Училка и миллионер

Карина расплывается в улыбке и тут же прикусывает нижнюю губу.

— О да, подружка, ещё как обидел, — я напрягаюсь. — Если можно обижаться на охренительный кунилингус и серию оргазмов, от которых мой пульс до сих пор зашкаливает.

От Каринкиного откровения я давлюсь воздухом и прикрываю лицо ладонью.

— Что? — она делает глаза круглыми. — Ой, ладно тебе! Ты у нас больше не девственница-монашка. Ещё скажи, что Орешек не побаловал тебя…

— Карина, хватит, — встаю с лавочки, глубоко вдыхая. — Я пока не готова такое обсуждать.

Она хихикает и тоже встаёт. Глаза так искрятся, что сердится на неё совсем не получается, и я тихо смеюсь вместе с ней.

Мы направляемся к дому, а из дверей нам навстречу выходят мужчины. Они что-то обсуждают и смеются. Оба спокойны и расслаблены, совсем не такие напряжённые, как вчера вечером.

У меня даже мелькает мысль, отдавая иглой в сердце, что они могут смеяться надо мной. Может, тоже судачат, как и мы, и вдруг Костя решил пожаловаться другу, какая неумеха ему досталась.

Но я тут же отметаю эту мысль. Ну глупость же. Макарский давно не пацан, чтобы о таком трепаться, даже с другом. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

— Богдан, — низким голосом представляется друг Макарского, кивая мне. — А то мы нормально и не познакомились.

— Мой друг детства и начальник службы безопасности сети “Орешков” и других объектов, — добавляет Костя. — И просто хороший и надёжный человек, Катя. Запомни, если вдруг что, а меня нет рядом, то обращайся к нему. Только к нему.

Я киваю, решая не уточнять и даже не представлять это “вдруг что”.

Этот мужчина и правда похож на медведя. Здоровенный, громоздкий, мышцы буграми, будто из стали. Мне кажется, он пришибить одним щелбаном может. Светло-голубые глаза смотрят цепко даже сейчас, когда он в спокойной дружественной обстановке. Длинные рыжие волосы стянуты сзади в короткий кудрявый хвост. И борода! Короткая рыжая борода делает его похожим на персонажа каких-то древних преданий.

— Не замёрзла, белочка? Может, куртку вынести? — низким густым голосом спрашивает он у Карины и недовольно поджимает губы, получив отрицательный ответ.

Губы поджимает, однако соглашается и не настаивает.

Эти двое, вообще, интересно смотрятся. Оба рыжие, только Каринка как огонёк, а Богдан ближе к золоту. Он такой огромный, а она маленькая и худенькая.

Я вдруг помимо собственного желания представляю их вместе… в постели. И даже встряхиваю головой, чтобы прогнать видение.

Уже через пятнадцать минут по воздуху начинает плыть дразнящий запах жареного мяса. Атмосфера лёгкая и весёлая. Мужчины смеются, ведут себя беззаботно и расслаблено. Время от времени слышен звонкий хохот Карины.

И я тоже расслабляюсь. Позволяю себе смеяться, отвлечься и немного выпить. Наблюдаю за Костей, который снова открывается мне с другой стороны — более человечной и даже какой-то уязвимой, что ли. Особенно это заметно, когда он как-то смешивается, когда Богдан спрашивает его, перезвонил ли тот отцу. Наверное, это болезненная тема для Макарского.

До самого вечера мы проводим время вчетвером. Едим шашлыки с овощами, мы с Кариной пьём вино, а мужчины что-то покрепче, но без перебора, играем в дартс. Тут надо видеть, как Богдан умащивает Каринку на своих плечах, и её тут же парализует от страха высоты. Она даже в первое кольцо попасть не может, хотя до этого, даже на нетрезвый глаз, метила в яблочко.

Я тоже пробую. Первые пару раз получается совсем неуверенно, а всё потому, что сзади меня, пока я целюсь, приобнимает Макарский. Впервые после утра. Это волнует и сбивает с толку, особенно, когда на коже шее я чувствую горячее дыхание.

— Жду не дождусь, когда мы останемся в спальне вдвоём, — тихо мурлычет мне в затылок, пока я пытаюсь навести резкость. — Готова продолжить знакомство с порочным миром секса, моя зайка-Зайченко?

Карина и Богдан нас не слышат. Они стоят чуть в стороне, потому что я уже продемонстрировала свою меткость. И, кажется, заняты друг другом.

Я же замираю и сжимаю дротик в руке. По телу бежит волна мурашек, а внизу живота становится томительно горячо.

— Сегодня ночью я снова буду в тебе, моя сладкая, — не унимается Макарский. — И всё кончится не так быстро, как вчера. Ты теперь готова принять меня. И примешь.

Я дёргаюсь, пытаясь высвободиться, потому что эти огненные импульсы, что возникают внутри в ответ на его слова, просто нестерпимы. Бросаю дротик и совершенно случайно попадаю прямо в десятку.

— Браво! — слышу одобрительный возглас рыжего и аплодисменты Карины.

Довольная собой, резко разворачиваюсь и напарываюсь на пылающий взгляд серо-голубых глаз, сейчас отдающих сталью. В них столько желания, что я понимаю, что сказанное только что мне на ухо — лишь мизерная часть его планов на сегодняшнюю ночь.





25




Константин

— Больше не полезет, — кивает Рем, кровожадно нанизывая кусок мяса на острый шампур. — И мне кажется, зря ты решил не выносить вопрос на юридическую арену, Костя. Волчанский — гондон, его пора прижучить официально.

— Прижучим, Богдан, если дёрнется. А так у нас есть компромат, и он теперь на измене. А значит, где нужно, уступит. Он сам не захотел честной конкуренции. Что ж, будем выдавливать с рынка.

Бо пожимает плечами и складывает подготовленные шампура в таз, сверху щедро поливает замешанным соусом, вином и сыплет резанный лук.

— Как твоя училка? — подмигивает. — Смотрю, живая. Только щёчки розовые.


— Конечно, живая, — усмехаюсь. — Привыкает, правда, ещё. А твоя?

— Огнище тёлка, — довольно растягивает рот в улыбке. — Круженая немного, но мне нравится. И не дурочка. Странно немного после того, как столько лет с Иркой… но, знаешь, я о ней даже не вспомнил ни разу.

Жену Рем любил. Звонил, когда уезжали, домой рвался, о детях просил, а эта шмара ему, как оказалось, не один год изменяла. Такое непросто забыть. И я буду очень удивлён, если Богдан не станет видеть шлюху в каждой бабе. По крайней мере, какое-то ещё время. Но, кажется, рыжая логопедша ему понравилась. А может тема общая сблизила, её-то муженёк тоже налево ушёл.

Мы выходим во дворик. На улице, несмотря на конец ноября, погода — сказка. Тепло, градусов десять выше нуля точно есть, ветер, даже недалеко от воды, не студёный.

Училки наши сидят на лавочке и трут о чём-то. Рыжуля хихикает, моя Катерина тоже поджимает губы, пытаясь то ли сдержать смех, то ли смущается так.

Губы, твои губы, Катька… На них же изначально повёлся.

Охрененные.

Хочу, пиздец как.

Катя вскидывает на меня глаза, когда мы подходим. Смотрит странно пару секунд, но потом вроде бы расслабляется. У неё вообще поди пойми, что там в голове. Обычно я могу представить, как поведёт себя женщина, но с ней как по минному полю. Накрутит себе, навертит, потом думай, что же она напридумывала в своей учительской голове.

Но день и вечер, к моей радости и удивлению, проходят легко и весело. Я уже давно не чувствовал себя так расслабленно и спокойно. Настроение — супер. Катю сильно не трогаю, пусть вздохнёт свободно, тоже расслабится, потому что ночью сегодня я ей спуску не дам.

— А давайте в дартс! — предлагает восторженно рыжая логопедша, увидев на заборе мишень. — Я хорошо стреляла в школе, когда сама училась. Даже участвовала в соревнованиях.

— Давай, — басит Бо. — Вот и посмотрим, белочка, какая ты меткая.

Я морщусь, явно почувствовав в их интонациях и переглядках пошлятину. Не знаю, где они там в меткости упражнялись ещё или планируют, но я бы предпочёл не знать.

Рем притаскивает коробку с дротиками, он же первым и начинает. Ржу, когда не попадает в десятку, давая возможность Карине сделать это первой. Уж кто-кто, а Бо уж точно поддаётся. Он может попасть этим дротиком с расстояния раз в пять больше, бухим и бросая спиной к доске. Но логопедша, к слову, и правда стреляет круто, и радуется этому очень громко.

А вот Катерина моя, кажется, в стрельбе не сильна. Рыжие даже решают отойти подальше, когда снова приходит её черёд метать. И Катя так вкусно чуть отставляет зад, что я уже не могу стоять в стороне. Подхожу и обнимаю её, очень коротко и в общих чертах объяснив, что ждёт её ночью.

Она явно смущается, но и возбуждается. Я замечаю это по лёгкой дрожи и трепетанию ресниц. А потом она вдруг бьёт точно в цель. Рем поздравляет, Карина хлопает в ладоши, а у Катюшки розовеют щёки.

Кажется, кое-кому для свершений нужен небольшой стресс.

Я ею любуюсь. Ну до чего красивая девчонка. И такая искренняя, милая, естественная. Никому не отдам её.

Кажется, моя терпелка на сегодня истощилась. Хочется взвалить её на плечо и унести. Да и у Бо, кажется, уже трубы горят. Так что милые посиделки пора заканчивать.

— Вино закончилось, — сообщает Карина как раз вовремя, демонстрируя пустую бутылку.

— Вот и хватит, — встаю из-за стола. — Завтра вставать рано и всё такое.

Киваю рыжим, беру опешившую и вдруг затаившую дыхание Катерину за руку и увожу в дом. Она молча семенит сзади, притихает совсем, когда поднимаемся по деревянной лестнице на второй этаж, где расположены спальни.

Знает всё, понимает. И предвкушает.

Блеск в глазах и глубокое дыхание выдают её. И это не результат выпитого вина.

— Я сейчас вернусь, — наклоняюсь к её лицу, но торможу буквально в миллиметре. Не целую, дразню. — Можешь пока в душ сходить. Или меня подождать — вместе сходим.

Последнее вряд ли. Стеснятся она пока ещё. И я решаю выйти ненадолго, чтобы дать ей время. Иначе терпелка моя не выдержит.

Выхожу на общий балкон и закуриваю. В теле, вместе с алкоголем, гуляет жар предвкушения. Но я отдаю себе отчёт, что чувство это не само по себе. Есть что-то ещё. И это что-то — неслабое. Царапается за грудиной, стучится. И кажется знакомым, я уже с ним сталкивался когда-то.

С одной стороны, это всё усложняет, с другой… почему нет?

Возвращаюсь в комнату и застаю Катю у зеркала. Она закуталась в халат и расчёсывает влажные волосы. Оборачивается ко мне и закусывает губы. Ох, Катюша, голову кружишь…

Подмигиваю ей и ухожу тоже в душ. Быстро ополаскиваюсь, но заморачиваться с одеждой не хочу. Всё равно снимать, так что для ложной скромности хватит и полотенца на бёдрах.

Катя сидит на кровати и смотрит, как я приближаюсь. Иду не спеша, смакуя предвкушение. Несколько раз напоминаю себе, что она вчерашняя девственница и лучше не гнать лошадей.

Но эти губы…

Она смотрит так внимательно, глаза блестят. Возбуждена. Я тянусь к её лицу и провожу пальцами по пухлым губам. Рано, знаю, но фантазия, вспыхнувшая в голове ещё тогда в супермаркете, когда она сердито оттопырила на меня нижнюю губу, яркимы вспышками слепит действительность.

Я скольжу пальцем в её сладкий рот, а Катя обхватывает фалангу губами, а потом вдруг едва ощутимо, несмело посасывает.

Чёрт.

Откажет, так откажет.

Я сталкиваю с бёдер полотенце, являя прямо перед её лицом эрегированный член. Катерина затаивает дыхание и смотрит широко распахнутыми глазами. Зависает. Однако, под кровать не уползла — уже хороший знак.