Тринадцатая Мара

И да, он обнимет её сегодня, ему это нужно. Ему этого хочется.





* * *


Мариза

Я не хотела, чтобы он пришел. И хотела. Конечно, нет, конечно, НЕТ, но совсем чуть-чуть да.

Собственноручно выдраила полы в кофейне, удивив Кьяру, приняла выпечку, заполнила накладные, заменила зерна в машине. Выдохнула.

— Ты нервничаешь, — подруга смотрела на меня внимательно, со смешком и завуалированной серьезностью.

— Чуть-чуть.

— Ты нервничаешь так, что воздух колышется, как марево. В чем дело?

— Наверное, не хочу сегодня встречаться кое с кем.

— С кем?

Я пожевала губу, и брови Кьяры вопросительно приподнялись:

— Опять та самая «долгая история»?

— Опять она.

«Что я такого пропустила?» — Кьяра покачала светловолосой головой.

Я действительно нервничала и сильно, почему-то никак не могла успокоиться. Посмотрела на выпечку, размышляя о том, какой вкус сейчас помог бы мне немного расслабиться, но не успела решить: звякнул дверной колокольчик.

Он всегда делал это со мной — своим появлением лишал на секунду воздуха. В зале, когда в двери вошел Сидд, посетителей не было — слишком рано, к тому же общегородской субботник, наплыв людей случится сразу после него и, значит, ближе к обеду.

Всегда собранный, стильный, всегда фонящий сдержанной мощью — глядя на него, напряглась даже Кьяра. Рубашка голубая, идеально отглаженная, брюки «с иголочки», пальто выглядит так, будто его только что сняли с плечиков в дорогом магазине. Модельная стрижка, от щетины почти нет следа. И запах парфюма — тот самый, сносящий башню, — как только Сидд приблизился.

— Доброе утро, Инквизитор, — произнесла я ровно, чуть насмешливо.

Кажется, у Кьяры на затылке встали волосы. От наших взглядов друг на друга, от нашего взаимного с посетителем напряжения. Между мной и тем, кто стоял по ту сторону прилавка, выгибалась невидимая электрическая дуга.

— Кофе?

— Не поможет, — ответил он ровно.

— Я сварю самый лучший.

— Пойдем, выйдем.

— Эй, мистер…

Я впервые видела, чтобы Кьяра напряглась настолько, что готова была впасть в «боевой» режим. Конечно, «боевой» режим белой мары — это, скорее, защита. Кьяра желала окружить меня силовым полем, не дать в обиду, укрыть от потенциального обидчика, в поведении которого ощущала угрозу.

— Все хорошо, — я бросила на неё короткий взгляд. — Мы знакомы.

— Ты… уверена?

«Что хочешь с ним выйти?»

Я кивнула — все будет нормально. И услышала, как частит от беспокойства её сердце.

Он, как всегда, шел к выходу впереди, я следом. Совсем как тогда, как коза на поводке.

«Нет, чтобы как джентльмен, — подумалось мне с досадой, — пропустил бы вперед, открыл бы дверь».

Но Аркейн — это Аркейн.

Очень ярко светило солнце. Когда оно так высоко, когда еще нет одиннадцати, солнечный свет режет мир на части, делит его на слепящие оттенки и черные тени. Я не любила бывать на улице до обеда, но Сидд не поинтересовался, во сколько ему было лучше посетить кофейню.

Теперь он стоял напротив, и что-то в его взгляде сдерживало во мне все едкие фразы, которые хотелось недавно бросить ему в спину. Глубокий взгляд, а в нем затаенная печаль. Она заставляла мои руки опускаться быстрее всякого заклятия.

— Что тебе от меня нужно? — спросила я спокойно, но прохладно.


— Я пришел за тем, о чем сказал вчера.

— Обнять меня?

— Да. Обнять тебя.

— Хочешь убедиться в том, что я живая?

— И это тоже.

— А еще что?

Молчание.

— Пока этого будет достаточно.

Все внутри меня отторгало физический с ним контакт. Что-то странное всплывало на поверхность, что-то очень болезненное, и я не сразу уловила причины моей мрачности, возникающей рядом с ним. Память. Конечно же. Этот человек очень плохо относился ко мне в прошлом, он меня мучил, он заставлял меня страдать. И если тогда, ощущая себя виноватой, я принимала все его действия, как «правильные» в отношении себя, то теперь виноватой я больше не была. А память о страдании сохранилась. И теперь, черт возьми, те действия ощущались мной незаслуженными.

— Я не хочу тебя обнимать.

— Я знаю.

— Но ты ведь не уйдешь, так?

«Ты меня заставишь? Если примешься давить, получишь удар».

— Я не уйду.

Нечто каменное в его глазах; у меня же раздрай до самой печени. Я раздраженно покачала головой — хорошо, пусть это случится один раз, а после он катится на все четыре стороны.

— Только… быстро.

— Тридцать секунд. Выдержи мои объятия тридцать секунд.

— Слишком долго.

— Ты сильнее этого.

— Сильнее чего? — почему-то он умел меня бесить даже теперь.

— Сильнее собственного страха.

— Во мне нет страха!

Наверное, он все-таки был, а Инквизитор раскинул руки в стороны — «иди сюда, докажи это». Я шагнула вперед лишь из ослиного упорства, не желая выказывать ни малейшей слабости.

На нас, стоя по ту сторону стекла, смотрела непривычно бледная Кьяра.

Мгновение — и вокруг меня вместе с его руками сомкнулась его аура. Аура силы, спокойствия, стабильности — это сначала. А после шибанул ужас пережитой рядом с этим человеком боли.

— Отпусти… — я дернулась. К черту обещание пробыть вот так, обернутой его руками, полминуты.

— Нет, Мариза. — Мягкий голос, тотальное нежелание Аркейна разжимать руки. — Еще двадцать пять секунд. Просто… будь.

Он, кажется, выдыхал от облегчения, от моей близости. Во мне же росло противодействие. Этот человек заставил меня воткнуть в руку вилку, он ударил меня затылком о стену, когда поднял за шею. Все случилось слишком недавно, и тот ужас во мне еще жив.

— Отпусти!

— Нет. Двадцать секунд. Попробуй расслабиться.

— Расслабиться? — прорычала я, уткнутая носом в его пальто. И вдруг поняла, что начинаю злиться по-настоящему. Растет внутри черный вихрь ненависти — собственная былая беспомощность ударила в башку ядовитой черной смесью. — Отпусти меня. Или я ударю…

Я действительно могла, я это чувствовала. Нельзя обижать девчонку, когда она не может ответить тебе. Это нечестно, неправильно!

— Ударяй.

Злость усилилась, налилась оттенком гнева.

— Хочешь, чтобы зазвенели, вываливаясь, в соседних домах стекла?

Только он, только этот человек был способен провоцировать во мне столь глухую ярость.

— Пятнадцать секунд. Мое поле поглотит любой твой удар, бей.