на свои места. Я вздохнул, а затем медленно побрел по коридору туда, где меня уже ждала главный бухгалтер с пухлым коричневым конвертом и расчетным листом. Я знал, что внутри конверта. У Старшего Руководителя было много странных привычек, одна из них такая: он настаивал, чтобы за все «дополнительные услуги» ему платили наличными.
– Спасибо, что идете туда, – беспокойно сказала она. – Я бы и сама все сделала, но мне нужно срочно бежать к стоматологу.
Она потерла челюсть и наигранно поморщилась, чтобы подчеркнуть свои слова, затем напомнила мне получить его роспись за деньги и исчезла в своем кабинете.
Я спустился вниз, в главный офис Крольнадзора. Офис был большим и открытым, освещенным яркими люминесцентными лампами. В нем работало около шестидесяти сотрудников, и почти все они либо висели на телефонах, либо, ссутулившись, смотрели в свои мониторы. Они отслеживали выполнение рабочих заданий, вероятные всплески криминальной активности и жестко следили за соблюдением максимального размера оплаты кроличьего труда.
Пока я медленно пересекал офис, взгляды были устремлены на меня. Казалось, что все застыли в мрачном предчувствии чего-то неизбежного. Никому не нравилось, что Старший Руководитель сейчас здесь, и прибытие кого-то с пухлым коричневым конвертом казалось им хорошим предзнаменованием. Чем скорее ему заплатят, тем скорее он уйдет.
Мне даже не пришлось объяснять цель моего визита помощнику Старшего Руководителя. Он просто объявил о моем прибытии по внутренней связи и поторопил меня. Я подошел к двери, набрал в грудь побольше воздуха, постучал и вошел.
Кабинет был чистым и аккуратным. На стенах висели фотографии Старшего Руководителя и напоминания о его многочисленных достижениях в ретрогонках. Повсюду стояли трофеи, полированные части двигателя, переделанные в часы и пепельницы, а на стене висела запасная фигурка с капота машины D-Type, победившей в одном из турниров Ле-Мана. Жалюзи были опущены, и поэтому в кабинете было довольно темно, а в воздухе висел невероятно удушающий запах: смесь виски, сигарного дыма и лосьона «Олд Спайс».
Зажглась сигара, и сидевший в темноте силуэт немного озарился оранжевым огоньком. Я прокашлялся, чтобы успокоиться, и поднял конверт.
Пока мы шли вдоль полок, я чувствовал, как на нас глазеют. Когда мы подходили, покупатели вдруг исчезали с нашего пути, а один раз, когда Конни остановилась в отделе еды для приверед, находившиеся там покупатели поспешно отшатнулись, неодобрительно цокая языками.
– Мне сказали, что ты играла небольшую роль в «Криминальном чтиве», – сказал я, чтобы поддержать разговор.
– Наивысшей точкой моей провальной карьеры стало то, что меня вырезали из классической картины, – с улыбкой сказала она. – Фрагмент изначально назывался «Инцидент с кроликом». Квентин был вовсе не против работать с кроликами, но студии давили на него, и мою сцену пришлось переснять с человеком. И они изменили «хороший морковный сок» в диалоге на «хороший кофе». Но если ты пересмотришь фильм, то заметишь, что жену Джимми должна была играть крольчиха. В те годы нам еще разрешали летать в Штаты, – со вздохом прибавила она. – Нужно было получать справку о том, что я не беременна, и нельзя было задерживаться в стране дольше чем на половину продолжительности беременности, но все же… Хорошие были времена.
– Наверное, было неприятно, что тебе не перепало от успеха фильма.
– Таковы реалии актерской жизни, – философски сказала Конни. – В основном я работала в рекламе, пару раз появлялась в «Ферме Эммердейл» и «Чисто чикагском убийстве» и играла акушерку Рэйчел Кролик в ста восьмидесяти трех сериях сериала «Как глубока была моя нора». Ты его смотрел?
– Нет, – честно сказал я. Хитросплетения множества сюжетных линий того сериала были настолько запутаны, что в одном двадцатиминутном эпизоде было не меньше драмы, чем в целом сезоне «Западного крыла». Лишь несколько человек утверждали, что разобрались в сюжете, но они, скорее всего, врали.
– Люди его почти не смотрят, – ответила Конни, – но кое-что с моим участием ты, наверное, видел. Помнишь рисованную крольчиху в рекламе шоколада с карамелью «Кэдбери»?
Как ни странно – хотя на самом деле ничего странного в этом не было, – когда я видел ту рекламу, я всегда думал о Конни. Мое воображение решило, что у той рисованной крольчихи такие же формы и западный акцент, хотя голос у нее был совершенно другой.
– Так это была ты?
Конни небрежно махнула лапой.
– Меня снимали, чтобы аниматоры могли срисовать движения, так что да, тело и движения мои. Причем все это было задолго до технологии захвата движений.
– Но ведь голос не твой, верно? – сказал я.
Она улыбнулась.
– Заметил. Я тогда еще не была членом Актерской ассоциации, поэтому вместо меня ее озвучивала Мириам Маргулис. Но я находилась в студии вместе с ней, чтобы ее консультировать. Она замечательная женщина и так здорово сыграла Кормилицу в «Ромео + Джульетта».
– А ты когда-нибудь играла в постановках Шекспира? – сказал я.
– Две недели играла Основу в «Сне в летнюю ночь», но думаю, что получила роль только из-за ушей. А вообще, знаешь что? – сказала она, когда мы подошли к овощному отделу. – Мне ведь на самом деле совсем не нужно было идти за покупками.
– Не нужно?
– Нет. У меня любовник, и я хотела позвонить ему так, чтобы Клиффорд не услышал. Его зовут Руперт Кролик. Он мой кузен со стороны матери мужа дочери сестры моего отца.
– Я… Я не уверен, что тебе стоит рассказывать мне об этом.
– Будучи крольчихой, – со вздохом сказала она, – мне бывает трудно найти хоть кого-нибудь, кто мне не родственник.
– Нет, – сказал я. – Я имел в виду, что тебе не стоит рассказывать мне о том, что ты изменяешь мужу.
Она взяла сельдерей и с видом эксперта понюхала его.
– Я всегда могла доверять тебе, Пит. Я говорила тебе всякое, и ты мог рассказать об этом другим, но не рассказывал. Ты скажешь моему мужу?
– Нет, конечно же нет.
– Вот поэтому я и делюсь. К слову, в Руперте я тоже не совсем уверена. Недостаточно он дурной.
– Недостаточно дурной? – спросил я, все-таки заинтересовавшись.
– Клиффорд замечательный муж. Честный, высокий, умный, трудолюбивый, целеустремленный… Но если я когда-нибудь захочу еще детей, они, наверное, будут не от него.
Я спросил, почему нет, и она ответила, что это «поймут только крольчихи». Она задержалась у салата айсберг, потом понюхала ромэн, а затем взяла упаковку с двумя кочанами Маленькой жемчужины.
– Вообще-то это просто миниатюрный ромэн, – сказала она со знанием дела, – и он очень устойчив к корневой тле. Ты знал, что древние египтяне считали салат символом сексуальной удали и плодородия?
– Теперь знаю.
– На нас кто-нибудь смотрит? – озорным тоном спросила она.
– Что ты хочешь сделать?
– Так смотрит или нет?
Я огляделся по сторонам.
– Нет.
Она вынула одну из Маленьких жемчужин из целлофана.
– Мой второй муж и я обычно ели Маленькую жемчужину во время… ну ты понимаешь. Она увеличивает шанс овуляции[34].
Затем, не колеблясь, она в один присест проглотила Маленькую жемчужину.
Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, и по ее телу прошла дрожь, от которой коричневый мех на холке встал дыбом. Она задержала дыхание, а затем с низким стоном выдохнула пахнущий салатом воздух.
– Ух ты, – негромко сказала она. – Салаты Ассоциации производителей чистых органических продуктов всегда торкают больше других. Слушай, тебе лучше это взять.
Она протянула мне оставшийся кочан.
– Если я вернусь домой с упаковкой, в которой нет одной жемчужины, Клиффорд точно что-нибудь заподозрит. Ой-ой. У нас проблемы.
Я оглянулся и увидел, как охранник разговаривает с двумя недовольными покупателями. Они смотрели в нашу сторону и указывали на нас пальцами. Я снова повернулся к Конни, чтобы что-то сказать, но она уже ускользнула.
– Эта крольчиха была с вами? – спросил охранник, подойдя ко мне.
– Какая крольчиха?
– Та, которая сунула вам вскрытую упаковку с Маленькой жемчужиной, потому что иначе ее муж стал бы ревновать.
– А такое часто случается?
– Чаще, чем вы думаете. Ну так что, эта крольчиха с вами?
– Вообще-то нет… мы только что познакомились.
Он что-то буркнул и отошел. Я прошелся вдоль полок, пытаясь найти Конни, и наконец увидел ее снаружи. Она быстро шла к своей припаркованной машине. Я наблюдал, как она садится в «Додж», затем выезжает задом с парковки и уезжает. Еще в университете мне нравились ее эксцентричный характер и совершеннейшая прямота. Они и сейчас мне нравились. А еще я понимал, что рано или поздно, случайно или нарочно, она узнает о моем участии в гибели ее второго мужа, Дилана Кролика… И мне вовсе не хотелось, чтобы это случилось.
Старший Руководитель
Миксоматоз использовался в качестве бактериологического оружия против кроликов с начала девятнадцатого века, и даже был завезен в Австралию в 1950 году. Сначала болезнь проявляется на глазах и гениталиях: могут появляться опухоли или миксомы. Затем присоединяется вторичная инфекция, развивается пневмония, и через две недели после заражения кролик обычно умирает. Лекарства от болезни не существует.
Когда я вернулся в офис, то застал Флемминг и Безухого за моим компьютером. Они просматривали утренние отказы и возможные совпадения. У Флемминг был пароль администратора, и она могла получить доступ ко всей моей работе, так что я не удивился.
– Результатов, значит, пока нет? – спросила она.
– Это долгий и утомительный процесс, – сказал я. – И здесь нельзя торопиться.
– В таком случае, – сказал Безухий, – думаю, нужно сделать подход более осмысленным. Мы сказали ему, что ты зайдешь и отчитаешься о проделанной работе, когда вернешься.
Эти слова меня не на шутку встревожили.
– К кому я должен зайти?
– А ты сам как думаешь? К Старшему Руководителю.
Я вздрогнул. Никто не хотел встречаться со Старшим Руководителем, особенно если этот никто был ключевой фигурой в важном расследовании, которое ни на йоту не сдвинулось с места. Я попытался придумать ряд убедительных и разумных аргументов, которые бы заставили других прислушаться ко мне и при этом поразили бы их глубиной моего интеллекта и остроумия, но в конце концов я лишь смог плаксиво выдавить из себя:
– А это обязательно?
– Конечно нет, – сказала Флемминг. – Но ты все равно пойдешь, потому что я тебе приказываю. А, и зайди по пути в бухгалтерию. Кажется, у них есть что ему передать.
Разговор завершился, и Флемминг с Безухим вернулись на свои места. Я вздохнул, а затем медленно побрел по коридору туда, где меня уже ждала главный бухгалтер с пухлым коричневым конвертом и расчетным листом. Я знал, что внутри конверта. У Старшего Руководителя было много странных привычек, одна из них такая: он настаивал, чтобы за все «дополнительные услуги» ему платили наличными.
– Спасибо, что идете туда, – беспокойно сказала она. – Я бы и сама все сделала, но мне нужно срочно бежать к стоматологу.
Она потерла челюсть и наигранно поморщилась, чтобы подчеркнуть свои слова, затем напомнила мне получить его роспись за деньги и исчезла в своем кабинете.
Я спустился вниз, в главный офис Крольнадзора. Офис был большим и открытым, освещенным яркими люминесцентными лампами. В нем работало около шестидесяти сотрудников, и почти все они либо висели на телефонах, либо, ссутулившись, смотрели в свои мониторы. Они отслеживали выполнение рабочих заданий, вероятные всплески криминальной активности и жестко следили за соблюдением максимального размера оплаты кроличьего труда.
Пока я медленно пересекал офис, взгляды были устремлены на меня. Казалось, что все застыли в мрачном предчувствии чего-то неизбежного. Никому не нравилось, что Старший Руководитель сейчас здесь, и прибытие кого-то с пухлым коричневым конвертом казалось им хорошим предзнаменованием. Чем скорее ему заплатят, тем скорее он уйдет.
Мне даже не пришлось объяснять цель моего визита помощнику Старшего Руководителя. Он просто объявил о моем прибытии по внутренней связи и поторопил меня. Я подошел к двери, набрал в грудь побольше воздуха, постучал и вошел.
Кабинет был чистым и аккуратным. На стенах висели фотографии Старшего Руководителя и напоминания о его многочисленных достижениях в ретрогонках. Повсюду стояли трофеи, полированные части двигателя, переделанные в часы и пепельницы, а на стене висела запасная фигурка с капота машины D-Type, победившей в одном из турниров Ле-Мана. Жалюзи были опущены, и поэтому в кабинете было довольно темно, а в воздухе висел невероятно удушающий запах: смесь виски, сигарного дыма и лосьона «Олд Спайс».
Зажглась сигара, и сидевший в темноте силуэт немного озарился оранжевым огоньком. Я прокашлялся, чтобы успокоиться, и поднял конверт.