Уроки магии

– Мы потеряли много времени, – сказала она Джеку, когда тот наконец вернулся в фургон.

Фэйт уже хорошо усвоила, что о некоторых вещах не нужно торговаться, особенно если ты спешишь и на кону твое будущее. В воздухе по-прежнему стоял запах яблок, хотя в городе вообще не было яблонь. Фэйт горела желанием поскорее вырваться отсюда, зная, что ее ждут дома. Она вспоминала ясные глаза матери и песню, которую та пела.

Река широка, и не перебраться,

Ведь крыльев нет у меня.

Дайте лодку для нас с любимой,

И мы станем грести, ты и я.



Любовь прекрасна и чудесна,

Она как алмаз, появившись едва,

Но утренней росой она исчезает,

Когда уже не нова.





– Не переживай так, – сказал Финни Фэйт, понимая, что ему придется ее сопровождать. – Ведь мы уже в пути.

Они направились через равнину по грязной дороге, вспугивая морских птиц, круживших в небе, готовясь вернуться к своему завтраку из мидий и моллюсков, чьи раковины они открывали клювом.

Пробегая через город, Марта заметила вдали фургон, который вот-вот должен был переехать через маленький деревянный мост. В ее ушах все еще звучало стрекотание жука в стене, она слышала его даже здесь, где не было ничего, кроме болота. Небо сверкало сияющей голубизной, лисы выходили на дорогу и, созывая своих детенышей, бродили среди грязных раковин. Марта закричала, требуя, чтобы фургон остановился. Ее пронзительный вопль заставил замолчать даже лис.

– Что еще за ерунда? – Джек Финни обернулся и увидел нечто, похожее на привидение, в белом чепце и развевавшемся за спиной сером капюшоне. – Боже правый! – воскликнул он, ужаснувшись.

– Не останавливайся, – велела девочка.

В то самое мгновение Фэйт изменяла будущее, минуту за минутой. Если бы не железные наручники, она бы увидела на своей ладони, как меняется ее судьба, словно появился мостик, перекинутый через глубокую реку. Хотя ее покинул дар видения, мужество осталось при ней. Фэйт вспомнила о чае, который часто готовила ей мать.

«Никогда не забывай, кто ты есть. Делай то, что кажется невозможным».

– Если это та, от кого ты бежишь, я тебя не осуждаю, – сказал Финни, понуждая коня тронуться с места.

Это была старая кляча, с которой жестоко обращались до того, как Финни ее украл, и потом ни минуты не раскаивался в своем преступлении. Ему нужна была лошадь, а фермер с берегов залива Гованус нередко бил при нем конягу. У животного был всего один глаз, а морда выражала полную покорность. Сам Финни никогда не пользовался кнутом – пары слов вполне хватало, чтобы лошадь его слушалась.

– Поехали, – сказал Финни коню, названному им Арнольдом, потому что лохматая белая грива напоминала ему старого дядюшку из Корнуолла, медлительного добродушного джентльмена, на которого всегда можно было положиться.

Марта бежала за фургоном, выбиваясь из сил.

– Ты украл ребенка! – кричала она. – Я засажу тебя в тюрьму!

Финни взглянул на Фэйт; та смотрела прямо перед собой, словно не слыша голоса этой женщины.

– Я не хотел бы, чтобы меня арестовали.

– Тебе это не грозит, – успокоила его Фэйт. Несмотря на железные наручники, она все более обретала собственное «я». Свобода – ветер и цоканье копыт, возможность говорить, что вздумается, не опасаясь наказания за мысли, – даже возвратила ей часть дара видения. Она легко могла предсказать дальнейшую судьбу этого уроженца Корнуолла. Ночью во сне он говорил о родном крае. – Я видела твое будущее: ты будешь жить до старости в английском селе Пенни Кам Квик.

Он был добрым человеком и заслужил хорошей участи. На самом деле он родился в деревушке на реке Фал, которую корнуольцы называли Пни-квэм-куик, а посторонние произносили Пенни Кам Квик[42]. Там были похоронены жена и дочь Финни, и его единственным желанием оставалось вернуться к ним и лечь в землю рядом. По его спине пробежал холодок: никто по эту сторону океана не знал, откуда он родом. Финни понял, что у него очень необычная пассажирка. Как уроженец Корнуолла, он понимал, что есть люди, обладающие даром видения, в том числе и эта девочка. Но кем бы она ни была, Финни не мог допустить, чтобы Фэйт попала в лапы мегеры, которая гналась за ними. Он велел старику Арнольду прибавить ходу, перейдя на галоп, и конь побежал быстрее. Марта Чейз попыталась настичь их на маленьком деревянном мосту, где едва проходила повозка. Что говорить о женщине, которая попыталась проскочить вперед? Арнольд был неуклюж и велик, и Марте просто не хватило места, чтобы пробежать мимо него на узком мосту и настичь Фэйт. Раздался женский крик и оглушительный визг, согнавший чаек с болот. Птицы поднялись колыхающимся бело-серым облаком. Послышался глухой стук, и крик прекратился.

Джек Финни натянул поводья, конь остановился, сотрясаясь от напряжения. Обернувшись, Финни и Фэйт увидели, что мост пуст. В небе продолжали описывать круги сотни чаек, как они часто делают, когда предвкушают пиршество.

– Оставайся на месте, – сказал Финни девочке.

Торговец соскочил с повозки и вернулся к мосту. Джек носил коричневую куртку, которая верно служила ему почти двадцать лет. Он был длинноногим грубоватым человеком с чувствительным сердцем, в горле у него стоял комок. Ему даже не требовалось смотреть, он уже и так знал: случилось ужасное. Джек заслонил глаза рукой от яркого солнечного света, который на мгновение почти его ослепил. Финни было всего сорок лет, но он мало следил за собой, к тому же сильно пил. В первое мгновение он увидел под мостом лишь водоросли, черные камни и прибрежный песок, но вдруг понял, что вода красная.

Финни вошел в солоноватую воду, не боясь испортить обувь, и перевернул женщину лицом вверх. Похоже, та была уже мертва. Кровь тонкой струйкой вытекала из пробитой головы и, кружась, смешивалась с водой. Торговец почувствовал упавшую на него тень и, подняв глаза, увидел, что за его спиной с каменным лицом стоит Фэйт. Ниже по течению плавал белый чепец, а сама женщина лежала на мелководье рядом с камышом в человеческий рост, в точности так, как она видела во сне.

Финни покачал головой.

– Я же велел тебе оставаться в фургоне.

– Подумала, что тебе может понадобиться помощь.

Фэйт смотрела на Марту, освещенную ярким светом. Девочка ощущала, что холодная вода доходит ей до лодыжек, но ее никак не беспокоили промокшие ноги.


– Похоже, она умерла. – Финни ожидал от Фэйт какой-то реакции, но выражение ее лица не изменилось, и он добавил, криво усмехнувшись: – Вижу, это событие выбило тебя из колеи.

Фэйт воспользовалась шансом внимательно разглядеть Марту, чего она никогда раньше не осмеливалась делать. Приемная мать напомнила о высокой ядовитой сорной траве, которая растет на болотах и обжигает кожу, когда пытаешься ее срезать.

– Ее надо похоронить? – спросил Финни.

– Хочешь прожить долго и вернуться в Корнуолл – оставь на месте. – Для одиннадцатилетней девочки Фэйт казалась очень уверенной в себе. – Если вызовут шерифа, нам надо пересечь равнину прежде, чем обнаружат тело.

– Но мы ведь не причастны к ее смерти. Она сама во всем виновата. Полагаю, нам следует скорбеть о ней.

– Она забрала меня у матери и держала взаперти. Я пять лет ждала этого дня.

Но Финни считал, что они обязаны оказать покойнице уважение. Он сделал то, что мог, – вытащил тело на берег, под мост, хотя Марта оказалась гораздо тяжелее, чем он думал, а одежда Джека промокла от пота. Он чувствовал себя старым, как Арнольд, который в конце дня тяжело дышал от усталости.

– Наверно, следует сказать пару слов? – спросил Финни у Фэйт, вновь выбравшись на пыльную дорогу.

Она все еще стояла по щиколотку в воде под мостом, на каменистом берегу и глядела на Марту. Одна из ее ног была раздавлена фургоном и подвернулась так, что ее не было видно, чулок порвался, тело белело среди черных камней.

– Сделанное возвращается к тебе в тройном размере, – произнесла Фэйт. – Вот что случилось с этой женщиной.

У Фэйт было милое серьезное лицо, но крашенные в черный цвет волосы выглядели неестественно. Она не могла притворяться, что испытывает скорбь. День возмездия настал, и ее бесчувствие было неудивительно. В ней многое изменилось, не только линии на левой руке.

– Если все так, как ты говоришь, эта женщина совершила чудовищные злодеяния – смерть ее была ужасной.

– По ее вине мы попали в страшную беду: мою мать чуть не утопили.

– Для меня этого достаточно. – Финни чувствовал себя счастливым, что у него такой послушный конь, а рядом эта умная девчонка. Он мог с ней разговаривать сколько захочет и только теперь понял, до какой степени ему надоело одиночество. – Оставим ее там, где она сейчас, пусть сама отчитывается за свои поступки перед Богом.

– Подожди еще минутку, если не возражаешь.

Финни кивнул и вернулся к фургону. Фэйт осталась стоять у ручья, а Джек вскарабкался на кучерское место и взял в руки поводья. И вдруг Марта выплюнула изо рта воду тонкой струйкой. Начинался прилив. Фэйт застыла на месте. Она много лет выслушивала ложь: что мать никогда о ней не заботилась, почему им надо сесть на корабль и отправиться в Нью-Йорк, как зло отыщет ее, если волосы останутся рыжими. Стоя сейчас на мелководье, она закрыла глаза и дала навсегда уйти той, кем ее заставляли быть, – послушной девочке Джейн, которой она прикидывалась, которая всегда делала то, что ей говорили. Фэйт глубоко, до боли в легких вдохнула прохладный соленый утренний воздух. Она могла простить Марте ее дурные поступки, но как забыть, что та украла у нее пять лет жизни? Она не отдаст ей больше ни минуты. Марта Чейз стала постепенно исчезать из памяти Фэйт, превратившись в стремительно уменьшавшуюся тень, став размером с осу, потом с муравья и наконец рассеялась окончательно, как бесплотный призрак. Пожелание смерти – сильное заклятие, не важно, произнесено оно ведьмой или простой смертной. Фэйт затрясло от горечи, и она захотела пренебречь законами магии. Даже если Марта еще не совсем умерла, она испустит дух к тому времени, когда ее здесь обнаружат – с открытыми глазами, устремленными в бескрайнее голубое небо. И если она в последние мгновения жизни поймет, где находится, если черный жук выползет из складок ее одежды, если она позовет Фэйт, никто не услышит, потому что морские птицы кружатся над головой и галдят как безумные, а приливная вода быстро поднимается, как обычно бывает в болотистой местности. Если еще можно разглядеть женскую фигуру, в следующий момент серое длинное платье погрузится в стремительно прибывающую воду.

Выбравшись на берег, Фэйт запрыгнула в повозку Финни. На подошвах ее башмаков налипла грязь, чулки промокли. Линии на левой ладони меняли свой рисунок прямо на глазах, появилось неровное красное пятно – знак смерти Марты. Фэйт не придала этому значения. Прошлое осталось позади, а будущее лежало перед ней. И все же она пыталась сдержать слезы – не по Марте, а по тем годам, что были из-за нее утрачены. Финни был не такой человек, чтобы говорить о подобных вещах. А может быть, он просто грелся в лучах яркого бруклинского солнца.

– Куда направляемся? – спросил Джек, практичный, как всегда.

Фэйт упрямо поджала губы. Хоть ей и было всего одиннадцать, она была исключительно уверена в себе.

– Искать мою маму.

Финни было что возразить. Бруклин велик, но эта девчонка доказала, что многое знает, и он решил ей не перечить. Джек внезапно обнаружил: ему интересно, что будет дальше, появились даже какие-то смутные надежды, которых он не испытывал уже долгие годы.

– А что будет, когда мы ее найдем? – спросил он.

– Тогда я окажусь там, где должна быть, – ответила Фэйт. – А ты разбогатеешь.



Когда они остановились на ночлег, Фэйт осмотрела содержимое фургона и, обнаружив ножовку, вручила ее Джеку.

– Для тебя есть работа, – сказала она, показав ему железные браслеты на руках.

Финни, отступив на шаг, чтобы получше их разглядеть, понял: Фэйт хочет, чтобы он перепилил металл, туго врезавшийся в ее запястья. Джек был не слишком уверен в твердости своей руки. Он частенько выпивал, чтобы забыться, руки его дрожали, да и веру в себя он утратил. Финни был добрым человеком, не желавшим причинять боль ближнему. Покачав головой, Джек отложил пилу в сторону.

– Я могу поранить тебя.

– Мне не навредишь больше того, что уже сделано, – сказала Фэйт. – Я потеряла все, и ты должен помочь мне вновь обрести утраченное. Когда мы доберемся туда, куда держим путь, тебя ждет награда. Будешь иметь больше, чем мечтаешь.

– Ты сулишь мне златые горы, – рассмеялся Финни. – У тебя спрятан клад?

– Точно тебе говорю, – заверила его девочка, немного обидевшись. – Мама позаботится, чтобы ты получил заслуженное.

И она посмотрела на Джека так жалобно, что у него не осталось выбора. Фэйт сидела совершенно неподвижно, и когда ножовка несколько раз задела ее, не крикнула, даже когда потекла струйка крови, черной и липкой, прожегшей насквозь пол фургона. Девочка выросла на Бодрящем чае, и сказывалось действие этого целебного напитка. Когда браслеты наконец отпали, на ее запястьях, там, где железо так долго сдавливало кожу, на всю жизнь остались глубокие шрамы, напоминая ей, на что способны некоторые люди ради того, что они принимают за любовь.

Фэйт тут же ощутила, насколько увеличилась ее сила. Глоток воздуха – и она вновь обрела себя. Она поглядела на небо и поняла: если она захочет, пойдет дождь. Фэйт внимательнее присмотрелась к Джеку Финни и, благодаря вновь обретенному дару видения, сумела разглядеть в нем молодого человека, которым он был, когда потерял жену и ребенка, горе, окутавшее густой паутиной его сердце, что он нес в себе. Когда они устроили привал, она услышала души убитых индейцев ленапе, исконных обитателей этих болот: призраки собрались в синеватых сумерках, и плач их был подобен крику морских птиц. Ее переполняли эмоции, и будь Фэйт обычной девочкой, она бы разрыдалась, но вместо этого ушла туда, где Финни не мог ее видеть, и танцевала при свете луны. Фэйт опять стала сама собой, но при этом изменилась. Внутри, у самого сердца, скопилась горечь, она едва сдерживала слезы. Она была девочкой, которая вылезла в окно, чтобы спасти свою жизнь.





* * *


Они остановились на ферме на Кроличьем острове, называемом голландцами Кониджон-Айленд, а англичанами – Кони-Айленд, что связано с древним именем кроликов, упомянутых в Библии Короля Якова[43]. Здесь, у моря, одиноко жила уроженка Корнуолла Мод Карди. Хотя они с Джеком Финни не сумели установить степень своего родства (у них были кузены, которые приходились кузенами друг другу), в доме Мод всегда находилось место для Джека, если в том возникала нужда. Мод любила Бруклин, каким бы диким и унылым он ни казался, ведь и сама она была сумасбродна и одинока. Она пересекла океан из-за мужчины, но этот роман продлился недолго. В ее жизни случалось еще много других возлюбленных, и, хотя с тех пор, как ее мыслями завладел этот человек, минуло сорок лет, она до сих пор иногда с благодарностью вспоминала его, когда приливная волна была высокой или луна полной.