Тысяча первая ночь и утро следующего дня
Часть 21 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Мы собрались здесь для того, чтобы обсудить расстроенные дела ислама… Горько и печально говорить об этом, но наше время можно отличить от другого по невиданному богохульству и отхождению от истинной веры, как среди черни, так и среди власть имущих! И что самое печальное, что заставляет слезы литься из моих глаз, – это то, что сам Повелитель правоверных, сам халиф Абдаллах Аль-Мамун, сам преемник посланника Бога, – и тот был замечен в этой ереси и попрании веры!
В устремлённых на него взорах было видно одобрение. Люди согласно кивали головами, подтверждая правильность его слов. Грозя костлявою рукою, старик продолжил, повысив голос:
– Он безумец! И всегда был таким! В душе его нет смирения, он открыто бросает вызов самому Богу! Дьявол надоумил его восстать против законной власти своего брата, лишить его жизни… Посмотрите – он завёл дружбу с еретиками, у него в окружении полно огнепоклонников, своими богохульными рассуждениями он смущает умы правоверных! Он даже посмел утверждать о сотворённости слова Бога!
Среди собравшихся раздались негодующие возмущённые крики: «Еретик! Еретик! Как это можно? Недостоин имени Повелителя правоверных!» Один из гостей вскочил и злобно топнул ногою:
– Ты прав, Сейф ад-Дин! Сколько ещё нам предстоит мириться с этим богохульством и ересью? Теперь даже судьи не могут быть назначены на свои должности без унизительных допросов о сотворённости Корана! Этому безумцу самое место на железной цепи в Дейр Хизкиле46, среди таких же умалишённых, как и он… И пусть его там каждый день лечат кнутом от рассвета и до заката!
Старик поднял руки и призвал всех к молчанию. Крики тут же умолкли, и старик, закрыв глаза, продолжил, придавая вес каждому слову:
– Человеку необходимо знать: Аллах един, нет у Него сотоварищей, не породил Он никого и никем не порождён, нет равного Ему, Он не брал себе ни товарища, ни дитяти, и нет у Него соправителей в царстве Его. Он первый, который был извечно и последний, который никогда не избудет. Он властен над всем и ни в чём не нуждается. Пожелает Он что-либо, Он говорит: «Будь!» – и это станет. Нет божества, кроме Него, вечно живого; ни сон Его не одолевает, ни дремота; Он дарует пищу, но сам в ней не нуждается. Он один, но не чувствует себя одиноким и нет у Него друзей. Годы и время не старят Его. Да и как могут они изменить Его, когда Он сам сотворил и годы и время, и день и ночь, и свет и тьму, и небо и землю, и всех родов тварей, что на ней; сушу и воды, и всё, что в них, и всякую вещь – живую, мёртвую и постоянную!
Он единственный в своём роде и нет при Нём ничего. Он существует вне пространства, Он создал всё посредством своей силы. Он создал престол, хотя он Ему и не нужен, и Он восседает на нём, как пожелает, но не для того, чтобы предаться покою, как существа человеческие. Он правит небом и землёю, и правит тем, что на них есть, и тем, что живёт на суше и в воде, и нет правителя, кроме Него, и нет иного защитника, кроме Него. Он содержит людей, делает их больными и исцеляет их, заставляет их умирать и дарует им жизнь.
Но слабы Его создания – ангелы, и посланники, и пророки, и все прочие твари. Он всемогущ своею силою и всеведущ знанием своим. Вечен Он и непостижим. Он внимающий, который слушает, и Он взирающий, который видит; из свойств Его познаваемы лишь два этих, но ни одно из созданий Его не может их достичь. Он говорит словами, но не при помощи сотворённого органа, подобного органу речи творений Его. Ему приписываются лишь те свойства, которые Он сам себе приписал, или те, что припасал ему Пророк Его, и всякое свойство, что Он сам себе приписал, – есть свойство Его существа, преступать которое нельзя.
Следует также знать: Слово Аллаха не сотворено. Он произнёс его и открыл его посланнику своему через Джабраила; Джабраил, услышав от Него, повторил Мухаммеду, Мухаммед – сподвижникам своим, а они – общине. И повторение слова существами человеческими не есть сотворённое, ибо это само слово, произнесённое Аллахом, а оно не было сотворено. И так остаётся во всех случаях: будет ли оно повторено или сохранено в памяти, будет ли оно написано или услышано. Тот же, кто утверждает, что оно было сотворено в каком бы то ни было состоянии – тот неверующий, кровь которого разрешается пролить после того, как он будет приведён к покаянию. Аллаху акбар!
– Аллаху акбар! – вторили голоса. Собравшиеся наперебой перечисляли грехи ненавистного им халифа:
– Его преступления слишком велики! Где ещё видано, чтобы Повелитель правоверных ковырялся в языческих могилах и соприкасался с заложенной в них ересью? Одного этого было бы достаточно, чтобы предать его смерти! Но и без этого он виновен!
– Он проводит больше времени за учеными диспутами, нежели за молитвой! Мало того, что он усомнился в извечности слова Бога, так он ещё и ставит разум в основу религии, провозглашает право человека на свободу воли! Что мы можем с ним сделать? Как обуздать этого богоборца? Вряд ли Аль-Мамун сам придёт к покаянию…
Старик снова призвал к тишине и продолжил:
– Наша рука властна на многое. Никто не может быть возвеличен сверх меры по совершенству всех своих качеств, даже Повелитель правоверных. Никто не может записывать себя Богу в товарищи, даже преемник Пророка! Никто не вправе толковать Слово Бога и утверждать о его сотворённости! Мы должны положить конец его ереси…
Взгляд старца остановился на юноше, тихо сидящем в углу комнаты. Молодой человек, не сказавший за весь вечер ни единого слова, почувствовав на себе пристальный взгляд, побледнел и опустил голову.
– Муса ибн Мухаммед, что ты скажешь? Готов ли ты отомстить за смерть своего отца? Ведь если бы не преступные деяния твоего дяди – именно ты был бы сейчас седьмым халифом…
Юноша пытался придать своему виду достоинство и благородство, но испуг в голосе выдавал его:
– Разве можно передавать на суд людей то, что должно быть во власти Аллаха? Разве не запрещал Пророк – да пребудет с ним мир и благословление Божье! – месть по крови?
Старик разочарованно поморщился. Про себя он подумал: «Слаб, как и его отец. Нельзя на него положиться. Такой не способен взять меч в свои руки…» Но открыто он не стал ничего говорить, а только спокойно, и даже ласково, произнёс:
– Ты прав, Муса. На всё есть суд Божий. А мы – лишь меч в Его ножнах.
Собрание продолжилось. Когда все разошлись, старик провёл ещё какое-то время в усердной молитве и, наконец, крикнул своего раба:
– Мне нужен Али. Найти его и призови ко мне. Немедленно!
Раб ушел. Хозяин погасил все свечи, кроме одной, и стал ждать. Нужный ему человек должен был появиться с минуты на минуту. Старец медленно ходил по комнате, непрерывно повторяя слова: «Из мудрости Его назначено познать лишь то, что Он дозволит…», пока его взор не остановился на стене, увешанной дорогим оружием. Он подошёл, снял со стены меч в богато украшенных ножнах, и потянул за рукоять. Пламя свечи заиграло на стальном клинке, преломляясь на редких зазубринах – там, где на пути клинка встречались чьи-то слишком крепкие кости. У этого меча было своё имя – «Султан», что означает «Власть». Когда-то эта власть в его руках беспощадно обрушивалась на головы иноверцев и безбожников. Но сейчас он был немощен и стар, в руках уже нет былой силы, и меч с трудом выходил из ножен. Но ничего, он всё равно найдёт способ восстановить справедливость. Меч – лишь одно из орудий Господа. Есть и другие, не менее действенные, средства…
Человек, лицо которого было плотно закутано черной тканью, появился неслышно. Старик, ожидавший его прихода, всё же невольно вздрогнул от такого внезапного появления. Даже он испытывал к этому человеку некоторый страх и опасение. Вошедший не проронил ни слова, ожидая, что ему скажет хозяин. Его лица не было видно, только два пылающих уголька глаз сверкали меж складок покрывала. Старик припомнил слова поэта, сказанные про мятежного Муканну:
Здесь восседал на троне самозванно,
Сокрывшись в покрывале белотканном,
Пророк Муканна. Пламенным углём
Пылал мертвящий взор – исчадье ада.
Немилосердным, дьявольском огнём,
Но лик Муканны был сокрыт от взгляда,
Ненастной ночью и погожим днём…
Казалось, что сам ангел смерти взирает на него глазами Али. Такой человек, несомненно, годился для назначенного дела. Старик тихо возвестил ему о своём решении:
– Скоро они возвращаются в Дамаск. Как только на предгорьях перестанут дуть холодные зимние ветра, войско выступит в поход на ромеев. Будь всегда рядом с обозом халифа, терпеливо жди своего часа… Возьми вот это. – старик достал из сундука крохотную медную шкатулку, украшенную витиеватыми письменами. – В ней содержится зелье, секрет которого известен только магам-огнепоклонникам. Достаточно лишь разбавить его водой и окропить любое блюдо – и вскоре к вкусившему придёт Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, ниспровергающая дворцы и воздвигающая могилы. У порошка нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Эти персы знают толк в ядах! Иди же и исполни волю Аллаха!
Человек выступил вперед из тени и взял шкатулку. На мгновение ткань, скрывающая его лицо, распахнулась, и под ней стал виден уродливый шрам, пересекающий половину щеки и подбородок. Али быстро отступил назад и с пониманием произнёс:
– Внимание и повиновение, мой господин! Ты можешь быть уверен в Али…
Дар и проклятие пустыни
— Что вы будете делать, когда через пару сотен лет у вас начнутся проблемы с нефтью?
– В Саудовской Аравии у нас нет проблем с нефтью. Есть проблема с водой – где бы мы ни стали искать воду – мы повсюду натыкаемся на скважину с нефтью…
Люди тысячелетиями вели войны за страны и континенты. Сотни лет изнурительных стычек и миллионы жизней могли быть положены на то, чтобы завоевать какой-нибудь стратегический пролив или орошаемый клочок суши. Зачастую эти усилия не приносили видимых результатов, и недоуменные политики и полководцы в растерянности взирали на разрушенные крепости и залитые кровью поля сражений, задаваясь вопросом – а стоило ли оно того? Много ли они получили в результате победы?
Наверное, таким же вопросом мог озадачиться и будущий первый король Саудовской Аравии, Ибн Сауд, когда его верные воины-мусульмане отбили у турок небольшой городок Хофуф на востоке Аравии. Всего лишь три сотни воинов, почти без кровопролития и потерь, сумели одержать победу над пустынной областью, под которой, как потом оказалось, лежала четверть всех мировых запасов нефти. Никогда в истории человечества обладание столь ценным ресурсом не доставалось победителю так легко и просто. Но в то время никто и не знал, какие богатства миллионы лет были скрыты под этими песками.
А там была Нефть. Дар и проклятие пустыни. Кто бы мог подумать – мировая скважина! Когда из «счастливой семерки»47 хлынули первые баррели нефти, никто и предположить не мог, чем это обернётся для Аравии и для всего мира. Искали-то воду…
А нашли ещё один шанс задержаться на страницах истории. Один раз Всевышний уже давал им возможность встать высоко над всем миром. Этой возможностью была религия по имени Ислам, вдохновившая первых мусульман так стремительно расширить свои границы. Но великий халифат «от моря до моря» рухнул так же стремительно, как и появился. И вот сейчас, после долгих столетий забвения, они вновь получили в свои руки мощнейшее оружие, бесценный ресурс, кровь и плоть современной экономики – ресурс, без которого невозможно представить себе жизнь современного мира. И они тут же восприняли нефть как ниспосланную им благодать, дар Всевышнего, награду за то, что когда-то им было определено жить на этих бесплодных землях, тысячами умирать от голода во времена страшных засух, десятками тысяч умирать от эпидемий холеры, ежегодно и ежечасно погибать в междоусобных войнах. Но теперь эти беды были позади. Нефть дала им всё, о чем только можно было мечтать.
Но она могла быть не только благом. Оказались нарушены законы истории, общество развивалось неестественным путем. Сменив верблюдов на «Форды» и «Боинги», простые бедуины не успели так же быстро сменить своё мышление и восприятие мира. Не приложив ни малейших усилий, вчерашние кочевники вдруг стали богаче халифов «Тысячи и одной ночи». Так уже было с ними один раз в далёком прошлом, когда после победы над персами, арабы впервые в своей жизни увидели роскошные дворцы восточных царей, несметные сокровища и произведения искусства, доселе им неведомые. Они были поражены до глубины души таким изобилием утончённой роскоши и предметов престижного потребления, произведённых народами, сотни лет стоящими на путях цивилизации. Для простых бедуинов многое из увиденного было выше их понимания. Они с небрежностью и презрением отбрасывали в сторону драгоценные каменья, истинной цены которых они не могли и вообразить, но зато с восхищением и восторгом смотрели на попавшее в их руки старинное оружие. Разве что оружие могло быть ими по-настоящему оценено. А великолепный ковёр из царской залы с вышитым на нём садом из драгоценных камней они попросту разрезали на куски, так как во всей Медине не нашлось помещения, куда бы он мог поместиться. Так и поныне они не могут представить себе применение этому внезапно свалившемуся на них богатству.
В былые времена не возникало вопросов при разделе добычи. На этот счет существовали строгие и понятные законы: пятая часть имаму, остальное воинам: пешему – одну долю, всаднику – две. Но как было справедливо разделить миллиарды долларов, полученные от продажи нефти? В современных условиях сделать это было непросто, да никто особо и не хотел делиться. Королевская семья получила всё в свои руки, и теперь уже мало кто мог сказать, глядя на рассыпанные золотые монеты: «Господь дал мне власть над ними, но не дал им власть надо мной!»
Искушение нефтью заставило их позабыть на время о будущем, раствориться в настоящем. Они и не думают о том, что будет с ними через пару сотен лет, когда иссякнут нефтяные фонтаны, и они останутся в своих дворцах, окружённые ржавыми нефтяными вышками. Построенные чужими руками нефтепроводы, нефтеналивные причалы и перерабатывающие комплексы станут ненужным металлоломом к тому времени, когда Запад выжмет последнюю каплю нефти из песков Аравии, и не останется более других источников дохода. Там, где традиции смогли найти компромисс с современностью, появились роскошные отели и торговые ярмарки Дубаи, привлекающие ежегодно миллионы людей со всего света. Но здесь, на святой земле, на родине ислама, такое вообразить невозможно. Даже то минимальное присутствие неверных, что требуется для обслуживания нефтяной индустрии, уже является причиной для постоянного недовольства, а то и открытых нападений со стороны фанатично настроенных радикалов.
Когда-то ислам смог объединить враждующие племена, направить их энергию за пределы полуострова на покорение новых земель. Но было бы наивно полагать, что новая вера раз и навсегда смогла устранить обычаи и законы, прописанные в самой крови. Мало-помалу снова стали проявляться истинно аравийские черты характера первых мусульман: их природная непокорность, вынужденная мириться в тисках ислама48, заносчивая гордыня, неискоренённое до конца чувство принадлежности к своему роду-племени.
Снова стали повсеместно возрождаться бывшие под запретом кровная месть и соревнование племён. Но если ранее дело отмщения касалось только самих обиженных, и имело своей причиной какое-нибудь банальное убийство из-за угла, то сейчас целые армии и народы столкнулись во взаимном истреблении во имя новых религиозных идей. Одни мстили за убийство праведного халифа, другие – за внука Пророка. В междоусобных войнах полегло, наверное, больше правоверных, чем ранее при покорении новых земель. Север боролся с Югом, язычники – с набожными, Сирия – с Ираком. И чем позднее обидчика настигала расплата, тем полнее она свершалась – истреблению подвергались все поголовно. За сотни лет они так и не смогли достичь подлинного согласия и единения.
А потом мирские интересы стали выходить на первое место, оттесняя богоугодные порывы и воодушевленную веру первых дней. С горечью и сожалением смотрели истинные мусульмане на то, как более смышлёная и изворотливая мирская партия принялась прибирать к рукам всё то, что было завоёвано мечами набожных правоверных. Последствия этого не заставили себя ждать. Постепенно их былое могущество ослабло. Уже во времена Аль-Мамуна в государственном организме халифата стали заметны первые признаки разложения. Хотя нет, правильнее было бы сказать, что всё началось ещё при его отце, Аль-Рашиде, прославленном герое «Тысячи и одной ночи».
Гарун Аль-Рашид, оставшийся в памяти потомков как образец всемогущего властелина Востока и доподлинного халифа багдадского, на самом-то деле мало чем заслуживал столь лестной для него оценки. Халиф был довольно посредственным правителем, отдавшим все бразды правления в руки своего визиря, благодаря умелым действиями которого государство и достигло в ту пору успеха. Халиф по-своему отблагодарил преданного слугу: отрезанную голову Джафара Бармакида принесли ему на блюде, а разрубленное на куски тело выставили напоказ на багдадских мостах. Некому было более уравнивать возникающие напряжения между арабами и персами…
То, что началось после Аль-Мамуна, наиболее точно отражено в названии одного из томов истории Аль-Табари – «Кризис Аббасидского Халифата». Возникшая параллельная власть вчерашних рабов, а ныне всемогущих генералов наёмной армии, всё сильнее затягивала удавку на шее багдадской династии. Империя стремительно сужалась до размеров самого Багдада и его окрестностей. Новые силы вступили в борьбу за власть, принимая сторону то одних, то других, с затаённой мыслью напасть впоследствии на своего союзника, как на врага. Попеременная присяга верности тому, чей успех в насущный момент казался более очевидным, такое же лёгкое снятие клятвы и принесение другому, поиск во всём собственной выгоды и утоление жажды тщеславия, беспримерное предательство и измена – вот какие признаки времени возникают перед взглядом исследователя при прочтении хроники тех лет.
Таковы законы развития общества – за периодом расцвета неизбежно следует период упадка, и сегодняшний нефтяной рай – всего лишь передышка перед грядущим неизбежным потрясением. Ведь нефть закончится, рано или поздно. За последние сорок лет в Аравии не было найдено ни одного нового месторождения. А это означает, что следующий, пока ещё ненаписанный том истории, вполне может называться «Кризис Нефти». И по нему будут изучать те возможности, которые могли быть использованы, но оказались упущены.
Великая энергия, изменившая до неузнаваемости весь Восток, иссякла. Древние народы и цивилизации погрузились в продолжительный тяжкий сон, полный ярких воспоминаний о былом величии. Как сказал об этом поэт:
Был победитель славен и богат
И затопил он шумною ордою
Твои дворцы, твои сады, Царьград,
И предался, как сытый лев, покою…
И прах веков упал на прах святынь,
На славный город, ныне полудикий,
И вой собак звучит тоской пустынь
Под византийской ветхой базиликой…49
А ведь было время, когда казалось, что они на правильном пути. Ещё римляне говорили: «Ex Oriente Lux» – «Свет с Востока». И были правы. Земля Востока была тем избранным местом, где зарождалась сама история человечества. Именно здесь появлялись первые государства, первые законы, письмена и науки. По тонкому перешейку, соединяющему Африку и Азию, как по мосту, переброшенному между двумя мирами, сотни тысяч лет перемещались и сталкивались тогда ещё дикие первобытные люди, чтобы потом дать начало первым, ещё робким проявлениям человека разумного. Отсюда, из долины двух рек50, во все стороны света расходились караванные тропы, пересекались все торговые пути, смешивались и взаимно обогащались всевозможные народы, порождая невиданные ранее импульсы культурного и технического развития: гончарный круг, колесо, бронза, железо, письменность. Когда-то эта земля была центром культуры и просвещения. Пока средневековая Европа пребывала в пучине мракобесия, здесь процветали науки и искусства. Только здесь могли сказать: «Чернила учёного более святы, чем кровь мученика». Багдад в девятом веке был крупнее любого города Европы, его населяли почти четверть миллиона жителей. Идя на этот свет с Востока, в стремлении найти кратчайшие пути к его сказочным богатствам, европейцы совершали великие географические открытия, изменившие мир.
И всё это без единого барреля нефти!
Что же сейчас? На месте древних цивилизаций – страны не то третьего, не то какого-то другого нечётного мира. Ирак едва оправился после вторжения, но об окончании войны говорить пока рано. Иран изо всех сил стремится заполучить ядерное оружие. Отвергая доводы разума, его лидеры всерьёз видят выход во вмешательстве высших сил и вот уже тысячу лет ждут появления своего скрытого имама…
Глядя на это, может возникнуть одно не очень-то приятное ощущение – в том месте, где история начиналась, там же она может и закончиться. И каким будет этот финал, не знает пока никто. Потому как никому не дано предугадать намерения сытого льва, уставшего от покоя.
В устремлённых на него взорах было видно одобрение. Люди согласно кивали головами, подтверждая правильность его слов. Грозя костлявою рукою, старик продолжил, повысив голос:
– Он безумец! И всегда был таким! В душе его нет смирения, он открыто бросает вызов самому Богу! Дьявол надоумил его восстать против законной власти своего брата, лишить его жизни… Посмотрите – он завёл дружбу с еретиками, у него в окружении полно огнепоклонников, своими богохульными рассуждениями он смущает умы правоверных! Он даже посмел утверждать о сотворённости слова Бога!
Среди собравшихся раздались негодующие возмущённые крики: «Еретик! Еретик! Как это можно? Недостоин имени Повелителя правоверных!» Один из гостей вскочил и злобно топнул ногою:
– Ты прав, Сейф ад-Дин! Сколько ещё нам предстоит мириться с этим богохульством и ересью? Теперь даже судьи не могут быть назначены на свои должности без унизительных допросов о сотворённости Корана! Этому безумцу самое место на железной цепи в Дейр Хизкиле46, среди таких же умалишённых, как и он… И пусть его там каждый день лечат кнутом от рассвета и до заката!
Старик поднял руки и призвал всех к молчанию. Крики тут же умолкли, и старик, закрыв глаза, продолжил, придавая вес каждому слову:
– Человеку необходимо знать: Аллах един, нет у Него сотоварищей, не породил Он никого и никем не порождён, нет равного Ему, Он не брал себе ни товарища, ни дитяти, и нет у Него соправителей в царстве Его. Он первый, который был извечно и последний, который никогда не избудет. Он властен над всем и ни в чём не нуждается. Пожелает Он что-либо, Он говорит: «Будь!» – и это станет. Нет божества, кроме Него, вечно живого; ни сон Его не одолевает, ни дремота; Он дарует пищу, но сам в ней не нуждается. Он один, но не чувствует себя одиноким и нет у Него друзей. Годы и время не старят Его. Да и как могут они изменить Его, когда Он сам сотворил и годы и время, и день и ночь, и свет и тьму, и небо и землю, и всех родов тварей, что на ней; сушу и воды, и всё, что в них, и всякую вещь – живую, мёртвую и постоянную!
Он единственный в своём роде и нет при Нём ничего. Он существует вне пространства, Он создал всё посредством своей силы. Он создал престол, хотя он Ему и не нужен, и Он восседает на нём, как пожелает, но не для того, чтобы предаться покою, как существа человеческие. Он правит небом и землёю, и правит тем, что на них есть, и тем, что живёт на суше и в воде, и нет правителя, кроме Него, и нет иного защитника, кроме Него. Он содержит людей, делает их больными и исцеляет их, заставляет их умирать и дарует им жизнь.
Но слабы Его создания – ангелы, и посланники, и пророки, и все прочие твари. Он всемогущ своею силою и всеведущ знанием своим. Вечен Он и непостижим. Он внимающий, который слушает, и Он взирающий, который видит; из свойств Его познаваемы лишь два этих, но ни одно из созданий Его не может их достичь. Он говорит словами, но не при помощи сотворённого органа, подобного органу речи творений Его. Ему приписываются лишь те свойства, которые Он сам себе приписал, или те, что припасал ему Пророк Его, и всякое свойство, что Он сам себе приписал, – есть свойство Его существа, преступать которое нельзя.
Следует также знать: Слово Аллаха не сотворено. Он произнёс его и открыл его посланнику своему через Джабраила; Джабраил, услышав от Него, повторил Мухаммеду, Мухаммед – сподвижникам своим, а они – общине. И повторение слова существами человеческими не есть сотворённое, ибо это само слово, произнесённое Аллахом, а оно не было сотворено. И так остаётся во всех случаях: будет ли оно повторено или сохранено в памяти, будет ли оно написано или услышано. Тот же, кто утверждает, что оно было сотворено в каком бы то ни было состоянии – тот неверующий, кровь которого разрешается пролить после того, как он будет приведён к покаянию. Аллаху акбар!
– Аллаху акбар! – вторили голоса. Собравшиеся наперебой перечисляли грехи ненавистного им халифа:
– Его преступления слишком велики! Где ещё видано, чтобы Повелитель правоверных ковырялся в языческих могилах и соприкасался с заложенной в них ересью? Одного этого было бы достаточно, чтобы предать его смерти! Но и без этого он виновен!
– Он проводит больше времени за учеными диспутами, нежели за молитвой! Мало того, что он усомнился в извечности слова Бога, так он ещё и ставит разум в основу религии, провозглашает право человека на свободу воли! Что мы можем с ним сделать? Как обуздать этого богоборца? Вряд ли Аль-Мамун сам придёт к покаянию…
Старик снова призвал к тишине и продолжил:
– Наша рука властна на многое. Никто не может быть возвеличен сверх меры по совершенству всех своих качеств, даже Повелитель правоверных. Никто не может записывать себя Богу в товарищи, даже преемник Пророка! Никто не вправе толковать Слово Бога и утверждать о его сотворённости! Мы должны положить конец его ереси…
Взгляд старца остановился на юноше, тихо сидящем в углу комнаты. Молодой человек, не сказавший за весь вечер ни единого слова, почувствовав на себе пристальный взгляд, побледнел и опустил голову.
– Муса ибн Мухаммед, что ты скажешь? Готов ли ты отомстить за смерть своего отца? Ведь если бы не преступные деяния твоего дяди – именно ты был бы сейчас седьмым халифом…
Юноша пытался придать своему виду достоинство и благородство, но испуг в голосе выдавал его:
– Разве можно передавать на суд людей то, что должно быть во власти Аллаха? Разве не запрещал Пророк – да пребудет с ним мир и благословление Божье! – месть по крови?
Старик разочарованно поморщился. Про себя он подумал: «Слаб, как и его отец. Нельзя на него положиться. Такой не способен взять меч в свои руки…» Но открыто он не стал ничего говорить, а только спокойно, и даже ласково, произнёс:
– Ты прав, Муса. На всё есть суд Божий. А мы – лишь меч в Его ножнах.
Собрание продолжилось. Когда все разошлись, старик провёл ещё какое-то время в усердной молитве и, наконец, крикнул своего раба:
– Мне нужен Али. Найти его и призови ко мне. Немедленно!
Раб ушел. Хозяин погасил все свечи, кроме одной, и стал ждать. Нужный ему человек должен был появиться с минуты на минуту. Старец медленно ходил по комнате, непрерывно повторяя слова: «Из мудрости Его назначено познать лишь то, что Он дозволит…», пока его взор не остановился на стене, увешанной дорогим оружием. Он подошёл, снял со стены меч в богато украшенных ножнах, и потянул за рукоять. Пламя свечи заиграло на стальном клинке, преломляясь на редких зазубринах – там, где на пути клинка встречались чьи-то слишком крепкие кости. У этого меча было своё имя – «Султан», что означает «Власть». Когда-то эта власть в его руках беспощадно обрушивалась на головы иноверцев и безбожников. Но сейчас он был немощен и стар, в руках уже нет былой силы, и меч с трудом выходил из ножен. Но ничего, он всё равно найдёт способ восстановить справедливость. Меч – лишь одно из орудий Господа. Есть и другие, не менее действенные, средства…
Человек, лицо которого было плотно закутано черной тканью, появился неслышно. Старик, ожидавший его прихода, всё же невольно вздрогнул от такого внезапного появления. Даже он испытывал к этому человеку некоторый страх и опасение. Вошедший не проронил ни слова, ожидая, что ему скажет хозяин. Его лица не было видно, только два пылающих уголька глаз сверкали меж складок покрывала. Старик припомнил слова поэта, сказанные про мятежного Муканну:
Здесь восседал на троне самозванно,
Сокрывшись в покрывале белотканном,
Пророк Муканна. Пламенным углём
Пылал мертвящий взор – исчадье ада.
Немилосердным, дьявольском огнём,
Но лик Муканны был сокрыт от взгляда,
Ненастной ночью и погожим днём…
Казалось, что сам ангел смерти взирает на него глазами Али. Такой человек, несомненно, годился для назначенного дела. Старик тихо возвестил ему о своём решении:
– Скоро они возвращаются в Дамаск. Как только на предгорьях перестанут дуть холодные зимние ветра, войско выступит в поход на ромеев. Будь всегда рядом с обозом халифа, терпеливо жди своего часа… Возьми вот это. – старик достал из сундука крохотную медную шкатулку, украшенную витиеватыми письменами. – В ней содержится зелье, секрет которого известен только магам-огнепоклонникам. Достаточно лишь разбавить его водой и окропить любое блюдо – и вскоре к вкусившему придёт Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, ниспровергающая дворцы и воздвигающая могилы. У порошка нет ни вкуса, ни цвета, ни запаха. Эти персы знают толк в ядах! Иди же и исполни волю Аллаха!
Человек выступил вперед из тени и взял шкатулку. На мгновение ткань, скрывающая его лицо, распахнулась, и под ней стал виден уродливый шрам, пересекающий половину щеки и подбородок. Али быстро отступил назад и с пониманием произнёс:
– Внимание и повиновение, мой господин! Ты можешь быть уверен в Али…
Дар и проклятие пустыни
— Что вы будете делать, когда через пару сотен лет у вас начнутся проблемы с нефтью?
– В Саудовской Аравии у нас нет проблем с нефтью. Есть проблема с водой – где бы мы ни стали искать воду – мы повсюду натыкаемся на скважину с нефтью…
Люди тысячелетиями вели войны за страны и континенты. Сотни лет изнурительных стычек и миллионы жизней могли быть положены на то, чтобы завоевать какой-нибудь стратегический пролив или орошаемый клочок суши. Зачастую эти усилия не приносили видимых результатов, и недоуменные политики и полководцы в растерянности взирали на разрушенные крепости и залитые кровью поля сражений, задаваясь вопросом – а стоило ли оно того? Много ли они получили в результате победы?
Наверное, таким же вопросом мог озадачиться и будущий первый король Саудовской Аравии, Ибн Сауд, когда его верные воины-мусульмане отбили у турок небольшой городок Хофуф на востоке Аравии. Всего лишь три сотни воинов, почти без кровопролития и потерь, сумели одержать победу над пустынной областью, под которой, как потом оказалось, лежала четверть всех мировых запасов нефти. Никогда в истории человечества обладание столь ценным ресурсом не доставалось победителю так легко и просто. Но в то время никто и не знал, какие богатства миллионы лет были скрыты под этими песками.
А там была Нефть. Дар и проклятие пустыни. Кто бы мог подумать – мировая скважина! Когда из «счастливой семерки»47 хлынули первые баррели нефти, никто и предположить не мог, чем это обернётся для Аравии и для всего мира. Искали-то воду…
А нашли ещё один шанс задержаться на страницах истории. Один раз Всевышний уже давал им возможность встать высоко над всем миром. Этой возможностью была религия по имени Ислам, вдохновившая первых мусульман так стремительно расширить свои границы. Но великий халифат «от моря до моря» рухнул так же стремительно, как и появился. И вот сейчас, после долгих столетий забвения, они вновь получили в свои руки мощнейшее оружие, бесценный ресурс, кровь и плоть современной экономики – ресурс, без которого невозможно представить себе жизнь современного мира. И они тут же восприняли нефть как ниспосланную им благодать, дар Всевышнего, награду за то, что когда-то им было определено жить на этих бесплодных землях, тысячами умирать от голода во времена страшных засух, десятками тысяч умирать от эпидемий холеры, ежегодно и ежечасно погибать в междоусобных войнах. Но теперь эти беды были позади. Нефть дала им всё, о чем только можно было мечтать.
Но она могла быть не только благом. Оказались нарушены законы истории, общество развивалось неестественным путем. Сменив верблюдов на «Форды» и «Боинги», простые бедуины не успели так же быстро сменить своё мышление и восприятие мира. Не приложив ни малейших усилий, вчерашние кочевники вдруг стали богаче халифов «Тысячи и одной ночи». Так уже было с ними один раз в далёком прошлом, когда после победы над персами, арабы впервые в своей жизни увидели роскошные дворцы восточных царей, несметные сокровища и произведения искусства, доселе им неведомые. Они были поражены до глубины души таким изобилием утончённой роскоши и предметов престижного потребления, произведённых народами, сотни лет стоящими на путях цивилизации. Для простых бедуинов многое из увиденного было выше их понимания. Они с небрежностью и презрением отбрасывали в сторону драгоценные каменья, истинной цены которых они не могли и вообразить, но зато с восхищением и восторгом смотрели на попавшее в их руки старинное оружие. Разве что оружие могло быть ими по-настоящему оценено. А великолепный ковёр из царской залы с вышитым на нём садом из драгоценных камней они попросту разрезали на куски, так как во всей Медине не нашлось помещения, куда бы он мог поместиться. Так и поныне они не могут представить себе применение этому внезапно свалившемуся на них богатству.
В былые времена не возникало вопросов при разделе добычи. На этот счет существовали строгие и понятные законы: пятая часть имаму, остальное воинам: пешему – одну долю, всаднику – две. Но как было справедливо разделить миллиарды долларов, полученные от продажи нефти? В современных условиях сделать это было непросто, да никто особо и не хотел делиться. Королевская семья получила всё в свои руки, и теперь уже мало кто мог сказать, глядя на рассыпанные золотые монеты: «Господь дал мне власть над ними, но не дал им власть надо мной!»
Искушение нефтью заставило их позабыть на время о будущем, раствориться в настоящем. Они и не думают о том, что будет с ними через пару сотен лет, когда иссякнут нефтяные фонтаны, и они останутся в своих дворцах, окружённые ржавыми нефтяными вышками. Построенные чужими руками нефтепроводы, нефтеналивные причалы и перерабатывающие комплексы станут ненужным металлоломом к тому времени, когда Запад выжмет последнюю каплю нефти из песков Аравии, и не останется более других источников дохода. Там, где традиции смогли найти компромисс с современностью, появились роскошные отели и торговые ярмарки Дубаи, привлекающие ежегодно миллионы людей со всего света. Но здесь, на святой земле, на родине ислама, такое вообразить невозможно. Даже то минимальное присутствие неверных, что требуется для обслуживания нефтяной индустрии, уже является причиной для постоянного недовольства, а то и открытых нападений со стороны фанатично настроенных радикалов.
Когда-то ислам смог объединить враждующие племена, направить их энергию за пределы полуострова на покорение новых земель. Но было бы наивно полагать, что новая вера раз и навсегда смогла устранить обычаи и законы, прописанные в самой крови. Мало-помалу снова стали проявляться истинно аравийские черты характера первых мусульман: их природная непокорность, вынужденная мириться в тисках ислама48, заносчивая гордыня, неискоренённое до конца чувство принадлежности к своему роду-племени.
Снова стали повсеместно возрождаться бывшие под запретом кровная месть и соревнование племён. Но если ранее дело отмщения касалось только самих обиженных, и имело своей причиной какое-нибудь банальное убийство из-за угла, то сейчас целые армии и народы столкнулись во взаимном истреблении во имя новых религиозных идей. Одни мстили за убийство праведного халифа, другие – за внука Пророка. В междоусобных войнах полегло, наверное, больше правоверных, чем ранее при покорении новых земель. Север боролся с Югом, язычники – с набожными, Сирия – с Ираком. И чем позднее обидчика настигала расплата, тем полнее она свершалась – истреблению подвергались все поголовно. За сотни лет они так и не смогли достичь подлинного согласия и единения.
А потом мирские интересы стали выходить на первое место, оттесняя богоугодные порывы и воодушевленную веру первых дней. С горечью и сожалением смотрели истинные мусульмане на то, как более смышлёная и изворотливая мирская партия принялась прибирать к рукам всё то, что было завоёвано мечами набожных правоверных. Последствия этого не заставили себя ждать. Постепенно их былое могущество ослабло. Уже во времена Аль-Мамуна в государственном организме халифата стали заметны первые признаки разложения. Хотя нет, правильнее было бы сказать, что всё началось ещё при его отце, Аль-Рашиде, прославленном герое «Тысячи и одной ночи».
Гарун Аль-Рашид, оставшийся в памяти потомков как образец всемогущего властелина Востока и доподлинного халифа багдадского, на самом-то деле мало чем заслуживал столь лестной для него оценки. Халиф был довольно посредственным правителем, отдавшим все бразды правления в руки своего визиря, благодаря умелым действиями которого государство и достигло в ту пору успеха. Халиф по-своему отблагодарил преданного слугу: отрезанную голову Джафара Бармакида принесли ему на блюде, а разрубленное на куски тело выставили напоказ на багдадских мостах. Некому было более уравнивать возникающие напряжения между арабами и персами…
То, что началось после Аль-Мамуна, наиболее точно отражено в названии одного из томов истории Аль-Табари – «Кризис Аббасидского Халифата». Возникшая параллельная власть вчерашних рабов, а ныне всемогущих генералов наёмной армии, всё сильнее затягивала удавку на шее багдадской династии. Империя стремительно сужалась до размеров самого Багдада и его окрестностей. Новые силы вступили в борьбу за власть, принимая сторону то одних, то других, с затаённой мыслью напасть впоследствии на своего союзника, как на врага. Попеременная присяга верности тому, чей успех в насущный момент казался более очевидным, такое же лёгкое снятие клятвы и принесение другому, поиск во всём собственной выгоды и утоление жажды тщеславия, беспримерное предательство и измена – вот какие признаки времени возникают перед взглядом исследователя при прочтении хроники тех лет.
Таковы законы развития общества – за периодом расцвета неизбежно следует период упадка, и сегодняшний нефтяной рай – всего лишь передышка перед грядущим неизбежным потрясением. Ведь нефть закончится, рано или поздно. За последние сорок лет в Аравии не было найдено ни одного нового месторождения. А это означает, что следующий, пока ещё ненаписанный том истории, вполне может называться «Кризис Нефти». И по нему будут изучать те возможности, которые могли быть использованы, но оказались упущены.
Великая энергия, изменившая до неузнаваемости весь Восток, иссякла. Древние народы и цивилизации погрузились в продолжительный тяжкий сон, полный ярких воспоминаний о былом величии. Как сказал об этом поэт:
Был победитель славен и богат
И затопил он шумною ордою
Твои дворцы, твои сады, Царьград,
И предался, как сытый лев, покою…
И прах веков упал на прах святынь,
На славный город, ныне полудикий,
И вой собак звучит тоской пустынь
Под византийской ветхой базиликой…49
А ведь было время, когда казалось, что они на правильном пути. Ещё римляне говорили: «Ex Oriente Lux» – «Свет с Востока». И были правы. Земля Востока была тем избранным местом, где зарождалась сама история человечества. Именно здесь появлялись первые государства, первые законы, письмена и науки. По тонкому перешейку, соединяющему Африку и Азию, как по мосту, переброшенному между двумя мирами, сотни тысяч лет перемещались и сталкивались тогда ещё дикие первобытные люди, чтобы потом дать начало первым, ещё робким проявлениям человека разумного. Отсюда, из долины двух рек50, во все стороны света расходились караванные тропы, пересекались все торговые пути, смешивались и взаимно обогащались всевозможные народы, порождая невиданные ранее импульсы культурного и технического развития: гончарный круг, колесо, бронза, железо, письменность. Когда-то эта земля была центром культуры и просвещения. Пока средневековая Европа пребывала в пучине мракобесия, здесь процветали науки и искусства. Только здесь могли сказать: «Чернила учёного более святы, чем кровь мученика». Багдад в девятом веке был крупнее любого города Европы, его населяли почти четверть миллиона жителей. Идя на этот свет с Востока, в стремлении найти кратчайшие пути к его сказочным богатствам, европейцы совершали великие географические открытия, изменившие мир.
И всё это без единого барреля нефти!
Что же сейчас? На месте древних цивилизаций – страны не то третьего, не то какого-то другого нечётного мира. Ирак едва оправился после вторжения, но об окончании войны говорить пока рано. Иран изо всех сил стремится заполучить ядерное оружие. Отвергая доводы разума, его лидеры всерьёз видят выход во вмешательстве высших сил и вот уже тысячу лет ждут появления своего скрытого имама…
Глядя на это, может возникнуть одно не очень-то приятное ощущение – в том месте, где история начиналась, там же она может и закончиться. И каким будет этот финал, не знает пока никто. Потому как никому не дано предугадать намерения сытого льва, уставшего от покоя.