Тысяча первая ночь и утро следующего дня

– Я не должен был оставлять её одну! Если бы не эта проверка документов!

– Это ничего бы не изменило. Будь вы с ней рядом – вы бы тоже погибли. Возвращайтесь домой, к своим близким. Сейчас только они могут стать для вас утешением. И помните – вечен один лишь Аллах!



Он шел к своему дому. Теперь он тоже был неотличим от других жителей города – так же, как и они, он проникся этой атмосферой безысходности и страха. Дома его уже никто не ждал. Соседи сказали, что мать умерла в больнице два дня назад, так и не дождавшись никого из своих сыновей. Жизнь для Саида перестала существовать, свет стал для него мраком. Потеряв в одночасье всех, кто был ему дорог, он и для себя желал только смерти. Но самое трудное было ещё впереди. Надо было позвонить в Москву и сказать о случившимся родителям жены. Оказалось, что они уже обо всём знали по сообщению из посольства, но думали, что Саид также погиб. Но то, что он оказался жив, стало для них чем-то вроде оскорбления. Из короткого разговора он запомнил только последние слова её отца:

– Ты забрал её у нас… И теперь у нас нет даже могилы, к которой мы можем прийти… Будь ты проклят! И пусть будет проклята и эта ваша страна, и этот ваш город! Вам никогда не суждено жить в мире, наверное, вы просто на это неспособны! Не звони сюда больше, ты для нас уже умер и лучше бы, если это действительно было так!

Что было потом, он с трудом мог вспомнить. Месяцы, а может быть, и годы, он даже не жил, а существовал. Ему было невыносимо оставаться в Багдаде, какой-то злой рок гнал его всё дальше и дальше от стен этого города. Да он и сам хотел уехать туда, где никто и ничто не напоминало бы ему о случившимся. Но куда бы он ни приехал, среди сотен и тысяч лиц ему повсюду мерещились её глаза, он слышал её смех, видел золото её волос и повторял её имя. Осознание своей вины всё чаще утверждало его в уже давно принятом решении. Он давно был к нему готов и ждал только часа, свидетельства или одобрения того, что задумал.

Но внезапно всё изменилось. Судьба забросила его на границу с Египтом. Под чужим именем он работал в системе нелегальных подземных туннелей, через которые в Сектор Газа через границу доставлялся контрабандный товар. Это была тяжёлая и опасная работа, без какой-либо техники безопасности; люди нанимались туда за гроши, ежедневно рискуя быть заживо погребёнными под завалами. Нередко по туннелям наносила удары израильская авиация. Тюки с товарами (а это, как правило, могли быть «Калашниковы» или компоненты для изготовления ракет) тащили на верёвках по узким, плохо освещённым коридорам, достигающим иногда в длину до километра.

Однажды, после того, как несколько дней шли редкие в этих местах дожди, осевшая порода рухнула, и несколько человек вместе с Саидом оказались засыпанными без шансов на спасение. Три долгих дня Саид провёл под землёй, не имея возможности даже пошевелиться, без света и пищи. Он ничего не знал о судьбе остальных своих товарищей. На четвёртый день силы стали покидать его, да он и не думал о спасении, наоборот, – он горячо благодарил Всевышнего за то, что он дал ему сразу и могилу, и освобождение от этой, ставшей невыносимой, жизни. И когда он увидел свет, то у него уже не было никакого сомнения в том, что этот свет – не отсюда. Но смерть не спешила забирать его…

Груз, который они тащили в этот раз, оказался слишком ценным, и хозяин туннеля не пожалел сил и средств для его спасения. Люди были не в счёт, главное было добраться до тюков с товаром. На поверхность извлекли несколько тел, среди которых оказался и едва живой Саид. Через несколько дней он пришёл в себя и с удивлением обнаружил, что его разместили в хороших условиях и оказали всю необходимую помощь. Хозяин туннеля радовался его выздоровлению:

– Все, кто были с тобой, погибли. Один ты выжил. Наверное, Аллах не хотел твоей смерти. По крайнем мере, сейчас… Радуйся, глупец! Тебе повезло! И вот ещё что – тут к тебе приходили гости. Очень важные люди… Это их груз мы перебрасывали в последнее время. – и здесь в его голосе послышались какие-то нотки страха. – Не понимаю, зачем ты им вдруг понадобился? Когда ты лежал без сознания, Ахмед брал твои документы и смотрел, откуда ты и каково твоё настоящее имя. Он потом куда-то звонил, и вскоре приехал человек, который был с тобой почти на одно лицо, ну почти как родной брат! Он хорошо нам заплатил, чтобы мы о тебе как следует позаботились, и сказал, что скоро за тобой вернётся.

Как родной брат… Неужели это Мансур? Да, это мог быть только он! Но откуда он здесь? Саид с нетерпением ждал встречи.

Это действительно был Мансур. И вот они снова встретились через столько лет. Саид помнил его ещё мальчишкой, а теперь перед ним стоял взрослый мужчина, загрубевший и закалённый в боях солдат, человек, для которого меч уже давно перестал быть игрушкой. Он унаследовал от отца непреклонную волю, дар убеждения и способности командира. В его мыслях было осуществление какого-то невероятного и дерзкого плана, ради которого он и его подчинённые готовы были отдать свои жизни. Глядя ему в глаза, Мансур говорил:

– Само предопределение привело тебя к нам! Отныне мы всегда будем вместе, ты и я. Вместе мы способны на многое! С твоей помощью я смогу осуществить задуманное. Я хочу сделать то, что вернёт мир в наши сердца! То, что уничтожит причину, по которой мы потеряли своих близких. То, что заставит этот мир встрепенуться, опомниться, задуматься раз и навсегда. Можно найти убийц нашего отца, можно изгнать оккупантов из Ирака – но это всего лишь следствия, а не причины. Я много думал о том, в чём же заключается эта причина? Куда ведут эти нити? И мне кажется, я нашёл её… Всё, что с нами происходит, не имеет отношения ни к экономике, ни к политике, ни к чему-либо другому. Причина – в заблудших душах людей, в их неверии, отступлении от истинного Бога! Пойдём, брат, сейчас мне нужны твои знания. Только ты можешь мне помочь. Никто лучше тебя не знает историю, и те книги, что ты прочёл в медресе, даже наставления твоего старого учителя, – всё это теперь должно стать частью нашего общего дела, помочь нам возродить этот мир!

Саид ему поверил. Возможно, он пытался найти в этом искупление своей вины. Со многими словами Мансура он был согласен. Тот упадок, в котором оказался их мир в настоящем, бессмысленная война, противостояние – всё это можно было преодолеть только путём решительных действий. Нужен был знак, символ. То, что заставило бы их позабыть о следствиях и обратиться к причинам.

Но вскоре он понял, что ошибся. Мансур по-прежнему не хотел выпускать из рук тяжёлую рукоять меча.

– Ты говорил, что мы пришли с миром. Но для тебя, похоже, не существует других путей, кроме как взяться за оружие и снова приносить смерть. Я уже видел, к чему приводит такая война. Моя жена погибла из-за таких, как ты. Ты сейчас пытаешься использовать метод, последствий которого ещё не знаешь. А я собственными глазами видел куски тел на столиках в том кафе, кровь в стаканах…

– Всегда и везде этот метод был успешен. Опухоль можно удалить только скальпелем. Никакие слова её не излечат. После твоего отъезда я очень быстро повзрослел. Можно сказать, я вырос на этой войне. Что ты вообще знаешь об этом? Пока ты находился за тысячи километров от Багдада, мы с отцом сражались с оружием в руках! Тебе ли говорить о том, какой способ лучше?

– Скажи мне, брат, разве ты не сомневаешься? Неужели сомнения не заставляют тебя отказаться? Этот документ… Вся эта история с Аль-Мамуном, с его походом к пирамиде… Неужели ты и вправду думаешь, что оно так и было на самом деле? Что, если ты ошибаешься? Мы ведь с тобой знаем, откуда на свет появилось письмо каменщика… Его же никогда не существовало. И это правда. Ты смог убедить нескольких человек, скажем прямо, не слишком образованных. Они больше привыкли держать в руках оружие, нежели книги. Они поверили твоим словам. Но поверят ли остальные?

– Ты хочешь знать, верю я или нет? Безусловно – да. Вопрос только в том, во что именно я верю, и какое из известных событий в итоге будет считаться правдивым, к чему в конце пути приведёт сила моих убеждений. Я верю в то, что мы должны были сделать. Я верю в то, что главное здесь – не историческая достоверность, а возвышенная истина, которая заменит собой все сомнения. Ты должен, наконец, понять, что моя вера не нуждается в оправдании и доказательствах, она не задерживается на частном и мелком, а стремится к этой истине, к её божественному величию!

Да, я могу сомневаться насчёт истории с халифом, и тому есть основания. Всё говорит о том, что он никогда не делал того, чего ему приписывают. Но так ли это важно на самом деле? Неужели, чтобы уверовать, нам нужен учебник истории? Истинная вера основана на внутреннем убеждении. А поверят ли другие? После того, что мы сделали, поверить в это будет совсем несложно. Сами необычные обстоятельства Его возвращения заставят всех поверить. Если бы Камень нашли при раскопках какие-нибудь заумные студенты-очкарики – кто бы в это поверил? Только представь себе – величайшая святыня, призванная вернуть первозданную чистоту нашей вере, вдруг найдена среди бараньих костей и обломков глиняной посуды! Кто пойдёт за таким символом? Кто в это поверит? Но после того, что мы сделали, даже простой булыжник с дороги будет наделён избранной силой. Потому, что пройденный нами путь послужит лучшим доказательством его величия. Он появится не из кучи щебня или мусора под нудные речи случайных прохожих, а снизойдёт в ореоле славы, из недр Великой Пирамиды, в руках воинов, проливших кровь за его освобождение! Теперь я знаю – наши люди, погибшие прошлой ночью, стали первыми, кто принёс себя в жертву ради этой веры! Они первыми доказали, что Он – настоящий!

Разве ты сам не видишь, как Он ведёт тебя к воротам Рая? Ещё год назад ты считал свою жизнь пустой и никчемной, и молил Бога о смерти. А сейчас твоя жизнь наполнена содержанием и смыслом. В ней появилась цель. Но это – наша общая цель, и для её достижения нам придётся отбросить все сомнения! А был халиф в пирамиде или нет – не так уж и важно. Главное, что в ней был ты, мой брат! Важно то, что ты из неё вынес. Разве Камень не спас тебя в туннеле, тогда и сейчас? Разве Он не спасал тебя всё время, пока ты в него верил? Это ли не лучшее доказательство? Это ли не знак того, что вера сильнее смерти? И если вдруг это не тот камень – неужели твоя вера потеряет от этого? Ты же сам говорил, что видел его свет!

– В этом я мог бы поклясться… Тогда, в пирамиде, я действительно видел необычное свечение, исходящее от этого камня. Не только я – Виктор тоже был тому свидетелем. Но сейчас этого света нет. Он исчез. Я не могу объяснить причину. Возможно, мы видели природное радиоактивное излучение, накопленное в огромном гранитном блоке, это вполне вероятно… Но в одном ты прав – первые жертвы уже принесены. Ты использовал меня и других в своих целях. Твои дела и мысли уже погубили много жизней. А если ты пойдёшь и дальше, их число только увеличится. Для чего ты держишь Джона и Виктора? Если их отпустить, от них не будет никакого вреда.

– Сейчас эти люди нужны мне.

– Но они спасли мою жизнь. Обещай, что с ними не будет беды!

– Не могу ничего обещать. Они слишком много знают.

– Будь великодушен! Неужели ты не можешь найти для них хоть немного милосердия в своем сердце?

– Милосердие к врагам? Когда-то мы правили половиной этого мира, но это было могущество скорее блестящее, нежели прочное. На правах победителей мы могли относиться снисходительно и великодушно к поверженным, взирая на них взглядом, исполненным силы и благородства. Но затем мы сами обрушили наш мир в пропасть. Три периода убийственных междоусобных войн, внутренний раскол и неразрешённые противоречия – мы сами, своими же руками, ослабили свой дух и, когда пришло время, более сильным и сплочённым народам ничего не стоило сломить его окончательно. Тебе, как историку, хорошо это известно. Тот, кто никогда не поднимался на вершину, никогда не сможет оценить глубину и тяжесть падения. А оно было таковым, что на века определило наши судьбы, наше видение и восприятие мира. Это поражение поселило в наших душах тоску и печаль, которые не дают нам вновь подняться и собраться с силой. И в такой решающий момент, как этот, я не вправе позволить себе чувства по отношению к иноверцам, милость по отношению к врагам.

Ты должен определиться – с кем ты? Когда-то халиф Аль-Мамун сказал про жителей Багдада такие слова: «Людей, живущих в этом городе, можно разделить на три категории: на угнетателей, на угнетённых, и на тех, кто не попадает ни в одну из категорий. Что касается притеснителя, то он может ожидать от нас только прощения или наказания; что касается притеснённого, то он вправе ожидать от нас справедливого правосудия; ну а те, кто не принадлежит ни к тем, ни к другим, судя по всему, и так довольны своей жизнью и не нуждаются в нашем участии…»

Тебя долго не было в Багдаде. Подумай – что изменилось в этом городе за прошедшую тысячу лет? Казалось бы, ничего – всё та же кровь и насилие, всё та же бессмысленная война и противостояние всех возможных сторон. Но если внимательно приглядеться, то можно увидеть и перемены – теперь угнетённым не нужно ждать справедливого халифа – они сами могут взять оружие в свои руки и добиться для себя справедливости! Наше время позволяет нам менять историю, как мы того захотим! То, что раньше было делом государств и армий, сегодня под силу даже малочисленным, но хорошо организованным группировкам. Нужно всего лишь поднять знамя, показать свою силу – и те, кто доволен своей жизнью, примут нас такими, какие мы есть, лишь бы им ничего не пришлось менять в своём сытом, довольном существовании.

Сейчас и у тебя появилась такая возможность – вместе со мной повернуть нашу историю, снова попробовать подняться к утерянным вершинам, снова поднять наше знамя над миром! Я верю в тебя, брат! Я знаю, что, когда мы сделаем это, твоя душа успокоится. Ты снова вернёшься в Мадинат ас-Салам, но уже не разбитым и угнетённым человеком, а творцом нового, справедливого мира. И когда на улицах Багдада больше не будут взрываться бомбы – в этом будет и твоя заслуга!

– Кто-то, обманутый такой же возможностью, – изменить этот мир, – и сидел тогда за рулём того грузовика. И он наверняка так же был уверен в своей правоте.

– Мне жаль, что твоя жена погибла. Но будут погибать и другие, если ничего не делать. Если Бог ниспошлёт нам успех и победу – это то, чего мы желали и на что надеялись. Если же суждено случиться другому, то я не буду первым, кто сражался и был убит! А то, что ждёт нас в пределах Всевышнего – намного лучше и величественнее всего остального!

– Что бы ты ни задумал – прошу тебя, откажись! Вспомни, во имя чего мы здесь!

– Я не отступлюсь, Саид. И не вздумай вставать на моем пути. Завтра мы отправляемся в Королевство. Камень должен вернуться на своё законное место! И да поможет нам Бог!





Меч вынут из ножен





Он на клинок дохнул – и жало

Его сирийского кинжала

Померкло в дымке голубой:

Под дымкой ярче заблистали

Узоры золота и стали

Своей червонною резьбой.

«Во имя Бога и пророка,

Прочти, слуга небес и рока,

Свой бранный клич: скажи, каким

Девизом твой клинок украшен!»

И он сказал: «Девиз мой страшен.

Он тайна тайн: Элиф, Лам, Мим».

«Элиф, Лам, Мим? Но эти знаки

Темны, как путь в загробном мраке:

Сокрыл их тайну Мохаммед…»

«Молчи, молчи! – сказал он строго, —

Нет в мире бога, кроме Бога,

Сильнее тайны – силы нет».

(И. А. Бунин, «Тайна»)



В последние годы халиф Аль-Мамун редко бывал в городе, сделавшим славу его династии. В столице уже и забыли, когда последний раз он удостаивал её своим визитом. Поэтому внезапное появление Повелителя правоверных многих застало врасплох. Чиновники, собравшиеся в диване, вполголоса обсуждали последние новости и строили догадки:

– С чего это вдруг он вернулся в Мадинат ас-Салам? Какая нужда привела его в этот город? Он ведь никогда не любил его, вечно отсиживался по провинциям…

– Эта неприязнь взаимна. Жители города ему также не очень-то рады. Сколько страданий пришлось им пережить за годы безвластия и беспорядков! Сколько раз знамя мятежа поднималось над этими площадями! Неудивительно, что халиф не наведывался сюда так долго. А сейчас, я думаю, он нуждается в свежих силах для очередного похода на ромеев.44 В этот раз Аль-Мамун задумал существенно продвинуться в их владениях, вплоть до гор Тавра, откуда берут начало великие реки. Он уже набрал в Сирии большие отряды; говорят, что за каждого всадника заплачено по сотне дирхем, а за пешего – по сорок.

– Похоже на то. Я смотрю, здесь все начальники по расходным палатам и государственные казначеи. Не иначе как с этой войной предстоят большие расходы.

– Не по этой ли причине он задержался в Мисре?45 Ходят слухи, он там пытался разломать какие-то гробницы, чтобы раздобыть в них золота на траты. Помните Муфадди, его советника? Бедняга подхватил лихорадку и чуть было не умер в Александрии. Завидев приближение смерти, он рассказал своему племяннику всякие странные вещи про каменные горы и спрятанные в них сокровища. Говорил, что халиф безумен, – заставил людей ломать проход в пустую пирамиду в Фустате, которую тысячи лет уже как обокрали. Там, говорит, были люди, которые могли указать на истинный вход в гробницу, но все они были мятежники, и халиф приказал их обезглавить, и всё равно стал ломать неприступную стену.

– Заклинаю тебя Аллахом – говори тише! Берегись того, чтобы твой язык не отрезал твою шею! Здесь повсюду любопытные уши. А от лихорадки и не такое привидится! Что с того, что халиф вдруг задумал такое дело? Это нас на касается, ни к чему нам знать об этом. Пусть другие множат пересуды и толки.

– И то верно. Это только халифу хочется знать обо всём на свете. Землю он уже успел измерить, теперь вот задумал выведать тайны древних…

Их разговоры прервал голос евнуха:

– Абдаллах Аль-Мамун, седьмой правитель из сынов Аль-Аббаса, властитель земли от Запада и до Востока, преемник Пророка Аллаха, господина людей и джиннов, – да благословит его Аллах и да приветствует!

Слуги подняли парчовый занавес, и вельможи, выстроенные в два ряда в зале приёмов, почтенно склонили головы при виде господина, восседающего на троне. Чиновник из диван аль-джайш, военного ведомства, смиренно подошел к халифу с бумагами для доклада. Снова раздался грозный голос:

– Повелитель правоверных видел тебя, целуй же землю!

Чиновники один за другим подходили к месту приемов и держали свои речи. Вельможи правой стороны подходили справа, а вельможи левой стороны – слева. Вскоре с государственными делами было покончено, и придворные, облачённые в черные одеяния, постепенно разошлись по своим управлениям. Халиф уединился в покоях и приказал не беспокоить его по всякому ничтожному поводу.



В то же время совершенно другое, скрытое от постороннего взгляда собрание, намечалось в этот вечер в славном городе Багдаде. Ближе к ночи в одном из домов у реки тайно собралась группа людей. Среди них можно было увидеть лица многих из тех, кто ещё утром приветствовал халифа в диване. Комната, в которой они вели свою беседу, свидетельствовала о высоком положении и достатке хозяина дома: по стенам были развешаны шелковые ковры и одеяла, дорогое оружие; гостям были предложены мягкие парчовые подушки и шитые золотом молитвенные коврики; на блюдах из золота и китайского фарфора подавались изысканные угощения и фрукты.

Слуги начистили медь, заправили светильники и зажгли свечи. Затем они принесли тазы и кувшины, и гости вымыли руки. Затем появились блюда на кожаной скатерти, накрытые крышками из бамбуковых палочек, поверх которых были наброшены куски египетского полотна, а кругом лежали салфетки. Дорогие индийские оливки, ядра фисташек, сахарный тростник, айва, сирийские яблоки и другие изысканные кушанья в избытке лежали на подносах в центре стола. После еды гости удалились в соседнюю комнату, где уже стояли наготове евнухи с полотенцами и флаконами, наполненными благовониями, чтобы вытереть им руки и обрызгать лица розовой водой.

Хозяином дома был почтенный старец, далеко зашедший в своих годах. Несмотря на возраст и болезни, он держался с достоинством и величием, выдававшими в нём благородное происхождение. Приглашённые оказывали ему всяческое почтение и внимательно вслушивались в каждое его слово. Дождавшись, когда гости закончили трапезу, хозяин предстоял на молитве и только после этого обратился к присутствующим: