В одно мгновение

Хлоя внимательно осматривает Мо с головы до ног в поисках повреждений. Мо ей помогает. Она показывает ладони, переворачивает их тыльной стороной кверху, затем по очереди вытягивает ступни из ботинок. Кожа на руках у Мо шелушится, из-под омертвевших восково-желтых чешуек выглядывает новая розовая кожица. Ступни выглядят куда хуже:

все пальцы на месте, но их кончики до сих пор болезненного алого цвета. В ответ Хлоя демонстрирует ей свои раны, и Мо хмурится и кивает, увидев, как дорого Хлое пришлось заплатить за решение пойти с Вэнсом. – Дерьмово, – говорит Мо.

Она выражает очевидное так просто и незатейливо, что с лица Хлои разом пропадает горькое выражение, а уголки ее губ впервые с того ужасного дня поднимаются в едва заметном намеке на улыбку.

– Ты что здесь делаешь? – меняет тему Мо.

– Папа ушел в самоволку, – отвечает Хлоя. – Мама решила, что он может быть здесь.

Брови Мо ползут к переносице.

– Он разве не в инвалидном кресле?

– Должен быть.

Мо больше ни о чем не спрашивает, чтобы не отвлекать Хлою: они подошли к песку, и теперь моя сестра шагает так неуверенно и осторожно – словно по минному полю, – что я вдруг проникаюсь уважением к пальцам ног. Я никогда не задумывалась о том, как велика их роль в нашей способности держать равновесие.

Они бредут через пляж почти к самой воде, туда, где за грядой камней уже виден открытый океан, и наконец останавливаются. Хлоя полной грудью вдыхает соленый воздух. Я завидую ей так сильно, что чуть не плачу.

Я люблю океан, люблю все, что с ним связано, – воду, волны, песок, ветер, нескончаемые приливы и отливы, – но больше всего я люблю тот особенный морской запах, который вдыхала почти каждый день, пока была жива. Запах, навевающий мириады воспоминаний – о хот-догах и жареном зефире, волейбольных турнирах и серфинге, дельфинах, и ракушках, и замках из песка, и о том, как мы частенько закапывали в песок моего брата.

У Хлои дрожат губы, Мо обхватывает себя руками за плечи. Стоя здесь, они не могут не думать обо мне. Это была моя территория.

– Я по ней скучаю, – говорит Мо.

Хлоя закрывает глаза и кивает:

– Как будто там, где раньше была Финн, теперь зияет огромная дыра. Гигантская пустота.

Хлоя сжимает переносицу, и я знаю, что она сдерживается из последних сил. С тех пор как ее спасли, она ни разу не плакала, и я не понимаю, хорошо это или плохо – то, что сейчас она вот-вот разрыдается.

Мо ничего не замечает. Не отводя глаз от океана, она говорит:

– Эта дыра как будто все время рядом со мной, она засасывает весь свет, поглощает все звуки, так что все вокруг кажется менее ярким… менее приятным… – Она вздыхает, опускает голову, поднимает ее, снова смотрит на воду. – Не знаю… менее настоящим.

У Хлои по щекам катятся слезы, но она все сжимает переносицу, словно пытаясь остановить их поток. – Когда я о ней думаю, – говорит Мо, – вот как сейчас, я пытаюсь быть счастливой, потому что знаю, что ей бы этого хотелось. И к тому же она сейчас где-то в прекрасном месте. Но в остальное время, когда я о ней не думаю, мне так тяжело! Потому что как раз тогда мне ее больше всего не хватает, я чувствую себя такой одинокой, словно плыву по бескрайнему морю или лечу в открытом космосе, словно меня больше не держит сила тяготения, словно у меня вот-вот закончится запас кислорода.

Хлоя шмыгает носом, и Мо оборачивается.

– Прости, Лоло, – быстро говорит она, только сейчас заметив, что Хлоя плачет.

Моя сестра мотает головой:

– Нет, все нормально. – Она трет глаза, делает глубокий вдох. – Я тоже по ней скучаю. Постоянно. – Я все понимаю, – продолжает Мо. У нее в глазах тоже стоят слезы. – Люди умирают. Понимаю, что я все еще жива, жизнь продолжается и со временем эта дыра уменьшится. По крайней мере, все так говорят.

– А тебе не хочется, чтобы эти все заткнулись? – спрашивает Хлоя.

Мо кивает ей, почти улыбаясь, и снова отворачивается к океану.

– Хочется. Я и без них все это знаю. Но прямо сейчас дыра такая огромная, и мне так одиноко, и я так сильно скучаю по Финн…

Пару минут они стоят молча, глядят на океан, сдерживая слезы, и оттого, что им обеим так грустно, я чувствую себя просто ужасно. Я не хочу быть черной дырой, которая засасывает в себя их счастье и радость и заставляет их плакать. Я хочу, чтобы они видели не пустоту, а что-то совсем иное, заполненное до краев. Я так устала от того, что по мне скучают, что люди грустят всякий раз, когда думают обо мне.

Не пытайтесь быть счастливыми, когда вы обо мне вспоминаете, будьте счастливыми по-настоящему. Смотрите на океан и улыбайтесь. Вдыхайте его запах и радуйтесь. Помните обо мне. Помните, что я никогда не грустила дольше суток, а чаще всего не выдерживала и часа. Помните, как здорово мы проводили время, как я любила творить всякие безумства. Помните, как я боялась всего, у чего больше четырех ног, но совершенно не боялась неизведанного. Помните. Несите меня внутри, как свет, который озаряет вашу жизнь и делает все вокруг лучше, красивее. Я не хочу быть пустотой, дырой, тенью. ПОМНИТЕ ОБО МНЕ!

– Знаешь, о чем я думаю? – спрашивает Хлоя. – Когда я подстриглась и выкрасила волосы, никто не сказал мне ни слова. Ни родня, ни учителя, ни друзья. Все просто сделали вид, что у меня всегда были короткие черные волосы. А Финн – нет. Она только взглянула на меня и сразу выдала: «Ого, прямо как Пестик». Знаешь, из «Суперкрошек»? Она не стала врать, прикидываться, что ей нравится, но и не делала вид, что ничего не изменилось. Ей плевать было на то, какого цвета у меня волосы – черного, зеленого, фиолетового. Для нее я всегда оставалась собой. Я больше не знаю таких, как Финн.

– Ей страшно не нравилась твоя прическа, – фыркает Мо.

Хлоя снова улыбается уголками губ, и я готова расцеловать Мо. За десять минут она добилась того, чего на протяжении нескольких недель не могли сделать толпы врачей и мозгоправов. А потом я смеюсь оттого, что единственное важное воспоминание, которое осталось обо мне у Хлои, – это история, которую я вообще не помню. Так странно и удивительно, что мы делаем какие-то вещи, но толком этого не понимаем.

– Во вторую ночь там, – глухо говорит Хлоя, не сводя глаз с серебристой линии горизонта, – я хотела умереть. – Она вздрагивает от воспоминания о холоде, а Мо крепко обхватывает себя руками за плечи. – Если бы я могла остановить себе сердце, я бы так и сделала. Люди считают, что худшая смерть – это когда ты сгораешь заживо, но на самом деле нет. Холод жжет сильнее, чем пламя. И дольше. У тебя словно отмирают клетка за клеткой, и это так больно, что можно сойти с ума.

Мо бледнеет от собственных воспоминаний, но Хлоя этого не замечает. Ее поглотило признание, в котором она до сих пор отказывала всем вокруг.

– Ты готова на все, лишь бы это прекратилось, – говорит она. – И ты понимаешь, какая ты трусиха, как мало для тебя значит твоя собственная жизнь. Тебе просто хочется, чтобы она закончилась. Хочется так сильно, что я даже завидую Финн, потому что все решилось за нее, потому что для нее все закончилось в один миг.

Мо потрясенно молчит, и я понимаю, что она это слышала: слышала, что Хлоя использовала настоящее время. Я знаю, что нечестно взваливать на нее это бремя – только не теперь, когда ей самой столько пришлось пережить, – но все равно я рада. И я молюсь о том, чтобы она не пропустила Хлоины слова мимо ушей, не забыла о них.

Хлоя распрямляется, словно приходит в себя.

– Финн была там, – говорит она. – Во вторую ночь она была со мной. Я понимаю, звучит так, будто я сошла с ума, но она была там, со мной.

Хлоя поворачивается к Мо, ожидая осуждения, но видит лишь сочувствие.


– Она со мной говорила, – продолжает Хлоя. – Я не смогу вспомнить, о чем именно, но это точно была она, самая настоящая Финн, она, как обычно, трещала так, что слов было толком не разобрать, без конца перескакивала с темы на тему, не договорив что собиралась.

Я смеюсь, потому что и правда так делаю.

– Ты ее видела? – спрашивает Мо, и в ее голосе мне слышится зависть.

– Нет, но она до сих пор меня навещает.

– Она с тобой говорит?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Иногда она сидит со мной в нашей комнате.

Я радостно кружусь. Хлоя знает, что я рядом. Мо открывает рот, чтобы ответить, но тут откуда-то сзади слышится:

– Хлоя!

Мо и Хлоя оборачиваются и видят, что к ним идет Обри.

– Его нашли. Папа уже дома! – кричит им Обри. – Мама велела привести тебя домой. Привет, Мо.

– Привет, Об, – говорит Мо, и у нее на лице застывает маска идеального, хорошо функционирующего подростка – как раз таким существом она и кажется Обри.

Хлоя же превращается обратно в дефектного, плохо функционирующего подростка, который вдруг вспоминает, что ему положено чуть не падать на каждом шагу, – как раз таким существом она и кажется Обри.

Мо словно не замечает перемены, случившейся с Хлоей. Мгновенно включившись в игру, она берет Хлою под руку и поддерживает ее, пока они идут с пляжа. Хлоя морщится от боли на каждом шагу.

– Я подгоню машину, – говорит Обри.

Когда Обри уходит, Хлоя поворачивается обратно к океану и говорит Мо:

– Океан будет по ней скучать.

Я улыбаюсь и плачу. Я знаю, что она права.





53




Я возвращаюсь домой и застаю самый разгар горячей ссоры.

– Черт тебя подери, Джек, ты что, убить себя хочешь?

– Да, я именно этого хочу, – рычит с дивана папа.

Лицо у него серое, он весь в поту, больная нога лежит на подушке.

– Где тебя носило?

– Не твое дело.

– Нет, мое. Обри тебя искала. Хлоя тебя искала. Я позвонила Бобу.

– Да что ты говоришь! Бобу позвонила? – шипит папа. – Какая неожиданность! Старый добрый Боб в последнее время так сильно тебя поддерживает!

– Ты вообще о чем?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Весь вопрос в том, знает ли твоя лучшая подруга Карен, как он тебя поддерживает, или ты просто не сообщаешь ей, что он готов примчаться к тебе по первому же требованию?

У мамы раздуваются ноздри. Я уверена, что, будь такое возможно, у нее из ушей сейчас валил бы пар.

– У нас с Бобом ничего такого не происходит. К твоему сведению, он вел себя безупречно. Он практически руководил операцией по поиску Оза…

– ПОШЛА ВОН ОТСЮДА! – орет папа. От крика его одолевает сильнейший кашель, так что он едва может дышать. В перерывах между приступами кашля он выплевывает в маму сочащиеся яростью слова: – Пошла на хер отсюда! Не смей стоять тут и рассказывать, как здорово Боб помогал в поисках моего сына! Оз погиб. Ты его бросила, а Боб за ним не присмотрел.

Мама отшатывается.