Умри ради меня
Часть 9 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Я такая пьяная.
– Я заметила. Я тоже пьяная. Правда, не настолько.
Через час я уже засыпаю, но тут вспоминаю, что хотела спросить.
– Солнышко?
– Да?
– А почему все засмеялись? Когда я сказала, что мы всю неделю дрожали. Что в этом смешного? Они, типа, чуть не обоссались.
– Дело в твоем русском. Твое drozhali прозвучало похоже на drochili.
– Солнышко?
– Ева, прошу, заткнись на хрен и дай мне поспать.
– О чем попросила тебя Даша?
– Ты реально хочешь узнать это сию секунду?
– Да, хочу.
– Она попросила убрать Пахана.
Глава 5
Полмесяца пролетают незаметно. Впервые с тех пор, как мы покинули Лондон, Оксана выглядит спокойной и сосредоточенной. Она скрытна по своей природе, архетипический одинокий волк, и планирование убийства в команде со мной дается ей нелегко. Мне тоже. Убийство, как ни крути, есть убийство, даже если цель – жуткий персонаж вроде Пахана. Но мы справляемся. Оксана начала делиться со мной своими мыслями, а я, всячески пытаясь игнорировать то, что она пренебрежительно называет «гражданским чувством вины», концентрируюсь на практических вопросах и логистике. Уж в чем в чем, а в этом я разбираюсь.
Я тронута тем, как она изо всех сил старается быть полноценным партнером, причем не только в нашем общем деле, но – что важно – и в наших отношениях. Ведь тут у нее нет инстинкта, который мог бы ею руководить. Она знает, как вывести меня из равновесия, как мной манипулировать, как причинить боль, но прочесть мои чувства – невыполнимая для нее задача, хоть мы и неразлучны. Я порой ловлю взгляд ее серо-бирюзовых глаз. Ее попытки вычислить мои эмоции щемят мне сердце. Мне трудно даже представить, насколько она одинока, вынужденная все время стоять, прижав нос к стеклу, отделяющему ее от остальных людей. Вечно торчать на улице, пытаясь разглядеть – что там внутри.
Я сделаю все, чтобы она почувствовала мою любовь, даже если это сведет меня в могилу.
Асмату Дзабрати, он же Пахан, шестьдесят девять. Его квартира расположена в массивном сером семнадцатиэтажном доме на Малой Балканской улице неподалеку от метро «Купчино». У него там даже несколько квартир, где живут среди прочих четыре телохранителя, бывшая жена Елена и сестра Рушана с мужем. Еще он снимает небольшую квартирку в доме за Фрунзенским универмагом – на машине ехать недалеко – для своей содержанки, двадцатичетырехлетней украинки по имени Зоя, которую он нашел через агентство знакомств. Его близкие, включая Елену, эти отношения не одобряют и Зою не признают, поэтому на Малой Балканской она никогда не появляется.
Пахан регулярно бывает в Зоиной квартире, клинике на Невском, где Зое делают инъекции ботокса, а Пахану – тоже какие-то омолаживающие процедуры, и еще в Елизаровских банях на Пролетарской. Встречи с бригадирами купчинской братвы проводятся либо в осетинском ресторане «Зарина», где специально для Пахана и его гостей бронируют отдельный кабинет, или в той же бане. Иногда Пахан устраивает приемы у себя дома, и за хозяйку тогда – Рушана, она накрывает стол для членов банды и их родни. Время от времени он ездит к кардиологу в частную клинику в центре. У него проблемы с сердцем, ему диагностировали мерцательную аритмию и прописали дигоксин.
Мы знаем все это от Даши, и ее данные подтвердились в ходе проведенных Оксаной разведопераций. Я порой тоже участвовала, но всегда – удаленно. Большую часть времени я сижу одна в квартире на Стачек, сверяя и обрабатывая информацию. Мне бы хотелось быть там вместе с Оксаной, но она опасается, что я или потеряюсь, или каким-нибудь образом привлеку внимание. Вероятно, она права. У меня топографический кретинизм – помню, как однажды в МИ-5 я выполняла учебное задание в службе внешнего наблюдения, и с прохождением маршрута вышел сплошной конфуз.
В общем, Оксана занимается слежкой одна, и ей так больше нравится. Пару раз она пропадала больше суток и возвращалась уставшая и голодная как собака. Мне хватает ума, чтобы в такие моменты даже не пытаться заговорить с ней. Я просто наполняю для нее ванну, подаю чай и бутерброды с сыром и огурцом, укладываю спать.
Все собранные данные стекаются в единый файл, который мы постоянно изучаем в поисках повторяющихся схем. Но пока не нашли ни одной. Несмотря на свою старомодную манеру руководства, Пахан осторожен, как лис, и, по словам Оксаны, большой мастер уходить от наблюдения. Все визиты и встречи он неизменно назначает в последнюю минуту, использует отвлекающие машины, а его водители всегда ездят разными маршрутами. Насколько мы можем судить, общественным транспортом он не пользуется никогда.
Мы ищем трещины в этой стене. Уязвимость, которую можно использовать в своих целях. Я решила рассматривать эту операцию как интеллектуальное упражнение – как я делала, работая в МИ-5. Но во время охоты на Оксану я утратила ощущение дистанции, позволила себе личную заинтересованность. В этом проекте я твердо намерена вернуться к былой объективности.
– Почему бы тебе не принять ванну? – спрашиваю я Оксану. – Я наполню. Можем залезть вместе.
– Не раньше, чем я решу эту задачу.
– Не раньше, чем мы решим эту задачу.
– Один черт.
Мы сидим в нашей спальне, в пыльных плюшевых креслах, прорабатывая сценарии убийства. Когда Оксана решает сложную задачу, она не следит за гигиеной, но сегодня с утра она выглядит совсем уж зачуханной. Сальные волосы торчат в разные стороны, джинсы – словно обноски, а замызганный розовый свитер со склада «Прекрасной невесты», который она у меня реквизировала и теперь, не снимая, носит уже неделю, источает убийственный аромат.
– Даша сказала, зачем ей понадобилось устранить Пахана? – спрашиваю я.
– Это и так ясно.
– Она хочет править bratvoy?
– Она видит, что он слабеет. Стареет, теряет хватку. И ей нужно сделать ход, а то его сделает кто-нибудь другой. Так уж устроена эта система.
– А что потом?
– Когда с Паханом будет покончено, Даша срочно созовет остальных бригадиров и объявит, что теперь главная – она. Никто не скажет вслух, что убила его она, но все будут знать, что это – так, и еще они будут знать, что если станут хитрожопить, то их тоже уберут.
– А ничего, что она – женщина?
– Как ни жаль, но да, это проблема. В русской организованной преступности женщин практически нет. Даша называла мне цифры, они ничтожны.
– Выходит, мы…
– Да, pupsik, мы делаем благое дело.
Я отнюдь в этом не убеждена, но мы имеем то, что имеем. Как говорит Оксана, если Дзабрати не уберем мы, кто-нибудь все равно это сделает. Так что почему бы нам не выполнить этот контракт, чтобы потом получить документы и деньги и исчезнуть. Меня тревожит другое: если мы задержимся здесь надолго, слухи о нас могут доползти до «Двенадцати».
– Давай еще раз глянем, какие у нас есть варианты, – предлагаю я. – Мы точно не можем пробраться к нему домой?
– Можем, но будет очень сложно. Эти большие советские дома с узкими проходами специально строились так, чтобы легко было следить, кто входит и выходит. Там два лифта, оба очень медленные. На улице у подъезда всегда дежурит один boyevik, а другой – на девятом этаже, где живут Пахан и его люди. К тому же даже у себя дома Пахан никогда не бывает один. С ним всегда телохранитель. Добавь сюда родню, детей… Я не говорю, что это невозможно, на свете нет ничего невозможного, но должны быть способы попроще.
– Ладно. Зоина квартира?
– Как вариант. Он бывает там два-три раза в неделю, обычно – поздно вечером. Телохранитель доводит его до квартиры и остается ждать снаружи, пока Пахан занимается там с ней уж не знаю чем, а потом ведет его назад к машине.
– Гадость какая. Ведь он на сколько – на сорок пять лет ее старше?
– Нищета, Ева, вот что гадость. Можешь мне поверить, я это все проходила. Кроме квартиры она еще наверняка получает щедрое содержание, типа, тысячу баксов в месяц, и вместо того, чтобы работать уборщицей или позировать перед веб-камерой в каком-нибудь украинском притоне, она весь день ухаживает за собой, наводит красоту и покупает роскошные шмотки.
– Угу. Если не считать того, что она должна быть под рукой у старой гнусной кроличьей морды в любой момент, когда ему вдруг захочется потрахаться. И мне даже думать страшно, какой именно секс ему нравится.
– Сомневаюсь, что он сейчас способен на что-то серьезное. У него проблемы с сердцем, и если ей хватает ума, она вполне в состоянии его контролировать. У одной моей университетской знакомой был богатый папик. Он давал ей все – бабки, шмотки, развлечения… И он ни разу к ней даже не прикоснулся. Ей нужно было лишь ублажать себя игрушками, а он просто смотрел, и все. Она говорила – мол, я бы и без него этим занималась.
– Все равно жесть.
– Говорит новоявленная бисексуалка.
– А я разве бисексуалка?
– А кто же? Ведь мы обе, между прочим, спали с мужчинами.
– Значит, вот кем ты в душе считаешь себя? Бисексуалкой?
– Я себя вообще никем не считаю, но технически – да, все так и есть.
– То есть ты хочешь сказать, что по-прежнему хочешь спать с мужиками?
Она пожимает плечами:
– Бывают занятия и похуже.
– Ну тебя на хер, Оксана. Серьезно – иди на хер!
– То есть ты теперь больше не захочешь мужика? Ни за что на свете?
– Я вообще никого не хочу, кроме тебя.
– Как интересно.
Разумеется, я снова попалась на ее удочку – она прекрасно знала, что так и будет.
– Почему от тебя никогда не дождешься доброго слова?
Она скользнула по мне взглядом:
– Видимо, потому что издеваться над тобой куда прикольнее. Кстати, я попросила Дашу разузнать о Ларе.
Я молчу. Единственная новость, которую бы мне хотелось узнать о Ларе, это что она отдала концы.
– В общем, я просила разузнать. И, судя по всему, ее выпустили из Бутырки за недостаточностью улик. Суд закрыл дело.
– Что ж, гип-гип-ура неподкупной российской юстиции. Выйдешь с ней на связь?
– Нет. А зачем мне это?
– Я заметила. Я тоже пьяная. Правда, не настолько.
Через час я уже засыпаю, но тут вспоминаю, что хотела спросить.
– Солнышко?
– Да?
– А почему все засмеялись? Когда я сказала, что мы всю неделю дрожали. Что в этом смешного? Они, типа, чуть не обоссались.
– Дело в твоем русском. Твое drozhali прозвучало похоже на drochili.
– Солнышко?
– Ева, прошу, заткнись на хрен и дай мне поспать.
– О чем попросила тебя Даша?
– Ты реально хочешь узнать это сию секунду?
– Да, хочу.
– Она попросила убрать Пахана.
Глава 5
Полмесяца пролетают незаметно. Впервые с тех пор, как мы покинули Лондон, Оксана выглядит спокойной и сосредоточенной. Она скрытна по своей природе, архетипический одинокий волк, и планирование убийства в команде со мной дается ей нелегко. Мне тоже. Убийство, как ни крути, есть убийство, даже если цель – жуткий персонаж вроде Пахана. Но мы справляемся. Оксана начала делиться со мной своими мыслями, а я, всячески пытаясь игнорировать то, что она пренебрежительно называет «гражданским чувством вины», концентрируюсь на практических вопросах и логистике. Уж в чем в чем, а в этом я разбираюсь.
Я тронута тем, как она изо всех сил старается быть полноценным партнером, причем не только в нашем общем деле, но – что важно – и в наших отношениях. Ведь тут у нее нет инстинкта, который мог бы ею руководить. Она знает, как вывести меня из равновесия, как мной манипулировать, как причинить боль, но прочесть мои чувства – невыполнимая для нее задача, хоть мы и неразлучны. Я порой ловлю взгляд ее серо-бирюзовых глаз. Ее попытки вычислить мои эмоции щемят мне сердце. Мне трудно даже представить, насколько она одинока, вынужденная все время стоять, прижав нос к стеклу, отделяющему ее от остальных людей. Вечно торчать на улице, пытаясь разглядеть – что там внутри.
Я сделаю все, чтобы она почувствовала мою любовь, даже если это сведет меня в могилу.
Асмату Дзабрати, он же Пахан, шестьдесят девять. Его квартира расположена в массивном сером семнадцатиэтажном доме на Малой Балканской улице неподалеку от метро «Купчино». У него там даже несколько квартир, где живут среди прочих четыре телохранителя, бывшая жена Елена и сестра Рушана с мужем. Еще он снимает небольшую квартирку в доме за Фрунзенским универмагом – на машине ехать недалеко – для своей содержанки, двадцатичетырехлетней украинки по имени Зоя, которую он нашел через агентство знакомств. Его близкие, включая Елену, эти отношения не одобряют и Зою не признают, поэтому на Малой Балканской она никогда не появляется.
Пахан регулярно бывает в Зоиной квартире, клинике на Невском, где Зое делают инъекции ботокса, а Пахану – тоже какие-то омолаживающие процедуры, и еще в Елизаровских банях на Пролетарской. Встречи с бригадирами купчинской братвы проводятся либо в осетинском ресторане «Зарина», где специально для Пахана и его гостей бронируют отдельный кабинет, или в той же бане. Иногда Пахан устраивает приемы у себя дома, и за хозяйку тогда – Рушана, она накрывает стол для членов банды и их родни. Время от времени он ездит к кардиологу в частную клинику в центре. У него проблемы с сердцем, ему диагностировали мерцательную аритмию и прописали дигоксин.
Мы знаем все это от Даши, и ее данные подтвердились в ходе проведенных Оксаной разведопераций. Я порой тоже участвовала, но всегда – удаленно. Большую часть времени я сижу одна в квартире на Стачек, сверяя и обрабатывая информацию. Мне бы хотелось быть там вместе с Оксаной, но она опасается, что я или потеряюсь, или каким-нибудь образом привлеку внимание. Вероятно, она права. У меня топографический кретинизм – помню, как однажды в МИ-5 я выполняла учебное задание в службе внешнего наблюдения, и с прохождением маршрута вышел сплошной конфуз.
В общем, Оксана занимается слежкой одна, и ей так больше нравится. Пару раз она пропадала больше суток и возвращалась уставшая и голодная как собака. Мне хватает ума, чтобы в такие моменты даже не пытаться заговорить с ней. Я просто наполняю для нее ванну, подаю чай и бутерброды с сыром и огурцом, укладываю спать.
Все собранные данные стекаются в единый файл, который мы постоянно изучаем в поисках повторяющихся схем. Но пока не нашли ни одной. Несмотря на свою старомодную манеру руководства, Пахан осторожен, как лис, и, по словам Оксаны, большой мастер уходить от наблюдения. Все визиты и встречи он неизменно назначает в последнюю минуту, использует отвлекающие машины, а его водители всегда ездят разными маршрутами. Насколько мы можем судить, общественным транспортом он не пользуется никогда.
Мы ищем трещины в этой стене. Уязвимость, которую можно использовать в своих целях. Я решила рассматривать эту операцию как интеллектуальное упражнение – как я делала, работая в МИ-5. Но во время охоты на Оксану я утратила ощущение дистанции, позволила себе личную заинтересованность. В этом проекте я твердо намерена вернуться к былой объективности.
– Почему бы тебе не принять ванну? – спрашиваю я Оксану. – Я наполню. Можем залезть вместе.
– Не раньше, чем я решу эту задачу.
– Не раньше, чем мы решим эту задачу.
– Один черт.
Мы сидим в нашей спальне, в пыльных плюшевых креслах, прорабатывая сценарии убийства. Когда Оксана решает сложную задачу, она не следит за гигиеной, но сегодня с утра она выглядит совсем уж зачуханной. Сальные волосы торчат в разные стороны, джинсы – словно обноски, а замызганный розовый свитер со склада «Прекрасной невесты», который она у меня реквизировала и теперь, не снимая, носит уже неделю, источает убийственный аромат.
– Даша сказала, зачем ей понадобилось устранить Пахана? – спрашиваю я.
– Это и так ясно.
– Она хочет править bratvoy?
– Она видит, что он слабеет. Стареет, теряет хватку. И ей нужно сделать ход, а то его сделает кто-нибудь другой. Так уж устроена эта система.
– А что потом?
– Когда с Паханом будет покончено, Даша срочно созовет остальных бригадиров и объявит, что теперь главная – она. Никто не скажет вслух, что убила его она, но все будут знать, что это – так, и еще они будут знать, что если станут хитрожопить, то их тоже уберут.
– А ничего, что она – женщина?
– Как ни жаль, но да, это проблема. В русской организованной преступности женщин практически нет. Даша называла мне цифры, они ничтожны.
– Выходит, мы…
– Да, pupsik, мы делаем благое дело.
Я отнюдь в этом не убеждена, но мы имеем то, что имеем. Как говорит Оксана, если Дзабрати не уберем мы, кто-нибудь все равно это сделает. Так что почему бы нам не выполнить этот контракт, чтобы потом получить документы и деньги и исчезнуть. Меня тревожит другое: если мы задержимся здесь надолго, слухи о нас могут доползти до «Двенадцати».
– Давай еще раз глянем, какие у нас есть варианты, – предлагаю я. – Мы точно не можем пробраться к нему домой?
– Можем, но будет очень сложно. Эти большие советские дома с узкими проходами специально строились так, чтобы легко было следить, кто входит и выходит. Там два лифта, оба очень медленные. На улице у подъезда всегда дежурит один boyevik, а другой – на девятом этаже, где живут Пахан и его люди. К тому же даже у себя дома Пахан никогда не бывает один. С ним всегда телохранитель. Добавь сюда родню, детей… Я не говорю, что это невозможно, на свете нет ничего невозможного, но должны быть способы попроще.
– Ладно. Зоина квартира?
– Как вариант. Он бывает там два-три раза в неделю, обычно – поздно вечером. Телохранитель доводит его до квартиры и остается ждать снаружи, пока Пахан занимается там с ней уж не знаю чем, а потом ведет его назад к машине.
– Гадость какая. Ведь он на сколько – на сорок пять лет ее старше?
– Нищета, Ева, вот что гадость. Можешь мне поверить, я это все проходила. Кроме квартиры она еще наверняка получает щедрое содержание, типа, тысячу баксов в месяц, и вместо того, чтобы работать уборщицей или позировать перед веб-камерой в каком-нибудь украинском притоне, она весь день ухаживает за собой, наводит красоту и покупает роскошные шмотки.
– Угу. Если не считать того, что она должна быть под рукой у старой гнусной кроличьей морды в любой момент, когда ему вдруг захочется потрахаться. И мне даже думать страшно, какой именно секс ему нравится.
– Сомневаюсь, что он сейчас способен на что-то серьезное. У него проблемы с сердцем, и если ей хватает ума, она вполне в состоянии его контролировать. У одной моей университетской знакомой был богатый папик. Он давал ей все – бабки, шмотки, развлечения… И он ни разу к ней даже не прикоснулся. Ей нужно было лишь ублажать себя игрушками, а он просто смотрел, и все. Она говорила – мол, я бы и без него этим занималась.
– Все равно жесть.
– Говорит новоявленная бисексуалка.
– А я разве бисексуалка?
– А кто же? Ведь мы обе, между прочим, спали с мужчинами.
– Значит, вот кем ты в душе считаешь себя? Бисексуалкой?
– Я себя вообще никем не считаю, но технически – да, все так и есть.
– То есть ты хочешь сказать, что по-прежнему хочешь спать с мужиками?
Она пожимает плечами:
– Бывают занятия и похуже.
– Ну тебя на хер, Оксана. Серьезно – иди на хер!
– То есть ты теперь больше не захочешь мужика? Ни за что на свете?
– Я вообще никого не хочу, кроме тебя.
– Как интересно.
Разумеется, я снова попалась на ее удочку – она прекрасно знала, что так и будет.
– Почему от тебя никогда не дождешься доброго слова?
Она скользнула по мне взглядом:
– Видимо, потому что издеваться над тобой куда прикольнее. Кстати, я попросила Дашу разузнать о Ларе.
Я молчу. Единственная новость, которую бы мне хотелось узнать о Ларе, это что она отдала концы.
– В общем, я просила разузнать. И, судя по всему, ее выпустили из Бутырки за недостаточностью улик. Суд закрыл дело.
– Что ж, гип-гип-ура неподкупной российской юстиции. Выйдешь с ней на связь?
– Нет. А зачем мне это?