Уроки магии
Часть 16 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Когда это случится? – поинтересовалась девочка, явно обрадованная новостью.
– В тот день, когда ты станешь совсем взрослой, а я превращусь в дряхлую старуху.
Мария наняла бродячего плотника, ходившего из города в город, и тот заделал щели в хижине, перестроил сарай для коз, чтобы не продувал ветер. Он помог Марии выложить дорожку из синих камней, которая напоминала ей о доме Ханны. Когда же Мария объявила, что поблизости бьет подземный родник, плотник, хоть и с явной неохотой, но все-таки вырыл колодец и очень удивился, когда тот заполнился чистой, свежей водой.
– Находить воду – особый талант, – сказал он Марии.
Существовало поверье, что на это способны только ведьмы: они не могут утонуть, имея сродство с водой, которую люди против них используют. Ведьмы якобы чувствуют запах воды, напоминающий аромат ириса. Мария хотела было расплатиться с плотником своей последней серебряной монетой, но вместо этого он попросил ее о помощи. Мужчина пожаловался на продолжительную головную боль и дрожь в руках. Если так пойдет дальше, он не сможет зарабатывать себе на жизнь. Плотник догадался, что Мария практикует Непостижимое искусство, и попросил его вылечить. Если Мария добьется успеха, долг будет погашен. Она собрала в огороде ячмень и вербену аптечную, сварила их и, смочив в этой смеси кусок белой ткани, обернула лоб мужчины. Потом она произнесла на незнакомом языке несколько слов, сказав их потом, как ему показалось, задом наперед. Глаза плотника закрылись, и он проспал всю ночь вместе с козами без снов и кошмаров. Наутро проснулся с ясной головой и поблагодарил Марию.
– У вас редкий талант, – торжественно объявил он.
И тогда Мария поняла, какое ее ждет будущее. Она раз и навсегда откажется от любви и обратит все свои таланты на искусство исцеления. Мария зажгла на крыльце фонарь и стала ждать. Хоть она и жила далеко от города, но если кто-то решится выбраться в такую глушь, он заметит желтый свет фонаря, а потом изгородь и ухоженный огород – и поймет, что здесь его поджидают.
Простой огород ведьмы
Шалфей – от головной боли.
Летний чабер – от колик.
Зеленая полынь – для ран, применяется в смеси с уксусом и ромом.
Иссоп – для легких.
Мать-и-мачеха и льняное семя – от кашля.
Пустырник – для успокоения нервов.
Чай из мелиссы лекарственной – от лихорадки.
Хрен с теплым уксусом – от болей в ногах.
Мальва, вымоченная в молоке, – от дизентерии.
Чабер – для удачи.
Петрушка – чтобы видеть будущее и принимать мудрые решения.
Первой пришла жена лавочника Энн Хэтч, которая всегда была добра к Марии. Энн еще не исполнилось и двадцати, а ее мужу Натаниэлю было около пятидесяти. Такая разница в возрасте была обычна для этой колонии: мужчины женились три, а то и четыре раза, потому что женщины нередко погибали при родах. Брак Энн не стал удачным: муж к ней плохо относился, она его боялась. Проснувшись поутру, Энн долго шла полями, а потом через темный лес, пока не добрела до хижины, которую многие считали заколдованной. В городе не забыли Марию Оуэнс. Люди видели ее раз в месяц, когда она делала покупки. С ней приходила маленькая девочка в сопровождении черной собаки. Мария всегда надевала синее платье, на ногах у нее были красные башмаки цвета крови, как считали некоторые, или цвета роз, как говорили другие.
– Задерживайте дыхание, когда она проходит мимо, – учили матери детей.
Когда Мария появлялась в городе, Руфь Гарднер Хаторн всегда подходила к калитке и наблюдала за ней, как и большинство женщин с Вашингтон-стрит. Они никогда не здоровались и ни слова ей не говорили, но их тянуло к незнакомке. Могла ли она что-то для них сделать, если бы ее попросили? Что вообще происходило за пределами их участков? Городские власти разрешили Марии владеть землей в округе Эссекс, но людям не рекомендовали вступать с ней в разговоры. Найдись смельчак, подружившийся с Марией, он неизбежно оказался бы под подозрением и, возможно, даже был бы подвергнут допросу. Говорили, что однажды наберется достаточно улик, чтобы привлечь ее к суду за колдовство. Женщины перешептывались, что Марии, как и никому другому, не позволено нарушать законы и правила поведения.
Когда Энн Хэтч поднималась по крыльцу, ее сердце бешено билось в груди. Она была сиротой: мать умерла от лихорадки, а отец погиб на Войне Короля Филипа. Ей надлежало быть благодарной мужчине, забравшему ее из работного дома, куда сиротку отправил приходской попечитель по призрению бедных, но после первой ночи с мужем от благодарности не осталось и следа.
– Благослови меня, – шептала Энн тому, кто наблюдал за ней с небес. Ее руки тряслись. – Не осуди за то, что я собираюсь сделать, – просила она Господа.
В тот вечер Мария готовила мыло, и во дворе остался стоять котел. Под ним тлели бледно-красные угольки. Прозвенел медный колокольчик, и она поняла, что кто-то пришел. Когда Мария открывала дверь, ее волосы были влажными: она только что смыла пепел, вылив на голову кувшин озерной воды. Волосы были завязаны в узел и скреплены серебряным гребнем. Час стоял поздний, дочка уже спала. Длинноногая черная собака зарычала на гостью, заставив ту отпрянуть.
– Он еще щенок, – заверила хозяйка Энн.
Услышав приказ замолчать, собака послушно свернулась клубком рядом с постелью Фэйт. Тем вечером Мария ждала гостей – час назад упала метла, а это всегда означает их скорый приход, – и только что заварила котелок Бодрящего чая.
«Они знают, чего хотят, – говорила ей Ханна. – Задай нужные вопросы и получишь правильные ответы. Даже те, кто боялся говорить вслух, скажут правду».
– Я не должна была сюда приходить, – сказала Энн сконфуженно. Она оглянулась на дверь, словно раздумывала, не убежать ли в последний момент. – Уже поздно.
– Не так уж и поздно, во всяком случае, ты можешь прийти и уйти, когда захочешь.
Энн немного успокоилась. Когда муж узнает, что она ушла, неприятностей не оберешься. Наверное, это был ее единственный шанс улизнуть.
– Я останусь.
Мария жестом пригласила гостью присесть к столу. Ей еще не было двадцати двух лет, но Мария была на два года старше пришедшей к ней несчастной молодой женщины и теперь сама кое-что знала о любви: стоило гостье снять жакет и расстегнуть крючки на платье, как она поняла суть проблемы. Выставляя себя напоказ, Энн вызывающе вздернула подбородок, и Мария заранее догадалась, что предстанет ее взору: синяки в форме цветков, той же окраски, что были на теле Ребекки в день ее прихода к Ханне Оуэнс. В Бостоне к ней обращались за исцелением от страсти и любовными приворотами. Здесь было нечто совсем другое.
– Он бьет меня, чтобы наказать за глупость и медлительность, – сказала Энн. – Если я назначу неправильную цену, если пригорит ужин или если я слишком громко говорю.
Энн даже подумывала, не убить ли мужа, когда он заснет, но, конечно же, никогда бы не отважилась на это.
Мария дала жене лавочника каламинную мазь и галаадский бальзам от синяков, а для защиты – амулет из бус синего стекла и синюю нитку.
Энн Хэтч разочарованно покачала головой:
– В моем случае это недостаточно сильное средство.
Какое-то время женщины молча смотрели друг другу в глаза. Когда жена решает зайти настолько далеко, она должна понимать, что серьезно рискует. Мария не горела желанием решать чужие любовные проблемы, но всем сердцем была с Энн. По правде говоря, любовь тут не состоялась, а это совсем другая история.
– Что у тебя на уме? – спросила Мария.
– Мне нужен яд, – тихо сказала Энн, вздернув подбородок и не сводя глаз с хозяйки.
Из местных растений – амброзии, ландыша, касторового боба, пижмы, сладко-горького паслена, горького лавра, тисового листа, белого воронца, паслена каролинского, лаконоса – можно было изготовить множество смертоносных зелий. В косточках диких вишен содержится чистый цианид. Но то, что сделано, нельзя отменить, и месть всегда возвращается к мстителю.
– Никто из нас не хочет стать причиной смерти, – сказала Мария. – Она вернется к нам и потребует цену, которую мы не захотим платить.
Глаза Энн переполнились слезами.
– Как же мне тогда от него избавиться?
– Ты должна быть уверена: это именно то, чего ты хочешь. – Мария оглянулась. Фэйт по-прежнему мирно спала. – Он уедет и не вернется.
И тогда Энн Хэтч улыбнулась, впервые за очень долгое время. Она была готова начать.
* * *
Мария велела Энн отрезать прядь волос и сжечь в медной миске. То был конец старой жизни и начало новой, и этот переход надо было отметить. Из черной ткани и красной нитки смастерили маленькую куклу, набитую терновником и корой вишневого дерева, и вышили на ней имя мужа Энн – Натаниэль. В ходе работы Энн уколола палец, испачкав ткань, но по вине мужа у нее и раньше не раз текла кровь. Заклинание, знаменующее конец любви, написали на клочке бумаги, который она прикрепила к ярко горевшей свече.
«Пусть наша связь будет разорвана высшими силами. Ты захочешь убежать, не оглядываясь назад. От наших надежд ничего не останется. Ты меня не вспомнишь и ничего не будешь для меня значить».
То было словесное заклинание, имеющее самую большую силу. Вернувшись домой, Энн должна будет зарыть куклу рядом с входной дверью, сжечь бумажку с заклятием и обойти по периметру земельный участок, разбрасывая оставшийся пепел. Затем Энн надо будет войти в дом посыпать одежду мужа солью.
– Это прогонит его из дома, – сказала Мария. – Когда твой муж уйдет, его судьба будет принадлежать ему самому, и ни ты, ни я не будем нести ответственности за то, что случится после.
* * *
Натаниэль Хэтч исчез. Его не было две недели, месяц и до самого лета его никто не видел. Энн сама вела все дела в лавке, а когда минуло полгода после пропажи мужа, отправилась в суд, где была объявлена вдовой. Поисковый отряд обнаружил башмаки и ружье Натаниэля на дальнем берегу Пиявочного озера. Решили, что он утонул, как многие до него, охотясь на обитавшее в озере морское чудовище, поскольку около вещей оказалась кучка соли, которой приманивают живущих в соленой воде созданий. Никто, кроме Марии, не разглядел отпечатков босых ног, ведших в сторону от водоема и свидетельствовавших о его неуемном желании покинуть Массачусетс.
Как вдова, не имеющая наследников мужского пола, Энн получила право владеть собственностью: лавка теперь принадлежала ей. Энн Хэтч больше не брала у Марии плату за покупки, будь то черная патока, цикорий или мука. Если же речь шла о редких товарах, таких как испанские апельсины или мирровое масло из Марокко, предметах роскоши из далеких стран, то Энн приберегала их для Марии Оуэнс.
После исчезновения Натаниэля Хэтча в дом Марии стали приходить нуждавшиеся в лечении женщины, всегда в поздний час, когда большинство добропорядочных горожан уже лежало в постели. Дурное обращение мужа с Энн Хэтч не составляло тайны, как она того хотела, и вскоре стало известно, что ей посодействовали в улучшении жизни. В те времена многие прибегали к самолечению, приносившему скорее вред, чем пользу. Некоторые верили, что жизнь у младенцев в колыбелях высасывают посланники Сатаны или кошки, которых считали не заслуживающими доверия, порочными созданиями. Эти люди полагали, что оболочка угря может вылечить ревматизм, и если ребенка, страдающего от припадков, бить тонким прутом, вырезанным из ветки молодого дерева, то это изгонит из его тела дьявола. И вот ради здоровья, своего и детей, они обращались к Марии за ее снадобьями.
Чай от хандры помогает тем, кто испытывает горе, – для хорошего настроения.
Предупредительный чай для неуправляемых детей, которые носят с собой дробовики или мечтают сбежать из дома, чтобы стать моряками.
Чай при лихорадке, чтобы пресечь лихорадку, приготовленный из корицы, восковницы, имбиря, тимьяна и майорана.
Бодрящий чай – средство от страха, горя и при жизненных испытаниях. Одной чашки достаточно, чтобы напомнить, что надо всегда быть тем, кто ты есть.
В такие вечера Фэйт сидела в темноте на своей постели с любимой старой куклой под боком и Кипером у ног и прислушивалась к голосам, доносившимся из кухни. Девочка быстро поняла, что женщины чаще всего приходят к матери со своими болезнями, а если дело касается любви, Мария способна помочь лишь в определенных случаях. Это любовь заставляла женщин идти сюда поздним вечером, продираясь сквозь кусты ежевики, и просить снадобья. Мария никогда не произносила имя Джона Хаторна, но Фэйт знала, что ее мать предал мужчина, служивший судьей. Когда они, отправляясь в город в базарные дни, проходили мимо здания суда, Фэйт немного отставала и закрывала глаза, представляя отца за судейским столом. Тот при этом всегда ощущал озноб, подходил к окну и выглядывал на улицу. И всякий раз, видя девочку, стоявшую на мощеной булыжником мостовой, Джон закрывал ставни и отходил от окна.
– Что там тебя задержало? – кричала ей мать.
– Ничего, – обычно говорила она.
В следующий день рождения, когда ей исполнилось шесть лет, Фэйт Оуэнс дала себе клятву, что никогда не влюбится.
– В тот день, когда ты станешь совсем взрослой, а я превращусь в дряхлую старуху.
Мария наняла бродячего плотника, ходившего из города в город, и тот заделал щели в хижине, перестроил сарай для коз, чтобы не продувал ветер. Он помог Марии выложить дорожку из синих камней, которая напоминала ей о доме Ханны. Когда же Мария объявила, что поблизости бьет подземный родник, плотник, хоть и с явной неохотой, но все-таки вырыл колодец и очень удивился, когда тот заполнился чистой, свежей водой.
– Находить воду – особый талант, – сказал он Марии.
Существовало поверье, что на это способны только ведьмы: они не могут утонуть, имея сродство с водой, которую люди против них используют. Ведьмы якобы чувствуют запах воды, напоминающий аромат ириса. Мария хотела было расплатиться с плотником своей последней серебряной монетой, но вместо этого он попросил ее о помощи. Мужчина пожаловался на продолжительную головную боль и дрожь в руках. Если так пойдет дальше, он не сможет зарабатывать себе на жизнь. Плотник догадался, что Мария практикует Непостижимое искусство, и попросил его вылечить. Если Мария добьется успеха, долг будет погашен. Она собрала в огороде ячмень и вербену аптечную, сварила их и, смочив в этой смеси кусок белой ткани, обернула лоб мужчины. Потом она произнесла на незнакомом языке несколько слов, сказав их потом, как ему показалось, задом наперед. Глаза плотника закрылись, и он проспал всю ночь вместе с козами без снов и кошмаров. Наутро проснулся с ясной головой и поблагодарил Марию.
– У вас редкий талант, – торжественно объявил он.
И тогда Мария поняла, какое ее ждет будущее. Она раз и навсегда откажется от любви и обратит все свои таланты на искусство исцеления. Мария зажгла на крыльце фонарь и стала ждать. Хоть она и жила далеко от города, но если кто-то решится выбраться в такую глушь, он заметит желтый свет фонаря, а потом изгородь и ухоженный огород – и поймет, что здесь его поджидают.
Простой огород ведьмы
Шалфей – от головной боли.
Летний чабер – от колик.
Зеленая полынь – для ран, применяется в смеси с уксусом и ромом.
Иссоп – для легких.
Мать-и-мачеха и льняное семя – от кашля.
Пустырник – для успокоения нервов.
Чай из мелиссы лекарственной – от лихорадки.
Хрен с теплым уксусом – от болей в ногах.
Мальва, вымоченная в молоке, – от дизентерии.
Чабер – для удачи.
Петрушка – чтобы видеть будущее и принимать мудрые решения.
Первой пришла жена лавочника Энн Хэтч, которая всегда была добра к Марии. Энн еще не исполнилось и двадцати, а ее мужу Натаниэлю было около пятидесяти. Такая разница в возрасте была обычна для этой колонии: мужчины женились три, а то и четыре раза, потому что женщины нередко погибали при родах. Брак Энн не стал удачным: муж к ней плохо относился, она его боялась. Проснувшись поутру, Энн долго шла полями, а потом через темный лес, пока не добрела до хижины, которую многие считали заколдованной. В городе не забыли Марию Оуэнс. Люди видели ее раз в месяц, когда она делала покупки. С ней приходила маленькая девочка в сопровождении черной собаки. Мария всегда надевала синее платье, на ногах у нее были красные башмаки цвета крови, как считали некоторые, или цвета роз, как говорили другие.
– Задерживайте дыхание, когда она проходит мимо, – учили матери детей.
Когда Мария появлялась в городе, Руфь Гарднер Хаторн всегда подходила к калитке и наблюдала за ней, как и большинство женщин с Вашингтон-стрит. Они никогда не здоровались и ни слова ей не говорили, но их тянуло к незнакомке. Могла ли она что-то для них сделать, если бы ее попросили? Что вообще происходило за пределами их участков? Городские власти разрешили Марии владеть землей в округе Эссекс, но людям не рекомендовали вступать с ней в разговоры. Найдись смельчак, подружившийся с Марией, он неизбежно оказался бы под подозрением и, возможно, даже был бы подвергнут допросу. Говорили, что однажды наберется достаточно улик, чтобы привлечь ее к суду за колдовство. Женщины перешептывались, что Марии, как и никому другому, не позволено нарушать законы и правила поведения.
Когда Энн Хэтч поднималась по крыльцу, ее сердце бешено билось в груди. Она была сиротой: мать умерла от лихорадки, а отец погиб на Войне Короля Филипа. Ей надлежало быть благодарной мужчине, забравшему ее из работного дома, куда сиротку отправил приходской попечитель по призрению бедных, но после первой ночи с мужем от благодарности не осталось и следа.
– Благослови меня, – шептала Энн тому, кто наблюдал за ней с небес. Ее руки тряслись. – Не осуди за то, что я собираюсь сделать, – просила она Господа.
В тот вечер Мария готовила мыло, и во дворе остался стоять котел. Под ним тлели бледно-красные угольки. Прозвенел медный колокольчик, и она поняла, что кто-то пришел. Когда Мария открывала дверь, ее волосы были влажными: она только что смыла пепел, вылив на голову кувшин озерной воды. Волосы были завязаны в узел и скреплены серебряным гребнем. Час стоял поздний, дочка уже спала. Длинноногая черная собака зарычала на гостью, заставив ту отпрянуть.
– Он еще щенок, – заверила хозяйка Энн.
Услышав приказ замолчать, собака послушно свернулась клубком рядом с постелью Фэйт. Тем вечером Мария ждала гостей – час назад упала метла, а это всегда означает их скорый приход, – и только что заварила котелок Бодрящего чая.
«Они знают, чего хотят, – говорила ей Ханна. – Задай нужные вопросы и получишь правильные ответы. Даже те, кто боялся говорить вслух, скажут правду».
– Я не должна была сюда приходить, – сказала Энн сконфуженно. Она оглянулась на дверь, словно раздумывала, не убежать ли в последний момент. – Уже поздно.
– Не так уж и поздно, во всяком случае, ты можешь прийти и уйти, когда захочешь.
Энн немного успокоилась. Когда муж узнает, что она ушла, неприятностей не оберешься. Наверное, это был ее единственный шанс улизнуть.
– Я останусь.
Мария жестом пригласила гостью присесть к столу. Ей еще не было двадцати двух лет, но Мария была на два года старше пришедшей к ней несчастной молодой женщины и теперь сама кое-что знала о любви: стоило гостье снять жакет и расстегнуть крючки на платье, как она поняла суть проблемы. Выставляя себя напоказ, Энн вызывающе вздернула подбородок, и Мария заранее догадалась, что предстанет ее взору: синяки в форме цветков, той же окраски, что были на теле Ребекки в день ее прихода к Ханне Оуэнс. В Бостоне к ней обращались за исцелением от страсти и любовными приворотами. Здесь было нечто совсем другое.
– Он бьет меня, чтобы наказать за глупость и медлительность, – сказала Энн. – Если я назначу неправильную цену, если пригорит ужин или если я слишком громко говорю.
Энн даже подумывала, не убить ли мужа, когда он заснет, но, конечно же, никогда бы не отважилась на это.
Мария дала жене лавочника каламинную мазь и галаадский бальзам от синяков, а для защиты – амулет из бус синего стекла и синюю нитку.
Энн Хэтч разочарованно покачала головой:
– В моем случае это недостаточно сильное средство.
Какое-то время женщины молча смотрели друг другу в глаза. Когда жена решает зайти настолько далеко, она должна понимать, что серьезно рискует. Мария не горела желанием решать чужие любовные проблемы, но всем сердцем была с Энн. По правде говоря, любовь тут не состоялась, а это совсем другая история.
– Что у тебя на уме? – спросила Мария.
– Мне нужен яд, – тихо сказала Энн, вздернув подбородок и не сводя глаз с хозяйки.
Из местных растений – амброзии, ландыша, касторового боба, пижмы, сладко-горького паслена, горького лавра, тисового листа, белого воронца, паслена каролинского, лаконоса – можно было изготовить множество смертоносных зелий. В косточках диких вишен содержится чистый цианид. Но то, что сделано, нельзя отменить, и месть всегда возвращается к мстителю.
– Никто из нас не хочет стать причиной смерти, – сказала Мария. – Она вернется к нам и потребует цену, которую мы не захотим платить.
Глаза Энн переполнились слезами.
– Как же мне тогда от него избавиться?
– Ты должна быть уверена: это именно то, чего ты хочешь. – Мария оглянулась. Фэйт по-прежнему мирно спала. – Он уедет и не вернется.
И тогда Энн Хэтч улыбнулась, впервые за очень долгое время. Она была готова начать.
* * *
Мария велела Энн отрезать прядь волос и сжечь в медной миске. То был конец старой жизни и начало новой, и этот переход надо было отметить. Из черной ткани и красной нитки смастерили маленькую куклу, набитую терновником и корой вишневого дерева, и вышили на ней имя мужа Энн – Натаниэль. В ходе работы Энн уколола палец, испачкав ткань, но по вине мужа у нее и раньше не раз текла кровь. Заклинание, знаменующее конец любви, написали на клочке бумаги, который она прикрепила к ярко горевшей свече.
«Пусть наша связь будет разорвана высшими силами. Ты захочешь убежать, не оглядываясь назад. От наших надежд ничего не останется. Ты меня не вспомнишь и ничего не будешь для меня значить».
То было словесное заклинание, имеющее самую большую силу. Вернувшись домой, Энн должна будет зарыть куклу рядом с входной дверью, сжечь бумажку с заклятием и обойти по периметру земельный участок, разбрасывая оставшийся пепел. Затем Энн надо будет войти в дом посыпать одежду мужа солью.
– Это прогонит его из дома, – сказала Мария. – Когда твой муж уйдет, его судьба будет принадлежать ему самому, и ни ты, ни я не будем нести ответственности за то, что случится после.
* * *
Натаниэль Хэтч исчез. Его не было две недели, месяц и до самого лета его никто не видел. Энн сама вела все дела в лавке, а когда минуло полгода после пропажи мужа, отправилась в суд, где была объявлена вдовой. Поисковый отряд обнаружил башмаки и ружье Натаниэля на дальнем берегу Пиявочного озера. Решили, что он утонул, как многие до него, охотясь на обитавшее в озере морское чудовище, поскольку около вещей оказалась кучка соли, которой приманивают живущих в соленой воде созданий. Никто, кроме Марии, не разглядел отпечатков босых ног, ведших в сторону от водоема и свидетельствовавших о его неуемном желании покинуть Массачусетс.
Как вдова, не имеющая наследников мужского пола, Энн получила право владеть собственностью: лавка теперь принадлежала ей. Энн Хэтч больше не брала у Марии плату за покупки, будь то черная патока, цикорий или мука. Если же речь шла о редких товарах, таких как испанские апельсины или мирровое масло из Марокко, предметах роскоши из далеких стран, то Энн приберегала их для Марии Оуэнс.
После исчезновения Натаниэля Хэтча в дом Марии стали приходить нуждавшиеся в лечении женщины, всегда в поздний час, когда большинство добропорядочных горожан уже лежало в постели. Дурное обращение мужа с Энн Хэтч не составляло тайны, как она того хотела, и вскоре стало известно, что ей посодействовали в улучшении жизни. В те времена многие прибегали к самолечению, приносившему скорее вред, чем пользу. Некоторые верили, что жизнь у младенцев в колыбелях высасывают посланники Сатаны или кошки, которых считали не заслуживающими доверия, порочными созданиями. Эти люди полагали, что оболочка угря может вылечить ревматизм, и если ребенка, страдающего от припадков, бить тонким прутом, вырезанным из ветки молодого дерева, то это изгонит из его тела дьявола. И вот ради здоровья, своего и детей, они обращались к Марии за ее снадобьями.
Чай от хандры помогает тем, кто испытывает горе, – для хорошего настроения.
Предупредительный чай для неуправляемых детей, которые носят с собой дробовики или мечтают сбежать из дома, чтобы стать моряками.
Чай при лихорадке, чтобы пресечь лихорадку, приготовленный из корицы, восковницы, имбиря, тимьяна и майорана.
Бодрящий чай – средство от страха, горя и при жизненных испытаниях. Одной чашки достаточно, чтобы напомнить, что надо всегда быть тем, кто ты есть.
В такие вечера Фэйт сидела в темноте на своей постели с любимой старой куклой под боком и Кипером у ног и прислушивалась к голосам, доносившимся из кухни. Девочка быстро поняла, что женщины чаще всего приходят к матери со своими болезнями, а если дело касается любви, Мария способна помочь лишь в определенных случаях. Это любовь заставляла женщин идти сюда поздним вечером, продираясь сквозь кусты ежевики, и просить снадобья. Мария никогда не произносила имя Джона Хаторна, но Фэйт знала, что ее мать предал мужчина, служивший судьей. Когда они, отправляясь в город в базарные дни, проходили мимо здания суда, Фэйт немного отставала и закрывала глаза, представляя отца за судейским столом. Тот при этом всегда ощущал озноб, подходил к окну и выглядывал на улицу. И всякий раз, видя девочку, стоявшую на мощеной булыжником мостовой, Джон закрывал ставни и отходил от окна.
– Что там тебя задержало? – кричала ей мать.
– Ничего, – обычно говорила она.
В следующий день рождения, когда ей исполнилось шесть лет, Фэйт Оуэнс дала себе клятву, что никогда не влюбится.