Удержаться на краю
Часть 23 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Декстер спрыгнул на пол, с независимым видом вскарабкался на спину Бруно, уселся «уточкой» и презрительно сощурился, глядя на мелькание мультяшных персонажей. Вселенная, которой он управлял, была несовершенна, и Декстер осознавал свой долг украшать ее собой до последнего патрона.
На стене висит портрет, Леонид заметил его, как только вошел. Удивительно, как художник сумел уловить самую сущность своей модели. Это можно сделать только с любовью.
– Сестра рисовала?
– Да. – Люба вздохнула: – Я забрала его оттуда: она бы, наверное, этого хотела.
– У нее был талант. – Леонид покосился на Любу: – Ты красивая.
– Это портрет красивый, – ее щеки слегка порозовели. – На обороте дата – мой день рождения. Это был подарок.
– И когда у тебя день рождения?
– Шестого марта. – Люба вздохнула: – Георгий повесил сегодня, ну не валяться же ему в кладовке, это нечестно.
– Тут душа вложена.
Вот только художницы больше нет. И мир, который она видела, ушел вместе с ней.
Леонид попрощался, а Люба двинулась на кухню. Нужно готовить обед, и она занялась этим, думая о множестве вещей одновременно – даже в мыслях старательно обходя постыдную ситуацию с Татьяной и подполковником Реутовым.
«Он такой красавец и славный человек, а отец… и эта мерзкая хабалка… Господи, стыд-то какой! Ну, все, не хочу об этом думать. – Люба тряхнула головой. – Это их дела, я никакого отношения к ним не имею».
Она тоже умела делать вид, что ничего не случилось.
В дверь позвонили, и Люба решила, что вернулся Георгий, вырвавшись из цепких пальчиков местных старушек.
Но за дверью стоял отец.
12
Бруно прислушивался к миру вокруг.
Враг больше не возвращался, но и его человек тоже.
Увеличившаяся Стая требовала его заботы и присмотра. Он чувствует, как возвращаются силы – вот он уже может дойти до двери, и лапы не дрожат предательски, и кровь не сочится из раны. А вот и на кухню, и боль отступила, и жар, сжигавший его, ушел. Когда Враг вернется, он сможет позаботиться о Стае, потому что новый человек совершенно беспечный, а маленький человек – совсем бестолковый, слабый и доверчивый, как и положено детенышу.
Бруно должен их защитить, когда вернется Враг, а он знает: Враг обязательно вернется.
Он уже привык к этому новому дому, гораздо менее просторному, но скучает по своему человеку и ждет. Новый человек неплохой, и Бруно даже где-то привязался к нему, раз уж они в одной Стае, но он уверен, что его человек обязательно вернется. И хотя в жизни изменилось все, кроме Декстера, Бруно знает: придет время и все снова будет по-прежнему.
Только Стая стала больше, но это хорошо, большая Стая – сильная Стая, особенно когда подрастают детеныши и тоже становятся на ее защиту. Но этому детенышу, конечно, еще расти и расти. Вот он сидит, сопит – рисует картинку, то и дело показывая ее псу, и получается, что он рисует эту тесную комнатку и его, Бруно. Декстера тоже – как раз кот отлично узнаваем на столе, который почему-то даже выше солнца.
Бруно ощущает знакомый и уже привычный запах малыша и понимает, что будет защищать его в любом случае, до последнего своего дыхания, потому что его новый человек не знает об опасности, а Враг уже приходил.
И маленький человек перед ним беззащитен.
* * *
– Вещество, используемое в обоих случаях, – идентичное. – Реутов листает отчеты. – Можем предположить, что действовал один и тот же преступник. Вскрытие Надежды Рудницкой показало, что жить ей оставалось максимум полгода. То есть, если бы ее не убили сейчас, ее погубил бы цирроз, болезнь сердца или аневризма, даже эксперт затрудняется сказать, что скорее. Ну а ранение Миланы Сокол тяжелое, но менее травматичное, чем могло бы стать, и это по чистой случайности. Пуля отклонилась, задев край металлической двери, куда был ввинчен глазок, а так бы в глаз, и все – поминай как звали. Но и без того ранение тяжелое.
– Палату охраняют?
– Конечно, – Реутов кивнул. – Охрана внимания не привлекает, переодели их в медицинскую униформу. Пижамы эти синие, все тамошние санитары в них ходят. Видеонаблюдение тоже ведем.
– Это правильно. – Бережной пролистал отчеты. – Убийца может довершить начатое, а у него два раза не выгорело. Камеры наблюдения скрыты?
– Да, персонал о них не знает, устанавливали под видом ремонта проводки.
– Отлично, – Бережной кивнул. – Не знают – значит, не разболтают. Убийца может вступить в контакт с кем-то из персонала и узнать об охране – это если уже не в курсе, – а камеры есть камеры. Что дали контакты Надежды?
– Не слишком продуктивно. – Реутов чувствует некую неловкость. – Алкаши со всего района, уголовники, толкачи. Опрос соседей ничего интересного не дал, осмотр квартиры тоже. С сестрой она не общалась, с отцом – тем более, катилась по наклонной, и все. Сожитель Тарасов, который, собственно, и обнаружил труп, – ничтожный торчок, малюющий свою мазню в наркотическом угаре. Он не убивал Надежду, более того – был кровно заинтересован в ее благополучии, потому что его квартиру в центре парочка сдавала и они жили на эти деньги. А еще у Надежды иногда покупали картины. Да, есть такие извращенцы – кем надо быть, чтоб повесить в доме такое? – но покупали даже иностранцы. Теперь сожителю придется ждать, когда съедут квартиранты, а квартира Надежды для него уже недоступна, да и денег с картин больше не будет. Я распорядился, и все картины, находящиеся в квартире, были упакованы, учтены и помещены на наш склад. Мало ли, а вдруг они и правда какую-то художественную ценность представляют? Тогда их Люба заберет и сможет распорядиться по своему усмотрению.
– Тоже верно. – Генерал вздохнул, вспоминая грязную квартиру покойной племянницы. – Да, похоже, что туда шлялись все подряд.
– Очень похоже на то. – Реутов покачал головой: – Токсическая помойка, а не квартира, а уж «живопись» вообще неописуемая. Лучшее применение для этих, с позволения сказать, картин – просто сжечь, пока никто не покончил с собой, глядя на них. Нет, написано очень сильно. Я не большой знаток живописи, но талант у Надежды был, просто направила она его на разрушение.
– Я сделал несколько фотографий ее картин. – Виктор, до сих пор сохранявший молчание, достал телефон. – Вот, можете сами взглянуть.
Бережной полистал отснятое и внутренне содрогнулся. Чтобы рисовать такое, надо было обладать весьма злокачественной фантазией.
И он пропустил абсолютно все. А ведь могло статься, что он удержал бы Надежду от саморазрушения.
– Некоторых не спасти, Андрей Михалыч, и вы сами это знаете. – Виктор снова включил чайник. – Бывает так – рождается человек с каким-то дефектом, и ты ему хоть кол на голове теши, а он лезет в грязь, и все.
– Это верно. – Бережной благодарно кивнул и принял из рук Виктора чашку с горячим чаем. – Предлагаю еще раз опросить соседей. И Люба и Георгий в один голос клянутся, что наверху кто-то был. Замок до этого не был взломан, значит, человек зашел в квартиру, когда Милана спустилась скандалить с Надеждой. Надо было выжидать – но где? Куда делся этот человек? Выхода на чердак нет, с третьего этажа он спрыгнуть не мог: окна были закрыты, да и высоко – дом старый, потолки высокие. Что ж он, по-вашему, испарился? Нет, ребята, кто-то его впустил в свою квартиру, и выбор невелик – по две квартиры на площадке. А Люба с Георгием звука открываемой двери могли и не услышать, поскольку Георгий что-то сверлил или работал молотком.
Реутову эта мысль тоже приходила в голову, но он отбросил ее как фантастическую гипотезу: киллер не стал бы подставляться, ведь такой трюк – это лишний свидетель. Но сейчас версия генерала кажется ему единственно возможной.
– А может, он в квартиру Миланы вернулся, спрятался, например, в кладовке и, пока они там суетились, проскользнул мимо и был таков? Вполне мог, там есть в прихожей просторная кладовка.
– Как вариант. Но тогда почему собака не подала голос? Нет, не сходится. – Бережной чувствует, что устал. – Дэн, надо закончить с этой… Рудницкой. Вытрясите из нее все по максимуму, но не ты – это тебя она огульно обвинила, – назначь кого-то.
– Да я сам. – Виктор даже руки потер в предвкушении. – Тем более, если мы не хотим выдвигать обвинения, нужно это решить кулуарно, так сказать.
– Кулуарно так кулуарно. – Бережной поднялся и подошел к окну. – В общем, странное дело, и то, что в него каким-то образом оказалась втянута моя племянница…
– Ну, так это бывает, что ж. – Виктор допил чай и поднялся: – Есть мыслишка, надо проверить.
– Хорошо. – Генерал задумался, глядя в окно. – Не стыкуются эти убийства между собой вообще.
Факты не увязывались, словно части разных пазлов.
* * *
Реутов вышел из кабинета генерала и направился к себе. Они с Виктором по-прежнему делили кабинет, хотя ему по должности был положен отдельный. Но они решили ничего не менять в своем привычном укладе, им хорошо работалось вместе, они были командой, к тому же в управлении многие относились к ним настороженно, и это был так себе бонус.
– Дэн, есть разговор.
Капитан Семенов выглянул из своего кабинета, и Реутов кивнул – давай, мол.
– Поговорим у нас, есть и другие вопросы.
В кабинете было свежо от открытой форточки, и Реутов с наслаждением вдохнул холодный воздух. Ему отчаянно хотелось все бросить и поехать на Остров, побродить по весеннему лесу и привести мысли в порядок. У него появилась версия, которую он собирался сегодня проверить, и для этого ему нужно было вернуться на место преступления.
– Я хотел доложить по пропавшему парню.
Реутов на миг завис, а потом вспомнил – плачущая женщина, дежурный сержант, со знанием дела рассуждающий о необходимости телесных наказаний…
– Да, что там нарыли?
– Парня мы нашли. – Семенов явно доволен собой. – Пока жив, мамаша и тому рада.
– Как же ты умудрился так скоро его обнаружить?
– А я разослал своих ребят с ориентировкой по больницам не только в городе, но и в районе, и парень нашелся в пригородной. Сильно избит, на спине и голове – обширные ожоги. Пока без сознания, но доктора говорят, что выживет. Дэн, тут вот что… Я знаю, у тебя есть контакты в нашем Центре экстремальной медицины – парня надо бы туда перевести, потому что есть ожоговое отделение и врачи… Там дело затянется, исход тоже неизвестен, а тут все-таки специалисты и оборудование. Мамаша парнишки одна его растила, денег в семье нет, а лечение…
– Сегодня же сделаем. – Реутов вспомнил заплаканную женщину с исступленными глазами и внутренне содрогнулся – не дай бог такое. – Хорошо хоть живой. Быстро вы сработали.
– А чего тянуть, – Семенов пожал плечами. – Опять же, стажеров много, каждому выдал фотографию пропавшего, ориентировку и адрес – и сразу парня нашли, в тот же день. В местном отделе, куда изначально подавалось заявление, тамошний следак рад-радешенек: сам-то он никого искать даже не собирался, ясное дело. Ну, и мать, конечно, счастлива, но там больница не годится для такого ранения.
– Погоди, сейчас запустим процесс. – Реутов набрал знакомый номер: – Привет, малыш.
– Привет.
Сонин голос, несмотря на третий год брака, по-прежнему его волнует.
– У меня есть к тебе просьба. – Реутов улыбнулся, представив безмятежное лицо жены. – У меня тут запара…
– Как всегда.
– Ну да, – он засмеялся. – Соня, одной семье нужна срочная помощь, там беда с мальчишкой стряслась, а у него только мать, помочь некому. Тебе сейчас позвонит Семенов и объяснит, что и как. Нужно позвонить Круглову, договориться, чтоб он потерпевшего принял к себе, ну и остальное тоже, что полагается. Соня, это надо организовать в течение часа, там ситуация очень срочная. Сделаешь?
На стене висит портрет, Леонид заметил его, как только вошел. Удивительно, как художник сумел уловить самую сущность своей модели. Это можно сделать только с любовью.
– Сестра рисовала?
– Да. – Люба вздохнула: – Я забрала его оттуда: она бы, наверное, этого хотела.
– У нее был талант. – Леонид покосился на Любу: – Ты красивая.
– Это портрет красивый, – ее щеки слегка порозовели. – На обороте дата – мой день рождения. Это был подарок.
– И когда у тебя день рождения?
– Шестого марта. – Люба вздохнула: – Георгий повесил сегодня, ну не валяться же ему в кладовке, это нечестно.
– Тут душа вложена.
Вот только художницы больше нет. И мир, который она видела, ушел вместе с ней.
Леонид попрощался, а Люба двинулась на кухню. Нужно готовить обед, и она занялась этим, думая о множестве вещей одновременно – даже в мыслях старательно обходя постыдную ситуацию с Татьяной и подполковником Реутовым.
«Он такой красавец и славный человек, а отец… и эта мерзкая хабалка… Господи, стыд-то какой! Ну, все, не хочу об этом думать. – Люба тряхнула головой. – Это их дела, я никакого отношения к ним не имею».
Она тоже умела делать вид, что ничего не случилось.
В дверь позвонили, и Люба решила, что вернулся Георгий, вырвавшись из цепких пальчиков местных старушек.
Но за дверью стоял отец.
12
Бруно прислушивался к миру вокруг.
Враг больше не возвращался, но и его человек тоже.
Увеличившаяся Стая требовала его заботы и присмотра. Он чувствует, как возвращаются силы – вот он уже может дойти до двери, и лапы не дрожат предательски, и кровь не сочится из раны. А вот и на кухню, и боль отступила, и жар, сжигавший его, ушел. Когда Враг вернется, он сможет позаботиться о Стае, потому что новый человек совершенно беспечный, а маленький человек – совсем бестолковый, слабый и доверчивый, как и положено детенышу.
Бруно должен их защитить, когда вернется Враг, а он знает: Враг обязательно вернется.
Он уже привык к этому новому дому, гораздо менее просторному, но скучает по своему человеку и ждет. Новый человек неплохой, и Бруно даже где-то привязался к нему, раз уж они в одной Стае, но он уверен, что его человек обязательно вернется. И хотя в жизни изменилось все, кроме Декстера, Бруно знает: придет время и все снова будет по-прежнему.
Только Стая стала больше, но это хорошо, большая Стая – сильная Стая, особенно когда подрастают детеныши и тоже становятся на ее защиту. Но этому детенышу, конечно, еще расти и расти. Вот он сидит, сопит – рисует картинку, то и дело показывая ее псу, и получается, что он рисует эту тесную комнатку и его, Бруно. Декстера тоже – как раз кот отлично узнаваем на столе, который почему-то даже выше солнца.
Бруно ощущает знакомый и уже привычный запах малыша и понимает, что будет защищать его в любом случае, до последнего своего дыхания, потому что его новый человек не знает об опасности, а Враг уже приходил.
И маленький человек перед ним беззащитен.
* * *
– Вещество, используемое в обоих случаях, – идентичное. – Реутов листает отчеты. – Можем предположить, что действовал один и тот же преступник. Вскрытие Надежды Рудницкой показало, что жить ей оставалось максимум полгода. То есть, если бы ее не убили сейчас, ее погубил бы цирроз, болезнь сердца или аневризма, даже эксперт затрудняется сказать, что скорее. Ну а ранение Миланы Сокол тяжелое, но менее травматичное, чем могло бы стать, и это по чистой случайности. Пуля отклонилась, задев край металлической двери, куда был ввинчен глазок, а так бы в глаз, и все – поминай как звали. Но и без того ранение тяжелое.
– Палату охраняют?
– Конечно, – Реутов кивнул. – Охрана внимания не привлекает, переодели их в медицинскую униформу. Пижамы эти синие, все тамошние санитары в них ходят. Видеонаблюдение тоже ведем.
– Это правильно. – Бережной пролистал отчеты. – Убийца может довершить начатое, а у него два раза не выгорело. Камеры наблюдения скрыты?
– Да, персонал о них не знает, устанавливали под видом ремонта проводки.
– Отлично, – Бережной кивнул. – Не знают – значит, не разболтают. Убийца может вступить в контакт с кем-то из персонала и узнать об охране – это если уже не в курсе, – а камеры есть камеры. Что дали контакты Надежды?
– Не слишком продуктивно. – Реутов чувствует некую неловкость. – Алкаши со всего района, уголовники, толкачи. Опрос соседей ничего интересного не дал, осмотр квартиры тоже. С сестрой она не общалась, с отцом – тем более, катилась по наклонной, и все. Сожитель Тарасов, который, собственно, и обнаружил труп, – ничтожный торчок, малюющий свою мазню в наркотическом угаре. Он не убивал Надежду, более того – был кровно заинтересован в ее благополучии, потому что его квартиру в центре парочка сдавала и они жили на эти деньги. А еще у Надежды иногда покупали картины. Да, есть такие извращенцы – кем надо быть, чтоб повесить в доме такое? – но покупали даже иностранцы. Теперь сожителю придется ждать, когда съедут квартиранты, а квартира Надежды для него уже недоступна, да и денег с картин больше не будет. Я распорядился, и все картины, находящиеся в квартире, были упакованы, учтены и помещены на наш склад. Мало ли, а вдруг они и правда какую-то художественную ценность представляют? Тогда их Люба заберет и сможет распорядиться по своему усмотрению.
– Тоже верно. – Генерал вздохнул, вспоминая грязную квартиру покойной племянницы. – Да, похоже, что туда шлялись все подряд.
– Очень похоже на то. – Реутов покачал головой: – Токсическая помойка, а не квартира, а уж «живопись» вообще неописуемая. Лучшее применение для этих, с позволения сказать, картин – просто сжечь, пока никто не покончил с собой, глядя на них. Нет, написано очень сильно. Я не большой знаток живописи, но талант у Надежды был, просто направила она его на разрушение.
– Я сделал несколько фотографий ее картин. – Виктор, до сих пор сохранявший молчание, достал телефон. – Вот, можете сами взглянуть.
Бережной полистал отснятое и внутренне содрогнулся. Чтобы рисовать такое, надо было обладать весьма злокачественной фантазией.
И он пропустил абсолютно все. А ведь могло статься, что он удержал бы Надежду от саморазрушения.
– Некоторых не спасти, Андрей Михалыч, и вы сами это знаете. – Виктор снова включил чайник. – Бывает так – рождается человек с каким-то дефектом, и ты ему хоть кол на голове теши, а он лезет в грязь, и все.
– Это верно. – Бережной благодарно кивнул и принял из рук Виктора чашку с горячим чаем. – Предлагаю еще раз опросить соседей. И Люба и Георгий в один голос клянутся, что наверху кто-то был. Замок до этого не был взломан, значит, человек зашел в квартиру, когда Милана спустилась скандалить с Надеждой. Надо было выжидать – но где? Куда делся этот человек? Выхода на чердак нет, с третьего этажа он спрыгнуть не мог: окна были закрыты, да и высоко – дом старый, потолки высокие. Что ж он, по-вашему, испарился? Нет, ребята, кто-то его впустил в свою квартиру, и выбор невелик – по две квартиры на площадке. А Люба с Георгием звука открываемой двери могли и не услышать, поскольку Георгий что-то сверлил или работал молотком.
Реутову эта мысль тоже приходила в голову, но он отбросил ее как фантастическую гипотезу: киллер не стал бы подставляться, ведь такой трюк – это лишний свидетель. Но сейчас версия генерала кажется ему единственно возможной.
– А может, он в квартиру Миланы вернулся, спрятался, например, в кладовке и, пока они там суетились, проскользнул мимо и был таков? Вполне мог, там есть в прихожей просторная кладовка.
– Как вариант. Но тогда почему собака не подала голос? Нет, не сходится. – Бережной чувствует, что устал. – Дэн, надо закончить с этой… Рудницкой. Вытрясите из нее все по максимуму, но не ты – это тебя она огульно обвинила, – назначь кого-то.
– Да я сам. – Виктор даже руки потер в предвкушении. – Тем более, если мы не хотим выдвигать обвинения, нужно это решить кулуарно, так сказать.
– Кулуарно так кулуарно. – Бережной поднялся и подошел к окну. – В общем, странное дело, и то, что в него каким-то образом оказалась втянута моя племянница…
– Ну, так это бывает, что ж. – Виктор допил чай и поднялся: – Есть мыслишка, надо проверить.
– Хорошо. – Генерал задумался, глядя в окно. – Не стыкуются эти убийства между собой вообще.
Факты не увязывались, словно части разных пазлов.
* * *
Реутов вышел из кабинета генерала и направился к себе. Они с Виктором по-прежнему делили кабинет, хотя ему по должности был положен отдельный. Но они решили ничего не менять в своем привычном укладе, им хорошо работалось вместе, они были командой, к тому же в управлении многие относились к ним настороженно, и это был так себе бонус.
– Дэн, есть разговор.
Капитан Семенов выглянул из своего кабинета, и Реутов кивнул – давай, мол.
– Поговорим у нас, есть и другие вопросы.
В кабинете было свежо от открытой форточки, и Реутов с наслаждением вдохнул холодный воздух. Ему отчаянно хотелось все бросить и поехать на Остров, побродить по весеннему лесу и привести мысли в порядок. У него появилась версия, которую он собирался сегодня проверить, и для этого ему нужно было вернуться на место преступления.
– Я хотел доложить по пропавшему парню.
Реутов на миг завис, а потом вспомнил – плачущая женщина, дежурный сержант, со знанием дела рассуждающий о необходимости телесных наказаний…
– Да, что там нарыли?
– Парня мы нашли. – Семенов явно доволен собой. – Пока жив, мамаша и тому рада.
– Как же ты умудрился так скоро его обнаружить?
– А я разослал своих ребят с ориентировкой по больницам не только в городе, но и в районе, и парень нашелся в пригородной. Сильно избит, на спине и голове – обширные ожоги. Пока без сознания, но доктора говорят, что выживет. Дэн, тут вот что… Я знаю, у тебя есть контакты в нашем Центре экстремальной медицины – парня надо бы туда перевести, потому что есть ожоговое отделение и врачи… Там дело затянется, исход тоже неизвестен, а тут все-таки специалисты и оборудование. Мамаша парнишки одна его растила, денег в семье нет, а лечение…
– Сегодня же сделаем. – Реутов вспомнил заплаканную женщину с исступленными глазами и внутренне содрогнулся – не дай бог такое. – Хорошо хоть живой. Быстро вы сработали.
– А чего тянуть, – Семенов пожал плечами. – Опять же, стажеров много, каждому выдал фотографию пропавшего, ориентировку и адрес – и сразу парня нашли, в тот же день. В местном отделе, куда изначально подавалось заявление, тамошний следак рад-радешенек: сам-то он никого искать даже не собирался, ясное дело. Ну, и мать, конечно, счастлива, но там больница не годится для такого ранения.
– Погоди, сейчас запустим процесс. – Реутов набрал знакомый номер: – Привет, малыш.
– Привет.
Сонин голос, несмотря на третий год брака, по-прежнему его волнует.
– У меня есть к тебе просьба. – Реутов улыбнулся, представив безмятежное лицо жены. – У меня тут запара…
– Как всегда.
– Ну да, – он засмеялся. – Соня, одной семье нужна срочная помощь, там беда с мальчишкой стряслась, а у него только мать, помочь некому. Тебе сейчас позвонит Семенов и объяснит, что и как. Нужно позвонить Круглову, договориться, чтоб он потерпевшего принял к себе, ну и остальное тоже, что полагается. Соня, это надо организовать в течение часа, там ситуация очень срочная. Сделаешь?