Уроки магии

* * *


Истерия охоты на ведьм в Салеме началась в 1692 году и продолжалась всю весну. Первой была арестована Бриджет Бишоп, десятого июня ее же первую казнили через повешение. К сентябрю число отправленных на эшафот достигло двадцати. Когда новости достигли Нью-Йорка, они произвели шокирующее впечатление, в особенности на голландскую общину – выходцы из этой страны не были согласны с тем, что дьявол ходит среди людей и что для обвинения допустимо пользоваться зрительными свидетельствами, основанными исключительно на снах и видениях, без всяких веских доказательств. Первые голландские поселенцы были здравомыслящими людьми, верящими в то, что они видят своими глазами, но в Колонии Массачусетского залива все оказалось по-иному.

В мае одной из тех, кого должны были арестовать, стала шестнадцатилетняя девушка, впервые побывавшая в тюремной камере еще ребенком, когда она сопровождала свою бабушку Лидию Колсон, посетившую Марию Оуэнс в заключении. Услышав, что судьи выписали ордер на ее арест, юная Элизабет Колсон исчезла в лесах. Бабушка приготовила ей корзинку еды и велела отправляться в Нью-Йорк и там искать женщину, которой Лидия однажды помогла. Возможно та, в свою очередь, окажет содействие ее внучке. Лидия надеялась, что их доброту не забыли и может так случиться, что та будет вознаграждена.

Ко времени, когда Элизабет прибыла в Манхэттен, она была измучена и напугана. Одну ночь она провела в Кембридже[48], затем перебралась в Коннектикут, откуда мания охоты на ведьм перекинулась в Нью-Хейвен. Посреди ночи кузины помогли девушке бежать, но кучер наемного экипажа избил ее и украл то немногое, что у нее оставалось. Остаток пути она проделала в одиночку, умирая от ужаса при мысли о больших диких кошках, обитавших на холмах Коннектикута. И вот наконец на пароме, причалившем к берегу неподалеку от Флай-маркет, она достигла Манхэттена. Она стала расспрашивать торговцев, не знают ли они женщину по имени Мария Оуэнс. Ее знали продавец фруктов и торговец рыбой, но где она живет, им было неизвестно. Однако дочь рыбника, однажды приходившая в ее дом за любовным заговором, отвела Элизабет в сторонку и сказала, что точно знает, где можно найти Марию Оуэнс.





* * *


Когда Элизабет постучала в дверь, ей открыла подозрительная рыжеволосая девчонка, рядом с которой сидела черная собака. Фэйт, не отличавшаяся гостеприимством, глядела на незваную гостью узкими серыми глазами. Ее вид сразу подсказал Фэйт, откуда прибыла девушка.

– Ты из Салема, – выпалила она.

– Я приехала, чтобы повидать Марию Оуэнс. – Элизабет понизила голос. – Бежала, чтобы меня не арестовали констебли.

– За какое преступление? – Элизабет, конечно, не выглядела как правонарушительница, но то же можно было сказать и про Марту. Люди способны удивлять, и каждый раз по-новому. Увидев, что Элизабет замялась, Фэйт дала понять, что с ней можно быть откровенной. – Я дочь Марии. У нас нет секретов друг от друга.

Вряд ли это было правдой, но Элизабет хотелось открыться Фэйт: они были почти одного возраста, и, возможно, она вообразила, что обретет подругу, которой можно доверять. Она оглянулась. По улице шли люди, катились повозки и фургоны, но никто не обращал на девушек ни малейшего внимания.

– Колдовство.

Фэйт едва сдержала смех.

– Но ведь ты не колдунья.

– Что правда, то правда. Но это не спасет меня от виселицы.

Фэйт взяла девушку за руку и взглянула на ладонь.

– Я вижу, что ты будешь жить.

– Ты умеешь предсказывать будущее?

Некоторые женщины, арестованные в Салеме, практиковали хиромантию и прочие формы салонной магии, предсказывая, кто на ком женится и кто за кого выйдет замуж.

– Не совсем, – ответила Фэйт, разглядывая гостью изнутри. – Просто знаю: пока ты здесь, с нами, будешь в безопасности.





* * *


На обед у них был пирог, с запеченной, как в гробике, курицей, приправленной розмарином, а чтобы отметить решение гостьи перебраться в Нью-Йорк, Мария приготовила деликатес – так называемый ежовый пудинг из хлеба, изюма, свежих сливок, ликера, яиц и масла, украшенный кусочками бланшированного миндаля, воткнутого острыми кончиками вверх. Увидев, как Элизабет выросла, Мария обрадовалась, вспоминая, каким чудным ребенком она была, однако, когда Мария узнала в подробностях, что происходит в Салеме, вечер принял другой оборот. У нее появилось дурное предчувствие, и когда она спросила, кто раздувает огонь этой безумной охоты на ведьм и услышала имя Джона Хаторна, то не удивилась. Хаторн был одним из судей, принимавших решения по делам обвиняемых, и все знали, что он самый беспощадный. Он буквально изводил женщин, представших перед ним на суде, добиваясь признания от узниц, которым не давали есть и спать, избивали палками и кожаными ремнями. Он признавал доказательствами зрительные свидетельства худшего сорта – чистое сумасшествие вперемежку со сплетнями, замаскированными под правду.

Фэйт заметила, что мать вздрагивала, слушая о деяниях этого блюстителя закона.

– Ты знаешь этого человека? – спросила она.

– Да, самой не верится.

Конечно же, Мария знала, в чем он виновен: в соблазнении, предательстве, лжи, гордыне, в том, что бросил ее и своего ребенка.

Несмотря на гостеприимство, оказанное в доме семейства Оуэнс, Элизабет решила, что не сможет там остаться. Кузины из Коннектикута сообщили девушке, что, когда констебли пришли ее арестовывать и не застали, вместо нее взяли Лидию, ее бабушку. Элизабет поняла, что совершила ошибку, приехав в Нью-Йорк.

– Тебе нельзя возвращаться, – сказала ей Мария. – Это слишком опасно.

И все же было понятно, что девушка не бросит бабушку в беде. У Элизабет было чистое сердце, она была еще очень молода и верила, что имеет дело с разумными людьми, которые освободят бабушку, если она сдастся властям. Она провела в доме Марии всего одну ночь, а утром ушла. Перед сном Фэйт шепнула девушке, что оставит для нее кое-что полезное в задней части сада, и сдержала слово. Там, между аккуратных грядок розмарина и капусты, Элизабет нашла амулет, который повесила на шею, чтобы тот всегда был близко к сердцу. Внутри бархатного мешочка лежала измельченная вербена аптечная, используемая в темных актах магии, и узкая полоска черной веревки с завязанными узлами, чтобы трижды защитить ее. На черной бумаге красными чернилами была выведена надпись, которая исчезла сразу после прочтения:

«Счастливого пути. Не доверяй никому».






* * *


Джек Финни устроился на Мейден-лейн вполне уютно. Он собирался воспользоваться гостеприимством этого дома на несколько дней, но задержался на год, а потом еще на один, направив свою энергию на мелкую работу по хозяйству: починил крышу сарая, устроил себе комнатку внутри конюшни, заменил деревянные подоконники, чтобы в плохую погоду в окна не задувал ветер, поставил новую калитку для сада. Джек столько лет путешествовал, что, просыпаясь утром, не помнил, где находится.

Мария выдала ему за помощь денежное вознаграждение, и, хотя он вовсе не разбогател, но уже и не был беден. Джек поплевал на каждую потемневшую монету из кучи, которую получил, и носовым платком протер их до блеска, благодарный за эти сокровища, а еще более – за пристанище в Манхэттене. Бруклином он был сыт по горло. Когда он вспоминал округ Кингс, в его воображении всегда возникала женщина в сером платье, преследующая их с Фэйт. Этот образ заставлял его содрогаться от страха. В прошлом он, желая избавиться от дурных воспоминаний, переезжал на другое место, надеясь, что смена ландшафта поможет ему возродиться к новой жизни. Но на Мейден-лейн он чувствовал себя как дома и даже завел торговое место на Флай-маркет, где продавал свои изделия. Джек не раз видел, как Фэйт шныряет у прилавков с сомнительными товарами – ядами, опасными для здоровья травами, книгами, спрятанными под черными обложками.

Однажды днем Фэйт присела на траву рядом с Финни, полировавшим свои монеты, – это занятие вошло у него в привычку, подсчет денег стал для него приятным времяпрепровождением. Усмехнувшись, Джек бросил ей монетку; как только Фэйт поймала ее, серебро почернело.

– Никогда не делай этого на людях, – посоветовал Финни.

– Буду делать то, что хочу. – Фэйт скорчила ему рожу, а он укоризненно покачал головой.

– Так сказал преступник в тот день, когда его вешали, – пошутил Финни.

Он беспокоился о Фэйт, поскольку считал, что человек несет ответственность за спасенного, хотя иногда у него возникали сомнения, кто кого выручил из беды.

– Если ты настаиваешь, – сказала Фэйт, – я буду притворяться, что я не та, кто есть на самом деле.

– Присоединись к роду человеческому. Нам всем приходится делать это.

В холодном темном сердце Фэйт нашлось место для Джека. Она знала, что если бы не его помощь, она по-прежнему сидела бы на верхнем этаже дома в Грейвсенде с железными браслетами на руках. Финни был человеком, который хранил свои печали глубоко в сердце и никогда их не обсуждал. Без сомнения, он не станет болтать о том, что случилось на мосту. Если он и подозревал, что Марта еще дышала, когда Фэйт оставила ее, он никогда об этом не скажет.

– Ты заслуживаешь большей награды, чем серебро, – решила Фэйт.

– Я счастлив тем, что у меня есть. Твоя мать была очень щедра.

Джек считал, что Фэйт – забавная и умная девчонка, но временами она его немного пугала. Она выглядела ребенком, но мыслила как взрослая женщина, удивлявшая своей житейской мудростью.

– Тебе нужна жена, – заявила Фэйт.

Хотя Джек никогда не говорил об этом, она знала, как он одинок. Финни разговаривал во сне, а когда они вместе ночевали в фургоне, он часто звал кого-то по имени Ловена и плакал до утра.

– У меня была жена.

От этой темы настроение Финни резко портилось. Он не хотел думать о том, что потерял. Даже если будешь бесконечно оплакивать прошлую жизнь, ее не вернешь. Да и кому жаловаться? Любой человек в конце жизни теряет все, что он любит. У одних это случается раньше, у других – позже. А теперь у него были лошадь, фургон, свобода и большая куча серебра. Он был волен делать все, что захочет, чего никак не может позволить себе женатый человек, хотя Финни и не был уверен, принесла ли ему свобода что-нибудь хорошее.

– Не вижу, чтобы кто-то ломал дверь, стремясь заполучить кого-то вроде меня, – сообщил он Фэйт. – Разве что старая прачка с нашей улицы не откажется выпить со мной чаю.

– Я найду тебе подходящую женщину. – Фэйт была абсолютно уверена в себе. – Только разреши мне попробовать.

– Попробовать? – У Финни появился хороший повод подразнить девочку. – Ты хочешь сказать, что я получу выгоду от этой услуги? – Он был хорошо осведомлен об особых талантах Фэйт, чему сам был свидетелем на Бруклинской равнине, когда она прогнала кроликов и увидела в зеркале, что нужно пересечь адскую реку, чтобы воссоединиться с матерью. Но это вовсе не означало, что он желает стать частью эксперимента. Если она и ведьма, то начинающая, а новичкам редко сопутствует удача. – Боюсь, мне не очень хочется, чтобы ты устраивала мою судьбу. Почем знать, может, я кончу тем, что буду жить в пещере с медведицей, или женюсь на черепахе и буду жить с ней на дне моря, или спать с прачкой, и я не уверен, что это лучшая из перечисленных возможностей.

– Я найду женщину, которая сделает тебя счастливым. – Фэйт отнеслась к этому вопросу с полной серьезностью. – Ты этого заслужил. И можешь навсегда остаться в сарае.

– Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Честно говоря, я даже не хотел тебя спасать, но мне было легче позволить тебе увязаться за мной, чем оставлять с этой старой перечницей.

Другой человек, пусть даже хороший, предоставил бы Фэйт в Грейвсенде возможность самой заботиться о себе. Финни же проявил исключительную порядочность и заслуживал лучшей награды, чем кучка серебряных монет. Фэйт знала, что он по-прежнему видит во сне, как Марта гонится за ними и ее белый чепец развевается в воздухе. Он даже перестал есть соль, потому что она напоминала ему о соленом голубом воздухе, как в тот день.

– Ты же знаешь, что я ее утопила. – В словах Фэйт была какая-то ребячья наивность, хотя не было ничего детского ни в этом признании, ни в холодном выражении ее лица.

– То, что ты не стала спасать Марту, вовсе не значит, что ты убила ее. Послушай меня, девочка, ты вовсе не виновата в ее смерти.

У Фэйт появилась привычка, глубоко задумавшись, закусывать губу. Она заплетала свои темно-рыжие волосы в косу, а платье было того же цвета, что и серебристые глаза. Когда-нибудь она, наверно, станет красивой, но не теперь.

– Я уже решила, – сказала она. – Собираюсь отплатить тебе за то, что ты сделал. – Финни смущенно смотрел, как она вытаскивает маленькую бутылочку. – Это зелье № 10, самое сильное. Нам запрещено его готовить, но я нарушила правила. Оно может кого угодно заставить влюбиться в тебя, а тебя в нее. Навсегда.

Финни озабоченно посмотрел на нее.

– А твоя мама знает?

– Это должно остаться между нами.

Она поставила перед ним эликсир. Он выглядел как вино, но запах был такой, как будто что-то сожгли. Финни, который еще недавно сопротивлялся изо всех сил, сдался и отхлебнул из бутылочки. Ему доводилось пить и кое-что похуже.

– Доверься мне, – сказала Фэйт.

Девочка положила сложенные руки на стол перед собой. Она была настроена очень серьезно. Хоть любовь и не входила в сферу ее интересов, она должна была отплатить Финни за все хорошее, что он сделал для нее.

– Доверяю тебе похоронить меня, если я умру, – изрек Финни. Потом замолчал, вспомнив о тех, кого потерял, о своем полном одиночестве. Он выпил весь эликсир большими глотками. – Да поможет мне Бог, – сказал он.

Фэйт, не обращая на него внимания, прочитала заклинание: