Твой любимый фамильяр

— Свои есть, мне с барского плеча нахер ничего не надо, — Калеб достал из кармашка гимнастёрки слегка мятую самокрутку и сел напротив Элая, затягиваясь крепким дымом.

Удивление росло. Новобранец казался абсолютно невозмутимым, словно не он только что убил на глазах полусотни солдат человека, и не ему грозит быть сожжённым посреди двора в назидание другим. Хорошо смазанная железная рука не скрипела, и сигарету он держал именно ей, будто демонстрируя, как наловчился управлять протезом, не спрятанным рукавом. Светлое лицо с небрежной щетиной было недоверчиво прищуренным, и его молодость совсем не сочеталась с болотно-зелёными, жалящими глазами. Военная короткая стрижка каштановых волос под ёжик дополнялась выбритыми висками. Калеб точно не был напуган, хоть его жизнь висела на волоске.

— Ты мне тупым не показался, и слабым тоже. И что, не боишься попасть под горячую руку? — Элай усмехнулся и щёлкнул пальцами, зажигая на их кончике слабо затрепетавший огонёк. Поджёг свою сигарету. Он и не сомневался, что как старший по званию должен будет сжечь наглеца сам.

— А ты — под железную? — усмехнулся Калеб. — Я умею побеждать даже тех, кто сильней меня. С тобой было бы интересно сразиться, наследник.

— А с тем мудлом — явно скучно, верно? Ты же мог его сжечь. Легко. Но решил схитрить и использовать не стихию, а надёжную стрелу, — Элай не мог скрыть своё почтение такому выбору. За пять лет сражений с магами воды он сотни раз видел, как жизни спасала именно сталь: когда соперник сосредоточен на создании магической атаки, нет ничего проще, чем метнуть в него нож.

— Ещё бы я не тратил силы на всякую шваль, — Калеб выдохнул длинную струйку дыма и закатил глаза: — Слушай, я всё равно покойник. Мне терять нечего, как видишь. Так что давай уже докурим, пойдём обратно во двор, ты сделаешь из меня стейк… Только если думаешь, что я сдамся без боя, то хуй там плавал.

Удивление таким стойким поведением сменило уважение: он не пресмыкался и не молил о пощаде, чего можно было ожидать. Калеб невозмутимо выдержал долгий и оценивающий взгляд Элая, и тому быстро стало очевидно, что парень бывал в передрягах похуже этой. Откинувшись на стуле, с любопытством кивнул на его руку:

— Как это случилось?

— А я могу не отвечать и послать тебя в жопу дракона?

— Можешь. Но знаешь, если бы от моей откровенности зависело, буду ли я жить, то я бы предпочёл говорить правду. Как минимум — у тебя есть сестра, которой не понравится увидеть твой труп.

Калеб поджал губы и стряхнул пепел прямо на пол. В болотных глазах мелькнули злые искры, но аргумент, кажется, вышел весомым. Однако объяснять он ничего не спешил, только тихо произнёс:

— Делавер. Моя фамилия Делавер, и думаю, ты должен был её слышать. Тогда и тупых вопросов задавать будет не надо.

Элай усиленно пытался припомнить: звучало и впрямь знакомо. Но не по военным годам, а гораздо более ранним. Нечто громкое, из газет и сплетен. Пришлось сделать две коротких затяжки шафранового дыма, прежде чем в мозгу щёлкнуло:

— Тироль, лет тридцать назад. Супруги Делавер, чокнутые экспериментаторы, собрали в собственном поместье магов всех домов и попытались выполнить ритуал соединения стихий. Взрывом снесло половину города, сотни трупов, включая всех участников эксперимента… Так ты — их выживший сын?

— Собственной персоной, алле-оп, блять, — кивнул Калеб и покрутил железным запястьем. — А знаешь, с железной рукой на самом деле очень недурно живётся. Только дрочить приходится левой.

— Сестра тоже выжила, значит, — задумчиво кивнул Элай, сдерживая улыбку. Ему настолько нравилось, что собеседник не стремится оправдываться или давить на жалость непростым прошлым, что впервые за долгие годы полной социофобии разговор заканчивать не хотелось.

— Тогда — да, — чуть тише признался Калеб и с раздражением раздавил окурок в пепельнице на столе Винда. — А сейчас я не уверен, что она ещё жива.

— Что это значит? И почему тот солдат назвал её шлюхой?

— Слушай, какое это имеет отношение к…

— Самое прямое, Калеб, — перебил его попытку замкнуться Элай как можно более суровым тоном: — Если я и впрямь собрался создать прецедент и оставить тебя в живых, мне нужно знать все причины драки и твоего поступка.

Тот задумчиво покряхтел, поёрзал на стуле. Было видно, как ему не хочется лишний раз открывать рот, и это желание Элай понимал как никто: разговорчивостью и он особо не страдал. Наконец, Калеб с оценивающим прищуром посмотрел на кончик одной из кожаных нитей, выглядывающих у Элая из-под рукава кителя, и усмехнулся:

— Я знаю, что это. Руны связки, чтобы можно было послать сообщение тому, кто носит вторую. У тебя явно был друг, которому ты доверял до такой степени, но сейчас это пустышки без всякой энергии. У меня была Рами, — он поднял левую руку и задрал рукав гимнастёрки, демонстрируя схожие ремешки на запястье. — Только Рами у меня и была. Но уже два месяца это не более, чем пустые нитки, потому что или её браслеты разорваны, или она мертва.

Элай нервно дёрнулся: он помнил, как больно было коснуться этих рун и впервые не ощутить на том конце живого собеседника. Свои ремешки он продолжал носить лишь потому, что не имел сил расстаться с ними.

— Что случилось?

— Она не очень-то одарённая, с детства. Когда мы приехали в столицу, я пошёл пробоваться вступить в армию, тут платят хорошие деньги. А она нанялась в дом какой-то большой шишки служанкой. Но два месяца назад она пропала, и я больше её не чувствую. Я приходил к тому дому, пытался выловить этого сраного министра сам, но он и разговаривать со мной не стал, прогнал. Сукин сын явно что-то знает…

— Что за министр? — оживился Элай.

— Хайден Торн. У него ещё жена такая…

Калеб очертил в воздухе форму шара, и Элай улыбнулся, давя смешок:

— Знаю, да. Ты заявлял о пропаже Рами?

— Ещё бы. Только вот с министром правопорядка он здорово чаёвничает каждые выходные, так что где я — и где эти высокопоставленные мрази. Они и слух пустили, якобы Рами часто ошивалась в квартале для переселенцев, подторговывая собой, вот и хлопнули её там какие-нибудь бомжи. Только это ложь, — Калеб положил на стол железную руку и сжал кулак, тихо скрипнув зубами. Сталь покраснела, оставив на дереве чёрный обожжённый след, в кабинете пахнуло гарью.

— Эй, полегче. Кажется, не одному мне нужен фамильяр.

— Фамильяры — для богачей. А я по старинке, лучше снесу башку какому-нибудь уроду. Так что, теперь у меня достаточно ясный мотив? — но руку со стола Калеб всё же убрал, тяжело дыша от злости.

— Теперь у меня дохуя вопросов к Торну, и я точно намерен их задать, — Элай мысленно вписал в ближайшие дни помимо визита в академию разговор с оборзевшим министром, в чьём доме пропадают слуги. — А ты можешь идти. Только не пытайся больше следить за домом этого мудилы, ладно? Иначе нарвёшься на большие неприятности.

— С чего ты взял, что я за ним слежу?

— С того, что знаешь, с кем Торн распивает чай. Вали уже, и скажи Винду, что я велел тебя помиловать, — Элай вздохнул, представив неудовольствие командующего, но казнить такой ценный кадр точно было глупо.

Калеб нахмурился — он явно не ожидал отделаться так легко. Медленно поднявшись со стула, смерил Элая недоверчивым взглядом:

— И типа всё? Ты узнал, что тот придурок меня выбесил словами о Рами, и я оправдан?


— Мне передумать? — вопросительно задрал бровь Элай, но Калеб спешно попятился к двери, давя хитрую улыбку:

— Не-не. Просто ты совсем не такой, как о тебе говорят. Я слышал какую-то жуть про выжженный до воронки в земле Айгден…

— Вали уже, Делавер, — сдавленно хохотнул Элай этому недоумению на его лице. И когда тот взялся за ручку двери, всё же решился спросить: — Почему ты тогда меня не испугался?

— Когда мне было шесть, на нас с сестрой рухнула крыша собственного дома и оторвала мне руку. С тех пор я разучился пугаться, наследничек, — фыркнул напоследок Калеб и удалился из кабинета, тихо скрипнув дверью.

Наследничек. За сто тридцать лет так его мог назвать только один человек, и Элай невольно дотронулся до ремешков на запястье.





***


День вышел долгим и сложным. Вернувшись домой из корпуса тета-пять лишь к закату, Элай попросил Уолта наполнить ванну, и теперь с удовольствием отмокал, стирая с тела сажу и вытряхивая песок из волос. Учения вышли бурными: солдатам пришлось долго объяснять, почему тактика Калеба выигрывала по сравнению с любой магией. И демонстрировать способы вырубить противника таким же изощрённым путём.

Новости о Торне и его тёмных делишках заставили задуматься. Отец и без того зол, чтобы сейчас тащиться к министру с обысками или обвинениями — нет, тут нужно действовать не настолько в лоб. Но и сделать вид доброго гостя тоже не выйдет. Кому, как не приближённым Альбара, знать, насколько Элай на самом деле их всех ненавидит. Хайдена нужно задобрить, усыпить бдительность. И допросить кого-то из штата прислуги, а не его самого.

Он и сам не знал, почему так хотелось помочь Калебу найти его сестру. Это не было взыгравшим чувством справедливости, скорее, новый знакомый невольно сумел расположить к себе своей наглостью. А ещё внутри дёргалась интуиция: дело Торна пахло очень дурно, хуже парфюма его необъятной жёнушки. Не пропадают маги просто так. И не сговариваются два министра ради покрытия какого-то пустяка грязными слухами.

Тёплая вода приятно вытягивала усталость из мышц, и Элай прикрыл глаза, откидывая голову на бортик ванны. В висках уже долбило от размышлений, и он мысленно потянулся по нитке связи к Анни. Судя по ощущениям, она была в его кабинете — утром за завтраком он разрешил ей привести в порядок царивший там бардак, раз ей так хотелось быть полезной.

Проведя полдня вдали от неё, Элай с удивлением понял, как скучал. По васильковым глазам и этому невинному трепету, по румянцу и запаху лаванды. Вкус её губ до сих пор вспоминался как нечто абсолютно волшебное, цветочно-вишнёвое. Да, сам факт того, что ему хотелось снова ощутить это тельце в своих руках — уже извращение. Но возможно, именно запреты делали Анни в его глазах ещё более желанной. Для наследника никогда не было ничего, чего нельзя добиться. Эйфири же стала глотком свежего летнего ветра после душного одиночества длиной в восемь лет. От мысли о её улыбке, когда она признала кофе вкусным напитком, у Элая остро кольнуло под рёбрами.

— Ты хотел меня видеть? — раздался за спиной негромкий голос, эхом отдавший в стены ванной комнаты.

Он открыл глаза, рассеянно моргнул. Уснул, ему мерещится? Нет, Анни и впрямь пришла, когда он о ней подумал.

— Я не звал, — Элай сел с тихим плеском мыльной воды. — Но рад, что ты здесь.

— Я просто ощутила… не знаю, как называется это чувство. По вкусу как вишня, — она неслышно прошла вперёд, при этом старательно не поворачивая голову в его сторону. Лишь тихо зашуршала скромная тёмно-синяя юбка.

— Мои эмоции для тебя всегда имеют вкус?

— Всегда. Чем приятней эмоция, тем вкусней. Для поддержания жизни питаться можно хоть чем. Но даже ты предпочтёшь хорошо приготовленный обед углям, — Анни вздохнула, опустив взгляд в пол. — Сейчас тебе любопытно. И мне тоже интересно кое-что узнать, раз ты не хочешь ограничиваться положениями мага и фамильяра.

— Любой вопрос, Анни. Только будь добра, подай мыло, — хитро усмехнувшись тому, как дрогнули её плечи, попросил Элай.

Ему отчаянно был нужен её взгляд. То, как она на него смотрела, вызывало до дрожи приятное ощущение. Будто его уже три раза раздели и трахнули. Это не был взгляд невинной девочки. И пусть для неё все подобные желания — дикость, но они прекрасно отражались в синеве глаз.

Анни несмело прошла вперёд, к полке с мыльными принадлежностями. Взяв один из брусков, она развернулась к Элаю и вновь, пытаясь смотреть только себе под ноги, подошла к краю ванны, протянув ему мыло.

— Ты же хочешь посмотреть. Не отказывай себе ни в чём, — не спеша принимать брусок, он поднял руку и прошёлся влажными пальцами по собственному клейму на её запястье. Быстро зажило. Теперь это лишь бледный выпуклый шрам. И нитка внутри, по которой Анни не могла не ощутить, как ему нравилось касаться этой поблёскивающей прохладной кожи.

Она подняла взгляд, заливаясь очаровательным румянцем. Глубоко вдохнула, и мыло выскользнуло из её руки куда-то на дно ванны. Лежащие на груди косы задрожали, и Элай чётко ощутил, как васильковые глаза прошлись по каждой мышце его напрягшегося тела, будто погладили, будто лизнули на вкус.

Нет, она не человек, не невинная девочка. Биология её тела вообще не предполагала таких терминов. Она просто ещё не знает, на что способна. Да и он тоже. Сжав её запястье крепче, Элай решительно дёрнул Анни на себя, а затем обхватил за талию и одним махом перекинул через край ванны. Она громко вскрикнула, плюхнула на пол лишняя вода.

— Что… что ты делаешь?! — тяжело дыша, выдавила Анни, но вырваться из его хватки не пыталась. Одежда вымокла моментально, и через промокшую белую блузку Элай мог видеть очертания её полной груди.

— Не отказываю себе в желаниях собственных, — с улыбкой смотрел он на её смущение, усаживая Анни себе на колени. От контакта податливо разведённых бёдер с его кожей по шее прошла сетка лавы, и пришлось тихо попросить: — Помогай. Иначе могу обжечь даже через воду.

Её зрачки по-кошачьи сузились, в синеве глаз мелькнула знакомая желтизна. И только тогда Элай обрушился на эти маняще приоткрытые губы, вжимая в себя хрупкое тело. На этот раз Анни ответила сразу, пусть робко, пусть неумело — и это заводило даже больше. Он чувствовал себя первооткрывателем, покоряющим новый континент. Пробравшимся в ёбаный вишнёвый сад вором, крадущим каждый судорожный вздох этой робкой девочки, так несмело положившей ладони ему на плечи.

Изнутри пекло всё сильней, и он не знал, как с этим бороться. Руки сами приподняли юбку, скользили по шелковистым бёдрам, но страх снова обжечь не давал полной свободы касаний, остающихся как можно более нежными. Возможно, именно поэтому связь между разными видами была противоестественна, потому что если позволить себе больше, то можно оставить от малышки лишь пепел.

А как хотелось сжать крепче, кусать, иметь её так, чтобы она кричала от удовольствия. Есть эту вишню горстями.

Пытаясь не утонуть в фантазиях, Элай скользнул губами к её шее, пробуя кожу. Анни резко втянула воздух, и он ощутил, как в плечи впились её ногти. Девочка с характером и темпераментом, который просто никто не потрудился раскрыть. Ладонь протиснулась к внутренней стороне бедра, под край белья, и Анни сама непроизвольно дёрнулась навстречу его руке.

— Так какой у тебя был вопрос? — проложив путь губами к её уху, прошептал Элай. Что угодно, лишь бы не дуреть от её отзывчивости, от которой можно кончить прямо сейчас. Вода вокруг нагрелась от его тела, разнося по комнате горячий пар с запахом лаванды.

— Ах… я просто… неважно.

— Важно, — мимолётно прикусив мочку её уха, потребовал он ответ. Пальцы всё же протиснулись под ткань льняных шорт, осторожно знакомясь с телом волшебного создания. Мокрая. Настолько, что хотелось зарычать, а кровь закипела, и пришлось зажмуриться, лишь бы хоть немного контролировать этот жар. Не сжечь. Только не сжечь.

— Господин Альбар… назвал меня твоим развлечением, — с трудом выдавила Анни. — Элай… что ты делаешь, я же… не…

Она тихо простонала, потому как его пальцы накрыли пульсирующую точку между ног, слегка надавливая, изучая. Нет, такой потрясающей малышки у него точно ещё не было — одним стоном превращающей мир в рябящую радугу и сверкающую пыльцу. Элай мягко укусил вену на её шее, пропитываясь вкусом запретного плода. Самого сладкого.

— Ты — женщина, Анни. И, если сама пожелаешь — моя женщина. А отец может нести всё, что угодно, — жарко зашептал он ей на ухо, ловя ответные мурашки. — Я хочу тебя. А ты… явно разделяешь это. И к драконам всех.