Управление

И отпустил их. На обратном пути в свой кабинет Боденкамп тихо спросила:

– А что теперь будет?

Леттке улыбнулся.

– Ничего. Во всяком случае, ничего, что касалось бы нас. Благодаря документам Адамек заведет новых друзей в правительстве – и, разумеется, новых врагов, – и, вероятно, в скором времени у нас появится несколько новых коллег, но навряд ли прибавка к зарплате. К тому моменту, когда документы дойдут до са́мого верха, наши имена забудутся и останется только то, что Управлению национальной безопасности удалось выследить грандиозное дело.

Зато у Адамека они будут на хорошем счету, размышлял Леттке. Но предпочел оставить эту мысль при себе.

– А бомба? Ее построят?

Он пожал плечами.

– Может быть. А может, и нет. Вы же знаете, как это происходит – в конечном счете решение должен принимать фюрер.





* * *


Хелена, словно лунатик, вернулась в свой кабинет. Итак, это случилось. Теперь документы дойдут до правительства, Управление вооружений сухопутных сил признает свое упущение и примется создавать бомбу, в связи с чем американцы ее тоже построят, и исход войны определит тот, кто первым сбросит ее на голову противника. Как бы то ни было, война скоро закончится, вернется нормальная жизнь, и она снова останется одна.

В тот день ей никак не удавалось сосредоточиться на обычной работе. Смотрела на профили затрат потребления энергии, не видя их, ее мысли бесцельно блуждали, а когда время от времени она приходила в себя, то не могла вспомнить, о чем думала.

Наконец стало достаточно поздно, чтобы закончить работу и поехать домой, где она только повесила свой телефон на зарядное устройство и сразу же, ни слова никому не сказав, отправилась на ферму Ашенбреннеров к Артуру.

– Переспи со мной, – настоятельно сказала она.

– Но у нас больше нет «фроммсов», – испуганно возразил Артур.

Хелена уже расстегивала платье.

– Не важно, – ответила она.





50




На следующее утро казалось, что впереди один из тех дней, удачных с самого начала, которые начинаются с пробуждения от глубокого сна без сновидений, отдохнувшим и за пять минут до будильника: как будто телу хотелось заявить, что оно готово добровольно столкнуться с вызовами, которые заготовил новый день.

Но потом возникла ссора с матерью, и он сам не понимал, как это произошло. Она снова жаловалась на боль в сердце и утверждала, что чувствует, как оно спотыкается, он посчитал, что в таком случае ей лучше пойти к врачу, для того они и существуют, и предложил записать ее на прием, если она только передаст ему свой телефон.

Но она этого не сделала, а сразу обиделась.

– Дело вовсе не в моем сердце, – воскликнула она. – Неужели ты не понимаешь?

– Нет. Ты только что целых десять минут жаловалась на сердце, потому что оно болит и спотыкается, – а теперь утверждаешь, что дело вовсе не в сердце?

Она сжала свои тощие ладони в тощие кулаки и ударила ими по кухонному столу, издав причудливый глухой, невнятный звук.

– Потому что дело в причине, которая заставляет мое сердце спотыкаться! А причина в том, что ты вообще не предпринимаешь никаких попыток жениться, завести детей и продолжить свой род. Какой смысл в моей жизни, если в ней не было ничего, кроме воспитания мужчины, на котором закончится род?

Ойген Леттке растерянно уставился на мать.

– У тебя болит сердце, потому что я не женюсь? Ты серьезно?

– Да, – воскликнула она. – Именно так все и есть.

Он отставил кофейную чашку, откинулся назад, не зная, что сказать.

– Какое определение, – спросил он наконец, – ты бы дала слову «шантаж»?

– Ах, не говори ерунды. Я же не специально это делаю. Я просто говорю тебе, что является реальной причиной моих проблем с сердцем.

– Это на твой взгляд. Интересно, что на это скажет доктор Моль.


– Доктор Моль говорит, что так может быть. Ведь тело и психика взаимодействуют между собой различными способами. А я все-таки беспокоюсь о тебе.

– Не нужно, спасибо.

Она поглядела на него поверх своего заостренного крючковатого носа.

– Ойген, тебе двадцать восемь лет. Твой отец в этом возрасте был уже одним из самых известных пилотов в мире. А у других мужчин в таком возрасте иногда уже бывают десятилетние сыновья.

– Но я не другие мужчины.

– Знаю. Но ты же вообще мужчина?

Он сделал глубокий вдох, чтобы не сказать ничего необдуманного.

– Спасибо за вопрос, но могу тебя успокоить. Все так, как и должно быть. Просто меня не тянет к браку. Так же, как и моего отца тянуло не к браку, а на войну. Он зачал сына и предпочел быть застреленным на войне, а не возвращаться к своей семье.

– Отвратительно слышать от тебя такое. – Неудивительно, что она начала демонстративно тереть рукой в области сердца. – Абсолютно отвратительно. Твой отец был героем. Герой не уклоняется ни от зова Отечества, ни от брака.

– Великие мужчины не женятся. Был женат Иисус? Нет. Был женат Ньютон? Нет. А Гитлер – женат? Тоже нет.

Его мать пренебрежительно фыркнула:

– Фюрер жертвует собой целиком и полностью ради нашего народа. У него нет времени жениться.

– Вот видишь? – произнес Ойген Леттке, рассчитывавший именно на такой ответ. – То же самое делаю и я.

На мгновение она закрыла лицо руками.

– Ойген! Чепуха, и ты это прекрасно знаешь. Мне жаль твои генетические задатки. Ты такой видный мужчина, арийский мужчина, как с картинки – грех, если ты не станешь мужем. Чистокровной немецкой женщины, разумеется. – Она положила руки на стол и медленно выводила по нему фигуры. – Кроме того… сейчас война. Многие мужчины погибают на фронте. Даже если скоро наступит победа, женщин будет больше. У тебя есть возможность выбирать! Почему бы не воспользоваться ею?

Леттке схватил кофейную чашку и сделал глоток, чтобы не отвечать, размышляя при этом, не настало ли время подыскать себе отдельную квартиру. Пустых квартир, в конце концов, теперь тоже довольно много, по аналогичным причинам.

Но… жениться? Неужели его должно беспокоить то, что случится с его якобы столь замечательными арийскими генетическими задатками? Если они так важны для провидения, то пусть оно об этом и позаботится!

Например, пошлет ему неотразимую женщину, которая изменит его мнение по отношению к браку.

Не такое уж непосильное требование, не так ли?

– Я об этом подумаю, – наконец сказал он, чтобы снова воцарился мир. – Но только в том случае, если ты запишешься на прием к доктору Молю.





* * *


Хелена проснулась счастливой. Она лежала в объятиях Артура, и все было хорошо.

Только… что-то было не так, как обычно. Отличалось от тех случаев, когда она просыпалась в его объятиях.

Когда она отыскала свои наручные часы и взглянула на них, то поняла, в чем дело: было уже семь часов утра!

– О нет.

Она вскочила, напугав Артура, и он, совсем сонный, тут же попытался снова заключить ее в свои объятия.

– Нет! Артур! Мне нужно идти!

Почему все хорошее всегда плохо заканчивается? Они переспали не предохраняясь несколько раз. И она впервые осталась на ночь, непреднамеренно. Возникнут вопросы. Ей придется лгать, следить за словами, чтобы не запутаться в противоречиях, – а главное, ей следовало поторопиться!

Она поспешно оделась, подарила Артуру мимолетный прощальный поцелуй, пообещав вернуться, и спустилась по лестнице.

Что, если она забеременела?

Решила, что сейчас не станет об этом думать.

Когда она вошла в дом, Мари находилась на кухне, замешивала тесто, сильно пахнущее дрожжами.

– Я проспала, – призналась Хелена.

– Знаю, – с беспокойством ответила подруга. – Отто несколько раз был внизу и стучал вам палкой, но вы не отвечали. А подняться он не решился.

Хелена почувствовала, как покраснела.