Училка и миллионер

— Нормально всё, — утыкаюсь носом в его грудь и вдыхаю яркий мужской запах. — Просто… непривычно. Я ведь почти двадцать три года была девственницей.

— А теперь нет, — он довольно улыбается, глядя на меня, и улыбка эта такая заразительная, что и мне хочется улыбнуться. — И скоро ты почувствуешь разницу — я постараюсь.

— Будет же по-другому, да? — игнорирую его привычную гиперуверенность в себе. — Я про ощущения.

— Конечно, — Костя разваливается на кровати, приобнимая меня и укладывая голову себе на плечо. — Тебе обязательно понравится трахаться, моя скромная училка. И планов у меня на тебя очень много.





24




— Болит? — Костя обнимает меня и прижимается сзади всем телом.

Его ладони скользят по моим бокам, вниз по бёдрам, одной он сжимает ткань рубашки на животе, а второй пробирается под неё и оглаживает ягодицу, чуть сдвинув трусики.

Его прикосновения запускают в моём теле ответную реакцию, заставляя чуть прогнуться от щекочущего ощущения в позвоночнике.

— Вроде бы нет, — пожимаю плечами. — Немного тянет если только.

— Значит, скоро повторим, — вжимается бёдрами и присасывается к коже губами, чуть оттянув воротник с плеча.

— Но сначала завтрак, — выворачиваюсь из крепких объятий и, подхватив две тарелки с яичницей и салатом, отхожу к столу.

Макарский усаживается напротив меня, раскинувшись на стуле. Он выглядит как кот, который наелся сметаны, но абсолютно не прочь полакомиться ещё. Следит за каждым моим движением, пока я ставлю кофе и разогретые круассаны, а потом и сама сажусь.

Есть хочется неимоверно.

— Тебе идёт моя рубашка, — Костя не спешит приступать к завтраку.

Мне и самой нравится, как я смотрюсь в ней. Вообще-то, выбравшись из постели, я выторговала долгим поцелуем себе одиночество в душе. Для меня это было необходимо — несколько минут наедине с собой. Нужно было осознать произошедшее, немного причесать мысли и ощущения. Потом я вышла и хотела надеть свою одежду, но Костя не позволил. За душ в одиночестве испросил ещё плату — надеть его рубашку. Сказал, что хоть это и банально, ему это кажется очень сексуальным.

И пока он ходил в душ, я даже покрутилась перед зеркалом. И правда выглядит эротично. Вроде бы и прикрыто всё, даже руки, на которых пришлось немного подкатать рукава, но я чувствую себя особенно сексуальной. И Костя, кажется, тоже так считает.

— Расстегни её.

— Зачем? — застываю с недонесённой до рта вилкой.

— Я хочу видеть твою грудь.

— Я же ем. И ты тоже. Мы вроде как за столом…

— А лучше бы на столе, — подмигивает и отправляет в рот кусочек.

Вот вроде бы просто жест, но в сочетании с очередной пошлостью, слетевшей с языка, это выглядит так возбуждающе. Я засматриваюсь и неумолимо краснею, представляя картину.

— Ну же, Катерина, расстегни рубашку, — смотрит горячо. — Пожалуйста. Для меня, солнышко.

Закусив губы, я поднимаю руки и прикасаюсь пальцами к верхней застёгнутой пуговице. Высвобождаю её из петли, продолжая смотреть на Костю, который, к слову, перестаёт жевать и смотрит так, что рубашка на мне вот-вот задымится.

— Ещё, — говорит, чуть откашлявшись. — Все пуговицы.

Делаю глубокий вдох и неспешно расстёгиваю остальные.

Я увлекаюсь. Мне внезапно нравится эта игра. Нравится мужской взгляд, наполненный вожделением. Он опаляет, окатывает страстным огнём, заставляя мою грудь вздыматься выше от ставшего более глубоким дыхания.

— Раскрой шире, — получаю следующую команду.

Выполняю и её, ощущая, как сразу же сжимаются соски от соприкосновения с воздухом и мужским взглядом.

И как теперь есть? Мне. Потому, что Костя продолжает трапезу, почти не отрывая глаз от меня.

Он делает глоток кофе и отставляет кружку, а потом складывает ладони на столе, сплетя пальцы.

— Теперь официально, Екатерина Валерьевна, — смотрит прямо, остро и будто бы беспристрастно и по-деловому, а у меня становится горячо между бёдер от этого взгляда. — Ты моя. Я буду делать с тобой такие вещи, которых даже в камасутре нет. Буду трахать во всех мыслимых и немыслимых позах. Долго и сладко. Так, что ты потом по школе будешь ходить, держась за стеночки. И у меня большие планы на все твои дыр…

— Хватит, Костя, — прерываю его, не выдержав. — Это слишком пошло для меня.

Подскакиваю со стула, ощущая невероятный жар на лице, но он хватает меня за запястье и дёргает к себе, усаживая на свои колени. Прижимает одной рукой за талию, а второй ныряет под рубашку и мягко оглаживает и чуть сжимает грудь.


— А ты привыкай, Катерина, — проводит языком по шее, заставляя прикрыть глаза от приятной ласки. — Такой вот я пошлый. И тебя такой сделаю.

Макарский сталкивает с моих плеч свою рубашку, и та соскальзывает на пол. А потом наклоняется и начинает ласкать мою грудь губами и языком. Кружит вокруг сосков, мягко целует, лижет, долго дразнит и лишь потом захватывает вершину в рот и аккуратно втягивает.

Эти ласки такие нежные, такие утончённые, что я плыву. Расслабляюсь настолько, что если бы не сильные руки, удерживающие меня, уже бы сползла с его коленей и шлёпнулась на пол.

— Хочешь кончить? — его пальцы аккуратно касаются моего лобка через трусики. — Внутри трогать не буду, чтобы не больно. М?

Костя такой открытый. Может, это не пошлость, а именно раскрепощённость? А просто это я воспринимаю как-то неправильно. Может, слишком строго воспитана или потому что ещё только вступила на путь сексуальной жизни.

Он продолжает поглаживать, но без нажима, едва касаясь ткани трусиков. И вот это промедление мучительно. Мне очень сильно хочется зажать его ладонь между бёдрами, чтобы сбросить это напряжение, но я не решаюсь. Потому что не я веду эту партию. Да пока и не умею.

— Так что, Катюша, — продолжает шептать, пощипывая губами кожу на моей шее. — Хочешь?

— Зачем ты спрашиваешь? — едва произношу пересохшими губами.

— Затем, что в постели нужно разговаривать, Катя. Сразу к этому привыкай. Озвучивать свои желания вслух. Ртом, — чуть надавливает там внизу, заставляя вздрогнуть. — Да, им в постели и разговаривать можно. Тогда секс будет в удовольствие обоим.

Наверное, он прав. Разговаривать важно, и в сексе, видимо, тоже. Только как перешагнуть этот барьер смущения? Мне кажется, будто мой язык распух и стал неповоротлив. Но я всё же себя заставляю сказать, хоть и тихо.

— Хочу.

— Чего?

— Кончить…

Зажмуриваюсь, только бы не видеть сейчас его глаз. Но он и не требует. Отодвигает бельё в сторону и погружает пальцы в мою смазку. Растирает чуть с нажимом, а потом, смилостивившись, поглаживает клитор, позволяя кончить буквально за несколько секунд.

Я упираюсь лбом ему в плечо и просто какое-то время дышу, а Костя медленно и ласково гладит меня по волосам. Кажется, дискомфорт внутри после оргазма немного усилился, и мне совершенно не хочется шевелиться. Мне так хорошо и уютно у него на руках.

— Вот теперь завтрак с девушкой похож на нормальный завтрак с девушкой, — подмечает негромко, а потом легонько шлёпает меня по бедру. — Подъём, Китти Кэт, нам пора выдвигаться. На турбазе на Канале нас с тобой ждут Рем и твоя рыжая подружка.

Через час мы приезжаем на небольшую закрытую турбазу на Волго-Донском канале. Здесь всего несколько домиков и те разделены высоким забором. Место отдыха для тех, кто желает максимального спокойствия и приватности.

Костя паркуется у небольшого деревянного домика, чей двор выходит прямо на пляж. Несмотря на позднюю осень, здесь чисто и уютно: плиткой выложен двор, возле бассейна ухоженная зона барбекю, небольшие стриженные зелёные туи. Буквально за пару минут можно по ступеням спуститься на небольшой огороженный пляж к воде канала.

На ступенях домика я замечаю Карину. Её огненно-рыжую копну, которую сейчас беспокоит небольшой ветер, разбрасывая по плечам, можно заметить издалека. Увидев нас, подруга сбегает вниз и торопится по аллейке возле домика навстречу.

— Привет! — обнимает меня, улыбается, а сама пытливо заглядывает в глаза.

— Приветик, — коротко киваю, показывая что я в порядке.

— Богдан в доме, — говорит уже Макарскому. — Мясо на шампура нанизывает.

Костя кивает, но я замечаю в его глазах вспышку веселья. Уверена, у него уже созрела какая-нибудь пошленькая шуточка, но, к счастью, он оставляет её при себе и уходит в дом. Наверное, ввернёт позже, найдёт более подходящую ситуацию. Что ж, в этом весь он.

“А ты привыкай, Катерина. Вот такой вот я пошлый. И тебя такой сделаю”

Кажется, я и правда начинаю к этому привыкать. Ну, насколько это вообще возможно.

Макарский уходит, а Карина берёт меня под руку и ведёт к лавочке возле бассейна, на которую мы усаживаемся.

— Ну? — спрашивает она негромко, но в приглушённом голосе сквозит любопытство и нетерпение.

От её пытливого взгляда у меня снова предательски загорается лицо, и я опускаю глаза, пытаясь сдержать расползающуюся улыбку.

— Ух ты!

Карина умеет верещать шёпотом, что не каждому дано. И сейчас мне за это хочется стукнуть её.

— Тише! — сжимаю её руку.

— Ой, да ладно! — Карина фыркает, но голос приглушает. — Ну и как? Красавчик Орешек постарался?

Наверное, между девочками откровенничать на такие темы нормально. Просто я всегда их избегала, потому что мне самой обсуждать было нечего. Чаще всего замолкала или отвлекалась на что-то, когда девчонки в общежитии в университете начинали обсуждать интим. Карина пару раз со мной заговаривала на эту тему, когда мы уже достаточно близко подружились, но потом я ей призналась, что опыта сексуальных отношений у меня нет, и она старалась меня больше не смущать. А теперь, похоже, для неё этот барьер пал.

— Ну вроде бы, — пожимаю плечами. — Мне не с чем сравнить. Но, кажется, постарался.

— А ты что? Как тебе?

— Не знаю. Не могу сказать, что это неземное блажество.

— Ну это пока, — отмахивается Карина. — Скоро войдёшь во вкус. А ещё и с таким педагогом.

— А у тебя всё в порядке? Этот здоровила тебя не обидел? — решаю перевести разговор на неё. Так безопаснее. По крайней мере, сначала мне так думается.