Удержаться на краю

– Черт. – Виктор взял из рук приятеля чашку с горячим чаем. – Спасибо, Дэн, замерз я в этом монастыре просто до костей.

– В монастыре?!

– Андрей Михалыч, мы ездили на место, где напали на Митрофанова. – Реутов тоже поставил перед генералом чашку. – Да, холодно там… болото недалеко. Ну, дело обстоит так: Милана сняла на свой сотовый нападение, она же вытащила оттуда парня и доставила в больницу. А почему в багажнике – так на заднем сиденье машины лежала раненая собака. Ее ротвейлер, который поранился на втором этаже этого монастыря, будь он неладен. Кровь на сиденье ее машины и кровь, которую она пыталась затереть, принадлежит одной и той же собаке. Так сколько у нее собак? Ну, там пес мог напороться на что-то, да. Вопрос в другом: что она сама там делала?

– И зачем затирала кровь? – Бережной отхлебнул из чашки. – Ребята, у меня там печенье, берите. Хотя если она сняла покушение на Митрофанова, то понятно, что пыталась скрыть свое там присутствие. Но тут есть что-то еще, чего мы не знаем.

– И в ее квартире нет компа. – Виктор постепенно оттаял, но горячую чашку держит двумя руками. – Круглов сказал, что завтра пустит нас к ней и к Митрофанову тоже.

Реутов кивает, думая о своем, и план, который он сегодня осуществит, не предполагает ничьего участия.

Бережной пододвинул к себе отчет о вскрытии Надежды.

– Я поговорил с Василием Сергеевичем из морга. – Бережной полистал отчет. – Он сказал, что видел состав вещества, которое использовал убийца.

– Мне тоже говорил. – Реутов нахмурился: – Но мало ли что там было в девяностых.

– Это не так давно, как кажется. – Бережной ткнул пальцем в строку отчета. – Это вещество не используется спецслужбами – оно оставляет следы. Да, для его обнаружения нужно делать специфический тест, но тем не менее. Я помню, что в девяностых был всплеск убийств, и искать нужное – как нужную иголку в куче таких же иголок, но я велел Семенову взять всех доступных стажеров и порыться в архивах. Нужно найти, я думаю, зацепка там.

Реутов промолчал – в душе он с генералом был не согласен, но других зацепок все равно нет, так что и спорить не о чем.





* * *


Георгий ждал.

Женька, уставший от кораблестроительства, накормленный отличным обедом, спал, раскинувшись на тахте, Бруно и Декстер уснули там же.

Любина квартира пахнет чистотой и свежим печеньем.

Георгий понимает, что сегодня Люба хоронит сестру, и ему очень жаль, что она проходит через такое, но раз уж так вышло, он рад помочь ей, они с Женькой отлично поладили.

Телефон, который он предусмотрительно поставил на беззвучный режим, завибрировал, и Георгий вышел на кухню.

Звонил бригадир ремонтников из его квартиры.

– Слушай, хозяин, дело дрянь. – Ремонтник всегда начинал говорить без предисловий. – Сели мы тут пообедать да чай заварили. У тебя в банке был, так мы его, значит, кипяточком – хороший чай, с лимоном, и взяли-то всего чуток, ты не думай! Ну, пока горячий, оставили настаиваться, а тут к Валерке приятель зашел, ну так, значит, взял да и отхлебнул. В общем, увезли его, и, похоже, он скопытился. Ты вместо чая отраву там держал?

Отраву?

Георгий непонимающе уставился на трубку.

– Эй, ты там что, помер?

– Нет. – Георгий вдруг вспомнил вчерашний вечер и странный химический запах, исходящий из чашки со свежезаваренным чаем. – Будьте там, я звоню в полицию.

Георгий решительно набрал номер генерала Бережного.

На кухню, лениво потягиваясь, вошел Декстер и уселся около мисочки.

Человечество может исчезать в параллельных мирах, вновь возвращаться, воевать, подвергаться мутациям, но кота накормить обязано в любом случае.

И лоток сам себя не уберет, если уж на то пошло.





17




Люба вышла из машины, и холод навалился на нее, сжал горло.

Она плотнее запахнула шарф. Весна весной, а к вечеру становится холодно.

Люба хочет успеть до темноты. Она боится этого места и того, что должна сделать, но перед глазами встает добродушная мордаха Бруно, и все, Люба идет в развалины.

«Если бы они нашли останки, то уже бы подняли шум. – Люба несет небольшую канистру, где смешала масло и бензин. – А раз не нашли, значит, он еще там. Надо плеснуть и поджечь, всего и дел».


Она не может позволить усыпить Бруно просто за то, что он защитил хозяйку от нападения. А если останки обнаружат, то могут и выяснить, кто еще там был.

В полуразрушенном зале почти совсем темно, Люба зажигает фонарик. Вот они, злополучные бочки, в одной из них, возможно, осталось что-то от напавшего на Милу бандита.

– Просто плеснуть и поджечь.

Мила сказала, что нужная бочка в простенке справа от входа. Но бочек пять, и их могли передвинуть, а заглянуть в них – выше всяких сил, нужно просто поджечь все. Но на все пять не хватит жидкости в канистре.

Люба подходит к бочке, на которую указала Мила, и светит в ее недра фонариком.

– Да, наши при осмотре это прошляпили.

Она бросила канистру, выключила фонарик, в ее руке уже заточка.

– Люба, это я, Денис.

Она уже узнала голос, но что с того.

– Не надо было канистру швырять, подтекает. – Реутов понимает, что сейчас сам в шаге от того, чтоб оказаться в бочке, но стрелять в Любу он не будет. – Дай-ка…

Он поднимает канистру и отвинчивает крышку, нюхает содержимое.

– Ага, это будет гореть. – Реутов поворачивается к Любе спиной и льет жидкость в бочку. – Отойди, я спичку сейчас брошу, пыхнет сильно. Люба, отодвинься, говорю тебе!

Огонь вспыхнул высоко и жарко, а потом постепенно осел.

– Пары2 сгорели, теперь в бочке будет прогорать до утра. – Реутов спрятал коробок в карман. – Идем, холодно тут, так и простыть недолго.

Он взял канистру и направился к выходу.

– Люба, одной тут оставаться – так себе тема. Оно и без нас прогорит, теперь не погаснет, идем.

Люба идет вслед за Реутовым, сжимая в руке остро заточенную отвертку.

– Это где ж вы, барышня, научились с заточками ходить? – Он, чертыхнувшись, перескочил через старое надгробие. – Люба, ты хоть понимаешь, как глупо было – приходить сюда в такой час одной?

– Выбора не было.

– Могла бы мне сказать. – Реутов подходит к машине. – Поехали к тебе, поговорим.

– А разве…

– Нет, никто не знает, что я здесь. И знать никому не надо. Поняла? Все, ты вперед – я за тобой.

Люба кивнула. На это можно согласиться, но почему Реутов помог ей? Ведь знал же, что в бочке.



– Я еще на совещании сообразил. – Реутов оглядывает ее кухню, словно впервые видит. – Да, тесновато… Чаю налей мне, что ли, промерз там до костей, тебя ожидая. Хорошо, что старушка за пацаном присматривает, а то потащила бы его за собой.

– Нет, что-нибудь придумала бы. – Люба включила чайник и принялась делать горячие бутерброды. – Тебе помидор и кинзу добавлять?

– Помидор – да, кинзу – нет. – Реутов расставил тарелки. – О чем ты вообще думала, когда шла туда?

– Думала о том, что не дам убить Бруно из-за какого-то бандита. Загрыз – туда ему и дорога, пес и сам едва не погиб. А ты?…

– Ну, скажем так: я тоже считаю, что Бруно должен жить. Долго и счастливо. – Реутов заинтересованно принюхался. – Пахнет хорошо…

– Сейчас подам, наливай чай.

Реутов только ухмыльнулся: нервы у генеральской племянницы просто стальные. Что значит – порода: другая бы в истерике билась, а эта бутерброды готовит, словно и не жгла совсем недавно в бочке недогоревшие кости.

– Я свел факты, и по всему выходит, что ранили Бруно там, когда Мила снимала покушение на убийство. И, возможно, ее саму пытались убить именно из-за того видео. – Реутов смотрит на Любу, но та молча выкладывает готовые бутерброды на тарелку, сыр капает и тянется. – Черт, как же вкусно пахнет.

– Ешь, чего зря принюхиваться. – Люба отпила из чашки и тоже взяла себе бутерброд. – Так странно… я же Надю сегодня утром похоронила, а тут…

– Соболезную. – Реутов вздохнул: – Нет, правда, вполне искренне. Я знал, что Милана к тебе обратится. Из всех, кто участвует в этом деле, ты ближе всех к собаке и ни за что не позволила бы убить пса. Да, голова у барышни работает как новая, даром что с дыркой.

– И что теперь?

– Насчет этого дела? А ничего. – Реутов с удовольствием уничтожает вкуснейший в его жизни бутерброд. – Нас там не было, и в бочке ничего не обнаружено. Все, забыли.

Люба вздохнула.