Училка и миллионер

Я слишком смущена, запуталась в чувствах и ощущениях. А ещё хочу в туалет, так что нет. Но Косте я причину не озвучиваю, конечно.

— Надо написать Карине, — говорю первое, что придёт в голову, и выбираюсь из постели.

Осознав, что футболка как-то слишком коротка при солнечном свете, пытаюсь её немного оттянуть вниз. Однако, ещё нужно пройти через всю комнату до двери, а Макарский увалился на спину, заложив руки за голову, и не стесняется пялиться.

— Отвернись, — говорю сердито, потому что его откровенный взгляд обжигает кожу.

— Господи, Катя, — он даже посмеивается. — Мой язык недавно был в тебе. И не только во рту. А теперь ты смущаешься явить мне свои голые коленки?

Чёртов пошляк. Он, конечно, прав, но тем не менее мои щёки вспыхивают огнём. Вот зачем такое вслух произносить? Правдоруб хренов.

Лучше и не отвечать ничего. Поэтому я разворачиваюсь и ухожу из комнаты. Иду в ванную, запираю дверь на замок и подхожу к раковине. В зеркале над ней вижу, как горит моё лицо. Уверена, Макарскому доставляет удовольствие меня смущать. А я ведусь, дурёха.

Стаскиваю футболку и бельё и иду в душ за стеклянную ширму. Едва только вспениваю гель на спонже, как дверь открывается и входит Костя.

— Какого чёрта! — возмущаюсь, интуитивно прикрывшись руками в интимных местах. — Я же заперлась!

— Ага, а ключ в замке снаружи оставила. Я расценил это как приглашение, — ухмыляется.

Я этот дурацкий ключ просто не заметила. И, думаю, Макарский это прекрасно понял.

Хочу попросить его выйти, но ни слова произнести не могу, потому что он раздевается и идёт в кабинку ко мне.

— Я тебя не звала, — говорю сердито, стараясь смотреть ему в лицо. Чётко в глаза и не ниже.

Но ему, похоже, всё равно. Он всё равно прёт как танк, вваливаясь в кабинку.

— Кажется, мне нужна помощь, — говорит приторно, поднимая брови домиком и кивая на свою травмированную руку. — Помоешь меня?

— Ты и сам отлично справишься, — пытаюсь протиснуться, чтобы выйти из кабинки, но Макарский выставляет здоровую руку, преграждая мне путь.

— Иди ко мне, — привлекает к себе, обхватив за талию. — Хватит тебе уже пёрышки поднимать, моя гордая училка.

Он прижимает меня к своему обнажённому телу, утыкается носом за ухом и прижимается губами к мокрой разгорячённой коже.

Слишком близко. Так тесно. Без преград в виде одежды.

Я упираюсь ладонью в его грудь и чувствую, как под моими пальцами быстро и гулко бьётся сердце.

И сил оттолкнуть не нахожу. Мне просто не хочется этого делать.

— Чего же ты боишься, Катенька? — шепчет жарко, ловя губами горячие капли воды на моём плече.

А я утыкаюсь лбом ему в плечо, прикрываю глаза и перестаю упираться в грудь ладонями, опустив руки сначала вдоль тела, а потом несмело обхватив Костю за талию. Глубоко дышу, пытаясь отпустить напряжение, и чувствую, как проваливаюсь в этого мужчину, как врастаю в него, позволяя и ему проникать глубоко-глубоко внутрь. В душу.

Чувствую, как крошатся барьеры, возведённые разумом и логикой. Как тону в ощущениях, спровоцированных близостью и жаром его тела.

— Тебя, — выдыхаю едва слышно, но это чистая правда. — Что ты сделаешь мне больно.

— Катя, — Макарский скользит ладонью по моему лицу и смотрит в глаза, а я отмечаю, как крупные капли скатываются с его волос, текут по лицу, зависают на ресницах. — Никто никогда и ни на что не даст тебе в жизни гарантий, понимаешь? Так в дружбе, в здоровье, в бизнесе. И в любви тоже так. Я не собираюсь играть с тобой и делать больно намеренно. У меня нет таких планов. Ты нравишься мне. Очень. Я хочу быть с тобой, хочу попробовать построить отношения. И да, для этого нужна смелость, потому что мне тоже страшно.

Это ведь не может быть правдой. Он взрослый, сильный мужчина, у него были отношения до меня, у него большой жизненный опыт, чего же ему бояться?

Но он прав. Жизнь непредсказуема. Мы всегда хотим гарантий. Всему. Что не заболеем, не умрём, не лишимся близких, что не умрём с голоду, что не будет войны, а из космоса не упадёт астероид. Но никто не может нам их дать. Никто. Мы можем предполагать, делать максимум, чтобы обезопасить себя, оценивать риски, стараясь предотвратить что-то, но никогда ничего нельзя знать наверняка.

Так и в отношениях. А что если он тоже попросит гарантии? Смогу ли их дать я? Могу ли сейчас точно ответить, что однажды не почувствую, что моё сердце больше не отзывается на его улыбку?

Нет, не могу. И это разумно. Естественно. Тогда почему я жду каких-то гарантий? Я верю Косте, что он не хочет меня обижать. Сейчас верю.

Я сглатываю и… шагаю с обрыва.

Обвиваю руками его шею и сама тянусь за поцелуем. Он подхватывает мою инициативу, отвечая.

И мне становится так хорошо. По телу скатывается дрожь облегчения, будто с груди столкнули огромный тяжёлый камень.

Я ныряю с головой, задержав дыхание, прекрасно понимая, что выплывать не хочу. Не собираюсь. Поздно уже.

Хочу с ним. Хочу.

Между нами сейчас ни миллиметра свободного места. Мы прижаты друг к другу так плотно, что даже каплям стечь негде. В каждой точке, даже губы и языки.

Ладонь Макарского медленно ползёт вниз по моему телу, пока мы продолжаем целоваться, и я чувствую, как от его прикосновений меня начинает лихорадить. Я льну к его телу, трусь торчащими сосками о влажную мужскую кожу.

— К чёрту, — рычит Костя, отстегивая и сбрасывая на пол лангетку с травмированного запястья.


— Твоя рука, — смотрю, испугавшись.

— Всего лишь растяжение, — отмахивается. — Забей.

Он снова привлекает меня к себе, и мы снова погружаемся в поцелуй. Мои волосы в пучке тоже намокают под льющейся сверху водой и падают от её тяжести на плечи.

Его руки везде. Скользят по моим бёдрам к возбуждённой промежности. Ласкают, гладят, массируют клитор.

Я кусаю губы от возбуждения, нервно вздрагиваю, когда чувствую его пальцы внутри.

Жарко. Жарко. Остро.

— Хочу внутрь, Катя, — горячий шёпот горячее воды. — В тебя хочу.

Костя разворачивает меня к себе спиной и подталкивает к кафельной стене, вынуждая опереться на неё ладонями. И снова ласкает, снова трогает там, растирая мою влагу.

— До безумия тебя хочу, — прикусывает кожу на плече, делая ощущения ещё более острыми. — До сумасшествия.

И я тоже. Я тоже его хочу.

Конечно, мне трудно решиться. Это ведь мой первый раз.

Но Костя ждёт ответа.

Я не могу произнести ни слова. Горло будто сдавило. Поэтому просто немного выгибаю спину и подаю бёдра назад. К нему.

Вся напрягаюсь в ожидании, замираю внутри. Хочу его, желаю, но боли боюсь.

Но это ведь лишь момент. Я понимаю.

Однако, Костя отстраняется и разворачивает меня к себе.

— Не здесь, — говорит, обжигая взглядом. — Пойдем.

Он берёт меня за руку и тянет за собой. Его не заботит, что мы оба мокрые. Меня тоже это не беспокоит абсолютно. Я иду за ним, словно в тумане. Понимаю, что сейчас произойдёт, желаю этого, испытывая внутренний трепет.

Мы входим в спальню, и Костя тут же валит меня на кровать. Нависает сверху, пронизывающе глядя в глаза. А потом наклоняется и медленно целует.

Так нежно и сладко, что у меня голова начинает идти кругом, и я даже не улавливаю момент, когда он раздвигает коленями мои ноги и устраивается между бёдер.

Костя ложится на меня сверху, а я судорожно втягиваю воздух, когда чувствую прикосновение головки его члена у себя между ног. Зажмуриваюсь, впиваясь ногтями в простыню.

— Ты чего? — слышу улыбку в голосе. — Не бойся.

Несмело открываю глаза, выполняя требование, и встречаюсь с жадным горящим взглядом. Он наклоняется и прикасается губами к моим.

— Глубокий вдох, Катя, — урчит мне на ухо, а я выполняю, не анализируя, на полные лёгкие втягивая воздух.

И тут же вскрикиваю от острой боли, когда Костя подаётся бёдрами вперёд. Между ног давит нестерпимо, и ужасно хочется столкнуть его с себя.

— Потерпи чуть-чуть, — Макарский зависает надо мной, поглаживая большим пальцем щёку. — Сейчас должно стать легче. Продолжай дышать глубоко.

Я и продолжаю. Слушаюсь его, а он начинает медленно покачивать бёдрами вперёд-назад. Плавно двигаться, продолжая тревожить мою горящую огнём плоть.

Но, странное дело, глубокое дыхание и правда помогает. Жгучее ощущение постепенно, с каждым мягким движением Кости, сходит на нет, оставляя лишь дискомфортное ощущение тугой наполненности. Где-то очень далеко я чувствую отголоски возбуждения, но, видимо, не в этот раз мне суждено испытать удовольствие. Но я это понимаю, первый раз и не обещал быть супер приятным.

Чем больше я расслабляюсь, тем активнее начинает двигаться Костя. Его дыхание становится более хриплым и тяжёлым, толчки получаются всё глубже и резче. В какой-то момент я даже будто теряюсь, как долго всё происходит, когда он сильнее сжимает пальцами моё бедро, вжимается максимально глубоко, а потом спешно высовывает член, кончая мне на живот.

Я застываю, наблюдая, как белые капли выстреливают на мою кожу, а потом растекаются по ней. Ощущения странные. Что-то похожее на прострацию.

Вот и случился в моей жизни первый секс.

— Нормально всё? — спрашивает Макарский, ещё приводя в норму дыхание.

Я перевожу глаза на него. Костя сидит на коленях между моих разведённых ног, потирает больное запястье.

Наверное, выгляжу я не очень в такой позе сейчас. В сперме и собственной крови.

Стыдно и хочется прикрыться.

Я свожу колени и переворачиваюсь на бок, пытаюсь встать, но Макарский падает на кровать рядом и сгребает меня в охапку, прижимая к себе.

— Катюш, ну скажи хоть что-то, ты как-то совсем потеряна.