Училка и миллионер

— Затем, что ты моя, — отвечает так просто, будто это очевидная вещь. — А теперь поехали.

— Пора ехать, Рома, — командует Макарский водителю, усаживаясь рядом и хлопая дверцей машины.

Притихаю, обхватив себя за локти. Я понимала, что Костя обеспеченный человек, но как-то не видела масштаба. Все эти войны за место, подстроенные аварии, личная охрана, водитель… Это слишком для меня. Это попросту пугает. Я с таким не сталкивалась и как-то и не хочется.

Вышли мы тоже через вход для персонала сзади больницы, где нас ждали три машины. В одну сели я и Костя, в другую Богдан и Карина, а кто был в третьей, я не видела. Да и сильно глазеть по сторонам желания не возникло.

— Карину отвезут домой? — спрашиваю, когда автомобиль выезжает через задние ворота и направляется через жилые дворы.

— Нет, — отвечает Макарский. — Она сегодня останется с Бо. Не волнуйся, твоя подруга взрослая девочка.

И всё же тревога ворочается под рёбрами, заставляя волноваться.

— Я могу ей позвонить? — спрашиваю на всякий случай.

— Если хочешь, — пожимает плечами и снова морщится.

Достаю телефон, но решаю написать, а не звонить. Ответ приходит тут же.

“Всё ок, Катюш, не волнуйся. Я намерена вернуть свои любимые туфли:))”

Смайлики. Значит, у неё правда всё нормально. То, что может напугать меня, для Карины просто выглядит как приключение. Но она тоже не дурочка, думаю, понимает всё, просто её это не столько пугает, сколько развлекает.

— Когда я смогу вернуться домой?

— Когда мы выясним точно, кто особо недоволен, и решим этот вопрос. Думаю, в понедельник спокойно потопаешь на свои уроки.

— А может, мне уехать к родителям в посёлок?

— Нет, я не стану тобой рисковать, Катя.

Вот вроде бы меня сейчас лишают права выбора, но сказано это таким тоном, что внутри всё будто водой горячей залили. Не знаю, насколько на самом деле ситуация является серьёзной, но такая забота обезоруживает.

Дальше едем молча. Макарский хоть и выглядит спокойным, но я вижу, что напряжён. Он внимательно следит за дорогой, глядя в лобовое. Взгляд прямой, никаких ухмылок или шуточек-шпилек. Сейчас я будто вижу совсем другого человека. Как тогда в офисе, но ещё серьёзнее, несмотря на явную бледность и усталость.

Я обращаю внимание, что по пути первая и вторая машины куда-то сворачивают, и мы едем одни. Подъезжаем спустя минут двадцать к обыкновенному пятиэтажному дому. Водитель выходит первым, за ним Костя и уже я. Идём в подъезд тоже за водителем, поднимаемся на третий этаж, и там уже Макарский отпускает водителя.

— Проходи, Катерина, — открывает двери ключом, пару секунд прислушивается, и только тогда входит сам и приглашает меня.

Я чувствую себя неловко, переступая порог. Казалось бы, чего смущаться, если позволяла мужчине делать со мной, что он делал в отеле в Москве. Но такое ощущение, что это было невероятно давно и не со мной. Сейчас же я будто узнаю Костю с другой стороны. Хотя, по факту, что вообще я знаю о нём?

Он включает свет и сбрасывает туфли. Я тоже снимаю сапоги и пальто, осматриваюсь. По подъезду и двору и не скажешь, что внутри могут быть такие хоромы. Дизайнерский ремонт, техническое обеспечение, переделанная планировка.

— Это твоя квартира?

— Нет, конечно. Мы тут на пару дней.

Я замираю посреди широкой кухни-гостиной, наблюдая, как Макарский стаскивает с плеч пиджак и расстёгивает пуговицы на рубашке.

— Поможешь? — спрашивает, протягивая забинтованную руку.

— Конечно, — смагриваю оцепенение и подхожу ближе.

Берусь дрожащими пальцами за манжету и тяну ткань аккуратно, стаскивая с руки. У него от пальцев на всё запястье и до середины предплечья наложен полимерный лангет.

— Перелом? — спрашиваю, чтобы немного разбавить возникшее напряжение в воздухе.

— К счастью, нет. Растяжение. Легко отделался.

— Хорошо, — резюмирую, чувствуя, как голос немного садится, когда Костя протягивает второе запястье, на котором тоже нужно расстегнуть пуговицу.

— Катя, расслабься, — устало усмехается, и я поднимаю на него глаза. — Ванная возле кухни, в холодильнике бери всё, что хочешь. Я бы предпочёл, чтобы ты спала рядом, но спальни, если что, тут две. В шкафу должны быть новые хлопковые футболки. Спокойной ночи.

Он стаскивает рубашку со второго плеча, а я прикипаю взглядом к его обнажённому телу. У Кости подтянутый, суховатый торс с очерченными мышцами. Он скорее худой, но жилистый.

Вздрагиваю, когда Макарский отворачивается и уходит в одну из комнат, прикрыв дверь не до конца. Надо же, стою тут и пялюсь, как дурочка.

Выпитое вино, тревога и волнение наваливаются усталостью как-то в момент, и мне кажется, что вот-вот подкосятся ноги. Я быстро нахожу ванную, умываюсь и иду туда, где, по словам Макарского должна быть ещё одна спальня. Падаю на кровать, не переодеваясь и тут же отключаюсь.

Сколько удаётся поспать, не знаю, но просыпаюсь от того, что мне становится жарко. Ночью у нас в Волгограде топят сильнее, особенно, когда температура опускается ниже нуля, а на сегодняшнюю ночь как раз обещали заморозки. Стаскиваю свитер и беру одну из футболок, которые действительно нахожу в шкафу. Футболка большого размера — мужская, так что даже прикрывает мне бёдра до середины, и я решаю снять и джинсы.

Снова укладываюсь в постель, как слышу шум. Подскакиваю, ощущая, как резко разгоняется сердце. Становится страшно, но тут же слышу негромкие ругательства. Это Костя. Мало ли что у него случилось.


Выбегаю в коридор и понимаю, что звуки были из кухни. Стараясь ступать тихо, иду туда.

Макарский сидит за столом на кухонном диванчике, откинув затылок на спинку. Свет горит только на вытяжке над плитой, но всё равно видно, как на столе рассыпаны таблетки.

— Разбудил? — спрашивает хрипло. — Извини.

— Тебе плохо? — подхожу ближе и сгребаю со стола таблетки обратно в баночку.

— Башка раскалывается, — приоткрывает глаза с явным трудом. — Пройдёт, Китти Кэт. Сейчас выпью колёс, которые доктор прописал, отосплюсь и буду в норме. Иди ложись.

Пойду, но сейчас не могу оставить его. Нахожу стакан, наливаю в него воды из фильтра и протягиваю Макарскому. Тот забрасывает в рот сразу несколько таблеток и запивает.

— Спасибо, Катерина, — даже подмигивает, но видно, что азарта в нём сейчас в минус. — Пойду спать.

Он встаёт, но вдруг пошатывается, ухватившись за край стола.

— Дерьмо, — встряхивает головой, но, кажется, это не особо помогает, и мне приходит поддержать его плечом.

— Пойдём, я проведу тебя.

— Хреновое дело, Катрин, — Макарский острит, но всё же позволяет себе опереться на меня хоть немного. — Ты вроде как не должна видеть меня таким, да?

— Мы все люди, Костя. Даже у таких засранцев, как ты, бывают слабости и неудачные дни. А ещё мне кажется, ты перестарался с обезболивающими.

— Угу, это точно.

Мы доходим до комнаты, в которой он спал, и я замечаю, как Макарский улыбается, а потом пальцы руки, которой опирается на меня, мягко запускает мне в волосы и мягко их перебирает. Это буквально пара секунд, но вызывает внутри острую волну тепла, какую-то щемящую взволнованность.

Мы доходим до постели, и Костя буквально валится на кровать, выдыхая с облегчением, когда голова касается подушки, и прикрывая глаза. В порыве заботы я решаю накрыть его одеялом, но едва хочу убрать руку, Костя перехватывает мои пальцы.

— Останешься? — говорит сонно, не открывая глаз.

— Костя… — хочу высвободить руку.

— Просто ложись рядом, Катерина. Не бойся. Ты же сама видишь, я еле живой. Твоей непорочности ничего не угрожает.

Вот даже сейчас умудряется язвить. Действительно крепкий орешек.

— Хорошо, — соглашаюсь, удивляясь сама своему решению.

Обхожу кровать и укладываюсь рядом с ним, положив голову на соседнюю подушку. Между нами полметра, не меньше. Вздрагиваю, когда Макарский снова берёт меня за руку, а потом кладёт себе на глаза.

Ему действительно плохо, и вот такой просто жест, своеобразная просьба о помощи и признание слабости будоражит во мне нежность. Да, это именно она разливается за грудиной тёплом и мягким трепетом.

Кажется, Карина права. Я влипла в него уже слишком глубоко. Встряла по полной программе.

— Кать, укройся, ладно? — говорит сонно. — У меня сотряс мозга, но то, что ниже — работает, и твои голые ножки не способствуют отдыху.

Вот поганец. Хочется выдернуть руку и уйти, чтобы это его, куда не добрался сотряс, успокоилось. Но он сжимает мои пальцы и буквально через несколько секунд отключается. А я продолжаю какое-то время наблюдать, как мерно вздымается и опускается его грудь, как расслабляется лицо, когда уходит напряжение от боли.

Наблюдаю и понимаю, что вот это щемящее чувство в сердце мне приятно. Знаю, что опасно. Знаю, что может принести такую боль, от которой придётся оправляться годами, но… Сейчас я и сама позволяю ему там селиться и расправлять крылья.

И тоже прикрываю глаза и засыпаю.





23




Просыпаясь, я не сразу осознаю, где нахожусь. Первые пару секунд приходится проморгаться и вспомнить. Поворачиваю голову и вижу, что Макарский ещё спит. Поэтому тихонько, стараясь его не потревожить, отползаю в сторону и собираюсь уже вставать, когда он разлепляет глаза.

— Ты куда? — спрашивает, чуть откашлявшись.

— Пора вставать. Но ты лежи, тебе нужно поправляться.

— Катя, я в норме, — переворачивается на бок и накрывает своей ладонью мою кисть, чуть сжимая. — Это мелочи. Уже почти отпустило.

— Сотрясение — мелочи? — поднимаю брови, всё же отставляя пока попытки подняться с постели.

— Оно не сильное. Вчера просто ночью тряхнуло, а так нормально всё, — подмигивает. — Полежи ещё рядом. Мне нравится просыпаться с тобой в одной постели.