У него ко мне был Нью-Йорк
Часть 22 из 36 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Бабушка бы наряжалась в цветные блузки с перламутровыми пуговицами, красила бы ногти бледно-розовым и выгуливала бы золотые серьги. Она бы привыкла к концертам российских исполнителей, слушала бы радио на русском языке, а иногда я бы вывозила её на Сорок вторую на какой-нибудь классический мюзикл вроде «Скрипача на крыше».
Сакуры
Или я повела бы бабушку в Бруклинский ботанический сад смотреть на цветение сакуры. На настоящие японские сакуры, подаренные Нью-Йорку Токио после войны. Двести прекрасных деревьев.
Аллеи там всегда весной становятся розовыми и белыми из-за цветения этих вишен, а рядом — пруд с мраморными карпами, беседка на островке, сад камней.
И мы с бабушкой непременно поехали бы туда. Но только не на фестиваль японской культуры в выходные, когда не протолкнуться, а в будний день, когда людей мало.
И мы спокойно расстелили бы покрывало для пикника прямо на траве и подставили бы лица этому дождю из розовых лепестков, который усиливался бы при каждом дуновении ветра.
Асфальт становился тёмным
Я люблю осень. Я любила её и в Москве. Асфальт становился тёмным, а кромка джинсов неизменно намокала.
Помню, как смотрю в окно нашей квартиры на севере столицы, а там — московское небо заволокло серым, сердитые капли дождя на стекле прямо с утра и пожелтевшие деревья раскачиваются от первого ветра.
Мать-одиночка ли, жена по запросу ли. Садик в любую непогоду, чужие няни в помощь, понимание в их глазах, ощущение вины, что я опять еду с работы поздно. Вечно одна, но ведь не одна же, а с ребёнком.
До сих пор верю: материнское чутьё при правильном применении безбрежно. Я тогда думала: как воспитывать дочь в ощущении, что реальность вокруг стабильна и надёжна, если мир вокруг нас всё время рушится? Жизнь — так глухо не похожая на атмосферу, в которой выросла я сама.
Но я научилась.
Да, мама пришла поздно, да, она уставшая, да, она — та самая, которая всё тянет на себе.
Но она не потеряла смех в глазах. Она не перестала быть волшебницей.
Может, даже наоборот. Тогда и научилась ей быть.
Помню наши с С. пятки в разноцветных носках под пледом.
Мультики.
Какао.
Как мы пекли печенье, украшали его сахарными карандашами. Сгружали его в корзину и ездили на машине по родственникам и друзьям, угощая.
Ёлка на Новый год, мы отмечаем вдвоём.
Нет, втроём, с нами поселился тогда Нарцисс, благородный дворовый котёнок. Позже к нам присоединился пёс Феникс.
Дочке
Когда ты вырастешь и тебе впервые захочется хлопнуть дверью перед моим носом, не пугайся. Ни себя, ни меня, ни звука, с которым захлопнется эта дверь. Это будет нормально. Ты станешь взрослой молодой девушкой, и тебе захочется отделить свой мир от нашего, родительского. Так задумано природой. У тебя больше не будет потребности бежать ко мне и показывать смешной момент в книге, построенный крутой домик в «Майнкрафте», видео про зверей в YouTube.
Не бойся, наша связь не прервётся в этот момент, она начнёт трансформироваться. Не пугайся этого внезапного одиночества, ощущения покинутости, разрыва со мной, твоей мамой. Это не такой уж продолжительный трудный период, а не реальность. Тебя не разлюбили, теперь ты будешь жить отдельно, и это нормально, ты, можно сказать, и должна этого хотеть.
Может возникнуть потребность защитить свой новый внутренний мир от вторжений тех, от кого ты всю жизнь зависишь, от слишком сильных, властных и авторитетных нас, родителей, и это нормально, иди вперёд.
Не ругай себя за то, что ты, вполне вероятно, ощутишь потребность противопоставить себя мне. Или хотя бы сравнивать. Так проснётся твоё женское, ты будешь осознавать себя в этом мире, сотканном из сексуальных импульсов. Это нормально. Эти импульсы важны, ищи себя осторожно и как можно чаще глядись в зеркало, осознавая: ты прекрасна, Бог создал тебя женщиной, это космос, который будешь открывать постепенно.
Не бойся, не отчаивайся, если тебе захочется побыть «плохой», больше не маминым медвежонком, если кружевное платье, которое я подарю тебе на Новый год, не понравится, и ты, не снимая бирок, запихнёшь его на дальнюю полку.
Тату?
Пирсинг?
Фиолетовые пряди волос?
Трава?
Рейвы?
Сноуборд?
Ты будешь носить бейсболки, безразмерные худи и скейтерские кеды на босу ногу. Я могу не успеть осознать, что ты выросла, и это тоже будет нормально. Не бойся этого диссонанса. Люди существуют на разных скоростях, не тревожься, я догоню эти факты потом. Не бойся моего страха, не заражайся им, я ведь тоже буду проходить через переходный возраст своего ребёнка впервые.
Ты будешь автономной вселенной, которая не менее ценна, чем моя, не менее интересна, чем моя. Не менее безбрежна, чем моя. Ты, главное, не пугайся, хотя на крутых поворотах и правда иногда будет захватывать дух. Я отодвинусь, чтобы тебе было чем дышать в свободе быть взрослой, но всегда буду there by your side[13].
Три колдуньи
Трясёмся в вагоне, час пик, погода унылая, все уставшие и вынуждены соприкасаться друг с другом телами или тканями одежды.
И вдруг на особенно шумной станции заходит молодая белая девушка, очень такой нью-йоркский ашкеназийский типаж. Длинные вьющиеся волосы, небрежно убранные в пучок. Ни капли макияжа, умное лицо. Ну, и ребёнок месяцев девяти в переноске на её груди и лицом к миру.
И несколько человек пытаются уступить ей, но она отказывается. Встаёт, держась за поручень, прямо напротив сиденья, на котором рядком — три утомлённые и мрачные пожилые женщины, лет семидесяти каждая.
Афроамериканская, с крупными седыми косами, элегантно зачёсанными назад.
Мексиканская, с браслетами на узких худых запястьях.
Китайская, с огромным тяжёлым клетчатым баулом.
И ребёнок, внезапно оказавшийся с ними на одном уровне, лицом к лицу, ну до того весёлый, до того непосредственный, он так им улыбается и заигрывает, что каждая из трёх постепенно расцветает прямо на глазах и превращается в игривую бабушку.
С моей точки толком не видно малыша, зато видна мимика трёх героинь.
Одна щекочет пяточки, другая играет в «ку-ку», снова и снова пряча лицо ладонями, третья гримасничает, как будто ей самой три. Одна гулит, другая чмокает, третья цокает. И каждая по очереди поёт песенку-стишок со своим акцентом, с оттенком своей культуры.
А через две станции девушка помахала им ручкой маленького сына, сверкнула пухлыми ножками в вязаных носках и вышла. И эта случайно, незаконно будто бы пойманная интимная эмоция стёрлась с лиц трёх бабушек за секунду. И вот они опять сидят рядком и не смотрят друг на друга, как будто ничего и не было. Час пик в нью-йоркском метро.
Не в деньгах
Счастье — не в деньгах. Но без денег у тебя ничего не получится.
Поэтому работай, развивайся, учись находить опору в себе. Копи.
Строй свой сценарий так, чтобы ты не осталась без почвы под ногами, даже если жизнь прикажет содержать семью самостоятельно.
Даже если ты останешься с ребёнком одна.
У тебя должны быть деньги и на психотерапию, и на хорошего адвоката, если речь пойдёт о юридической защите твоих прав.
В Москве можно было неплохо зарабатывать, и я зарабатывала. Вкалывала. Не могла иначе.
Тот факт, что я научилась извлекать деньги из реальности, как гномики — драгоценные камни, помог мне пережить тёмные времена.
В деньгах есть свобода. Достоинство. Широта размаха. Даже смеяться над глупым анекдотом легче, когда у тебя в кошельке не пусто.
Но счастье? Всё-таки нет.
Счастье — это понимать, что взгляд любимого человека ты помнишь ещё по детству на «Филях».
Счастье — это то, как пахнет золотая макушка твоего ребёнка, когда приходишь вечером домой, и утомление улетучивается от запаха тёплого молока, свежего хлеба и скошенной травы.
Сакуры
Или я повела бы бабушку в Бруклинский ботанический сад смотреть на цветение сакуры. На настоящие японские сакуры, подаренные Нью-Йорку Токио после войны. Двести прекрасных деревьев.
Аллеи там всегда весной становятся розовыми и белыми из-за цветения этих вишен, а рядом — пруд с мраморными карпами, беседка на островке, сад камней.
И мы с бабушкой непременно поехали бы туда. Но только не на фестиваль японской культуры в выходные, когда не протолкнуться, а в будний день, когда людей мало.
И мы спокойно расстелили бы покрывало для пикника прямо на траве и подставили бы лица этому дождю из розовых лепестков, который усиливался бы при каждом дуновении ветра.
Асфальт становился тёмным
Я люблю осень. Я любила её и в Москве. Асфальт становился тёмным, а кромка джинсов неизменно намокала.
Помню, как смотрю в окно нашей квартиры на севере столицы, а там — московское небо заволокло серым, сердитые капли дождя на стекле прямо с утра и пожелтевшие деревья раскачиваются от первого ветра.
Мать-одиночка ли, жена по запросу ли. Садик в любую непогоду, чужие няни в помощь, понимание в их глазах, ощущение вины, что я опять еду с работы поздно. Вечно одна, но ведь не одна же, а с ребёнком.
До сих пор верю: материнское чутьё при правильном применении безбрежно. Я тогда думала: как воспитывать дочь в ощущении, что реальность вокруг стабильна и надёжна, если мир вокруг нас всё время рушится? Жизнь — так глухо не похожая на атмосферу, в которой выросла я сама.
Но я научилась.
Да, мама пришла поздно, да, она уставшая, да, она — та самая, которая всё тянет на себе.
Но она не потеряла смех в глазах. Она не перестала быть волшебницей.
Может, даже наоборот. Тогда и научилась ей быть.
Помню наши с С. пятки в разноцветных носках под пледом.
Мультики.
Какао.
Как мы пекли печенье, украшали его сахарными карандашами. Сгружали его в корзину и ездили на машине по родственникам и друзьям, угощая.
Ёлка на Новый год, мы отмечаем вдвоём.
Нет, втроём, с нами поселился тогда Нарцисс, благородный дворовый котёнок. Позже к нам присоединился пёс Феникс.
Дочке
Когда ты вырастешь и тебе впервые захочется хлопнуть дверью перед моим носом, не пугайся. Ни себя, ни меня, ни звука, с которым захлопнется эта дверь. Это будет нормально. Ты станешь взрослой молодой девушкой, и тебе захочется отделить свой мир от нашего, родительского. Так задумано природой. У тебя больше не будет потребности бежать ко мне и показывать смешной момент в книге, построенный крутой домик в «Майнкрафте», видео про зверей в YouTube.
Не бойся, наша связь не прервётся в этот момент, она начнёт трансформироваться. Не пугайся этого внезапного одиночества, ощущения покинутости, разрыва со мной, твоей мамой. Это не такой уж продолжительный трудный период, а не реальность. Тебя не разлюбили, теперь ты будешь жить отдельно, и это нормально, ты, можно сказать, и должна этого хотеть.
Может возникнуть потребность защитить свой новый внутренний мир от вторжений тех, от кого ты всю жизнь зависишь, от слишком сильных, властных и авторитетных нас, родителей, и это нормально, иди вперёд.
Не ругай себя за то, что ты, вполне вероятно, ощутишь потребность противопоставить себя мне. Или хотя бы сравнивать. Так проснётся твоё женское, ты будешь осознавать себя в этом мире, сотканном из сексуальных импульсов. Это нормально. Эти импульсы важны, ищи себя осторожно и как можно чаще глядись в зеркало, осознавая: ты прекрасна, Бог создал тебя женщиной, это космос, который будешь открывать постепенно.
Не бойся, не отчаивайся, если тебе захочется побыть «плохой», больше не маминым медвежонком, если кружевное платье, которое я подарю тебе на Новый год, не понравится, и ты, не снимая бирок, запихнёшь его на дальнюю полку.
Тату?
Пирсинг?
Фиолетовые пряди волос?
Трава?
Рейвы?
Сноуборд?
Ты будешь носить бейсболки, безразмерные худи и скейтерские кеды на босу ногу. Я могу не успеть осознать, что ты выросла, и это тоже будет нормально. Не бойся этого диссонанса. Люди существуют на разных скоростях, не тревожься, я догоню эти факты потом. Не бойся моего страха, не заражайся им, я ведь тоже буду проходить через переходный возраст своего ребёнка впервые.
Ты будешь автономной вселенной, которая не менее ценна, чем моя, не менее интересна, чем моя. Не менее безбрежна, чем моя. Ты, главное, не пугайся, хотя на крутых поворотах и правда иногда будет захватывать дух. Я отодвинусь, чтобы тебе было чем дышать в свободе быть взрослой, но всегда буду there by your side[13].
Три колдуньи
Трясёмся в вагоне, час пик, погода унылая, все уставшие и вынуждены соприкасаться друг с другом телами или тканями одежды.
И вдруг на особенно шумной станции заходит молодая белая девушка, очень такой нью-йоркский ашкеназийский типаж. Длинные вьющиеся волосы, небрежно убранные в пучок. Ни капли макияжа, умное лицо. Ну, и ребёнок месяцев девяти в переноске на её груди и лицом к миру.
И несколько человек пытаются уступить ей, но она отказывается. Встаёт, держась за поручень, прямо напротив сиденья, на котором рядком — три утомлённые и мрачные пожилые женщины, лет семидесяти каждая.
Афроамериканская, с крупными седыми косами, элегантно зачёсанными назад.
Мексиканская, с браслетами на узких худых запястьях.
Китайская, с огромным тяжёлым клетчатым баулом.
И ребёнок, внезапно оказавшийся с ними на одном уровне, лицом к лицу, ну до того весёлый, до того непосредственный, он так им улыбается и заигрывает, что каждая из трёх постепенно расцветает прямо на глазах и превращается в игривую бабушку.
С моей точки толком не видно малыша, зато видна мимика трёх героинь.
Одна щекочет пяточки, другая играет в «ку-ку», снова и снова пряча лицо ладонями, третья гримасничает, как будто ей самой три. Одна гулит, другая чмокает, третья цокает. И каждая по очереди поёт песенку-стишок со своим акцентом, с оттенком своей культуры.
А через две станции девушка помахала им ручкой маленького сына, сверкнула пухлыми ножками в вязаных носках и вышла. И эта случайно, незаконно будто бы пойманная интимная эмоция стёрлась с лиц трёх бабушек за секунду. И вот они опять сидят рядком и не смотрят друг на друга, как будто ничего и не было. Час пик в нью-йоркском метро.
Не в деньгах
Счастье — не в деньгах. Но без денег у тебя ничего не получится.
Поэтому работай, развивайся, учись находить опору в себе. Копи.
Строй свой сценарий так, чтобы ты не осталась без почвы под ногами, даже если жизнь прикажет содержать семью самостоятельно.
Даже если ты останешься с ребёнком одна.
У тебя должны быть деньги и на психотерапию, и на хорошего адвоката, если речь пойдёт о юридической защите твоих прав.
В Москве можно было неплохо зарабатывать, и я зарабатывала. Вкалывала. Не могла иначе.
Тот факт, что я научилась извлекать деньги из реальности, как гномики — драгоценные камни, помог мне пережить тёмные времена.
В деньгах есть свобода. Достоинство. Широта размаха. Даже смеяться над глупым анекдотом легче, когда у тебя в кошельке не пусто.
Но счастье? Всё-таки нет.
Счастье — это понимать, что взгляд любимого человека ты помнишь ещё по детству на «Филях».
Счастье — это то, как пахнет золотая макушка твоего ребёнка, когда приходишь вечером домой, и утомление улетучивается от запаха тёплого молока, свежего хлеба и скошенной травы.