Тринадцатая Мара
Часть 28 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Захотелось извиниться — я не знала его чувства раньше, некая часть меня опустилась на внутренний стул, оглушенная. Хотелось хоть чуть-чуть загладить свою вину за неуместный сарказм, за глупую шутку, смягчить впечатление.
— Так, наверное, было нужно. Чтобы я ушла в смерть, предварительно приняв все, что смогла. И Алтарь повернул время вспять, дал мне второй шанс. Тебе, ей…
Я кивнула на окно ресторана, на ничего не подозревавшую улыбчивую Лиру.
Мы молчали долго. В течение этой паузы я видела себя глазами Сидда — холодеющую, с небьющимся сердцем. Жалкое зрелище, от него до сих пор веяло бесконечной скорбью.
— Спасибо, — произнес он после тишины.
Я же просто любовалась им — высоким, красивым, бесконечно сильным. Уже не выжженным, не пустым изнутри, каким он был тогда, когда мы встретились впервые.
Что ответить? Пожалуйста? Вместо слов я просто кивнула — мол, что было, то было. Хорошо, что все окончилось достойно.
А его взгляд глубокий, непонятный, его взгляд так и не потерял способность погружать меня в иной мир, заставлять биться в нем птичкой в сетях, бояться неизвестности, но желать доверять.
Что ж, мы увиделись, объяснились. Пора прощаться, иначе я вновь начну думать о том, о чем мне думать не стоит. Каждая секунда все сильнее напоминает об образовавшейся между нами связи, а её не стоит углублять, не в этот раз.
— Мне пора.
— Еще нет.
Странный тон. Нечитаемый, как теплый приказ, как не очень мягкая просьба.
— Тебя ждут там… Твоя… девушка.
— Эта девушка — моя сестра.
Я осторожно втянула воздух, выпустила наружу.
— Пусть… так.
— Я хочу тебя обнять.
Эта фраза заглушила звуки остального мира, она тронула там, где мое нутро осталось мягким. Но я лишь покачала головой.
— Не стоит.
Немой вопрос в глазах напротив.
— Все еще боишься меня?
— Боюсь? — я усмехнулась. — Я отбоялась в прошлой жизни.
— Тогда почему?
Я молчала долго, прежде чем добавить:
— Помнишь, ты спросил меня, в каждом ли воплощении я косячу так, что все заканчивается трагедией?
Почему мы всегда говорили о том, что задевало меня за живое?
— Помню.
— Так вот в этот раз будет иначе. Мы с тобой… пойдем разными путями. Без трудностей, без горя и моих «косяков».
Оказывается, я забыла, каким тяжелым может быть Инквизиторское молчание.
— Тогда для чего ты сейчас здесь?
Хороший вопрос. В яблочко, в самое сердце.
Пришлось улыбнуться легко, пришлось натянуть почти безразличную маску.
— Просто хотела убедиться, что у тебя… все хорошо.
— Ты лжешь.
Он говорил, и иногда казалось, что его слова припечатывают тебя сургучом.
— Я теперь это могу, знаешь? — И я показала ему сначала белую руну, потом черную. — Могу говорить правду, могу врать… Я приняла себя любой.
— Я видел, как они загорелись на тебе мертвой.
И опять застывший пепел горя в его тоне, но от темы Сидд мне уйти не позволил.
— Если можешь позволить себе все, почему боишься того, что я подойду ближе?
Во мне начинали бушевать эмоции, принялся подниматься со дна целый океанский пласт. Не стоило нам будить лихо.
— Любой наш контакт оканчивается искрами. А я, хоть и стала Равновесной, буду еще долго учиться стабильности.
«Ты же самая моя большая нестабильность».
— Прощай, Сидд.
Я приняла решение, я должна ему следовать.
И вдруг налился свинцом стоящий за моей спиной человек — о-о-о, оказывается, я забыла, каким невыносимо дерзким он становится, показывая свою несогласную мужскую брутальность. Возбуждающим.
— Стой.
Это слово сковало меня, собирающуюся сделать шаг прочь, проникло в мои вены ядом, лишило способности двигаться.
— Не в этот раз, Инквизитор.
У меня теперь совсем иное могущество, и я не обесточена. Я легко повела плечами, будто стряхнула с них меховую накидку, — чужое наваждение развалилось, соскользнуло с меня прочь. Надо отдать должное, приказ Сидд отдал слабенький, он мог многократно сильнее напитать его волей. Но пока делать этого не стал.
— Теперь тебе легко не будет. — Сообщила я, уходя. Я больше не «маленькая мара», и, если он захочет меня скрутить, получит бой.
— Я приду завтра, — бросили мне напоследок.
— Не стоит.
Мне бесконечно сильно хотелось обернуться, потому что все мои фибры заявляли о том, что спину мне жжет не только взгляд Аркейна, но и его улыбка. Едва приподнятые уголки губ, новый, незнакомый мне взгляд и странная решимость Инквизитора свои «объятия» воплотить в жизнь.
«Не бывать этому», — чертил ему в лицо провожающий меня воздух. И скручивался пожухшими потоками, натыкаясь на сталь ответа: «Ты плохо меня знаешь».
Глава 18
Сидд
Он стоял, опершись руками на мраморную стойку вокруг раковины, смотрел на себя обнаженного, обмотанного лишь полотенцем на бедрах. Утро нового дня, а Сидд все еще не мог впитать правдивость изменившейся реальности — жизнь откатилась в прошлое. Вчера это ударило по нему так сильно, что едва не раскололось нутро. Он слишком хорошо помнил, как держал в своих руках остывшие пальцы Маризы, а вокруг царил хаос, вокруг рушился мир… Спустя мгновение — вечность — он обнаружил себя сидящим в кресле собственной квартиры. Вокруг тишина; мир обрел прежнюю стабильность. И Аркейн не был в силах понять, что из пережитого являлось сном, а что — явью. Несколько минут он честно верил, что рехнулся, что от эмоциональных потрясений у него двинулась «крыша» — сначала Лира, потом Мариза…
Он перестал дышать, когда обнаружил на столе новую, непрочитанную еще газету, датированную днем, «когда все еще было хорошо». Помнится, подумал, что просто забыл о ней, а еще о том, что судьба, кажется, сыграла с ним непонятную, но очень злую шутку.
А после позвонила Лира.
Лира живая, Лира настоящая, и он охрип у телефона. Спросил её, как идиот, о том, какой сегодня день, месяц, год — она рассмеялась на том конце, назвала «газетную» дату, спросила, не забыл ли он об ужине? Поинтересовалась, все ли с ним хорошо. Сидд ответил положительно, радуясь, что она не видит побелевшие от напряжения пальцы, сжавшие край тумбы.
Ему тогда хотелось опуститься на ковер, ему — крепкому и сильному мужику — впервые было плохо.
А сегодня медленно становилось хорошо. Точнее, процесс начался вчера, когда он увидел живую Маризу.
Весь вечер в ресторане, где он молчал и выглядел мрачнее обычного, хоть и пытался поддерживать диалог, убеждая себя в реальности живой сестры, Аркейн крутил в голове тяжелые мысли. Если он непостижимым образом попал в прошлое, если разрушение еще не произошло, ему следовало отыскать маленькую мару. Невзирая на её возможные протесты или недоверие, убедить в том, что с Мэйсоном связываться нельзя, что все это повлечет за собой страшные последствия. Он должен был рассказать ей про сумасшедший, гнилой по сути, но рабочий план Тании, про то, что манипуляции черной ведьмы будут успешными… И отправился бы на поиски сразу после ужина, но мара отыскала его сама.
И насколько сильным было его потрясение после переброса «назад», настолько же сильным показалось облегчение, когда он понял, что Мариза все помнит, когда она объяснила ему про «исправленную ошибку» и Алтарь.
Он хотел её обнять. Ему нужно было её обнять, чтобы ощутить тепло её тела, убедиться в том, что оно больше не холодное, как тогда.
Прошло пять минут с того момента, как Сидд закончил чистить зубы, но он все стоял в ванной у зеркала, все думал, все вспоминал.
«Все настоящее. Все хорошо. Более не нужно ничего исправлять, бороться, налаживать. Все живы».
Мариза кивнула на его «спасибо», и она не хотела продолжения общения — он её не винил. В её словах о том, чтобы далее двигаться разными путями, была логика, однако именно теперь она по непонятной причине Аркейну не заходила. Да, теперь маленькая мара изменилась, вернулся в её глаза былой азарт, желание жить и жить на полную. Но осталась в них и боль — боль той жизни, из которой они вынырнули. Не желая его касаться, Мариза без слов сообщила о том, что она помнит жестокость Аркейна, его злость, его удары, сыпавшиеся на неё в прошлом один за другим. Он ломал её тогда намеренно, он не мог иначе, а теперь не мог оставить этот факт, как есть, — он желал исправления. Черт возьми, кажется, он просто искал предлог для встречи…
В зеркале отражался мужик — сильный, мускулистый и нахмуренный. По его груди, по широкой «провисшей», как бусы, дуге, шла вязь из сложных инквизиторских рун — «она никогда её не видела». Он собрал последовательность сам, базируясь на информации из древних свитков. Сам проявил их на теле, сам активировал, став многократно сильнее.
И сейчас он думал о том, что наденет на встречу.
Усмехнулся, когда понял, какой невообразимый кульбит совершило его сознание — он всегда ненавидел мар и не желал к ним приближаться. А сейчас хотел одну из них впечатлить внешним видом. Не они ли шли бок о бок по Топи грязные, усталые, до самой макушки запыленные? Они видели самые темные стороны друг друга, они проскребли друг друга до самого дна взаимной ненавистью, а сейчас он желал произвести впечатление на Маризу?
Все так.
— Так, наверное, было нужно. Чтобы я ушла в смерть, предварительно приняв все, что смогла. И Алтарь повернул время вспять, дал мне второй шанс. Тебе, ей…
Я кивнула на окно ресторана, на ничего не подозревавшую улыбчивую Лиру.
Мы молчали долго. В течение этой паузы я видела себя глазами Сидда — холодеющую, с небьющимся сердцем. Жалкое зрелище, от него до сих пор веяло бесконечной скорбью.
— Спасибо, — произнес он после тишины.
Я же просто любовалась им — высоким, красивым, бесконечно сильным. Уже не выжженным, не пустым изнутри, каким он был тогда, когда мы встретились впервые.
Что ответить? Пожалуйста? Вместо слов я просто кивнула — мол, что было, то было. Хорошо, что все окончилось достойно.
А его взгляд глубокий, непонятный, его взгляд так и не потерял способность погружать меня в иной мир, заставлять биться в нем птичкой в сетях, бояться неизвестности, но желать доверять.
Что ж, мы увиделись, объяснились. Пора прощаться, иначе я вновь начну думать о том, о чем мне думать не стоит. Каждая секунда все сильнее напоминает об образовавшейся между нами связи, а её не стоит углублять, не в этот раз.
— Мне пора.
— Еще нет.
Странный тон. Нечитаемый, как теплый приказ, как не очень мягкая просьба.
— Тебя ждут там… Твоя… девушка.
— Эта девушка — моя сестра.
Я осторожно втянула воздух, выпустила наружу.
— Пусть… так.
— Я хочу тебя обнять.
Эта фраза заглушила звуки остального мира, она тронула там, где мое нутро осталось мягким. Но я лишь покачала головой.
— Не стоит.
Немой вопрос в глазах напротив.
— Все еще боишься меня?
— Боюсь? — я усмехнулась. — Я отбоялась в прошлой жизни.
— Тогда почему?
Я молчала долго, прежде чем добавить:
— Помнишь, ты спросил меня, в каждом ли воплощении я косячу так, что все заканчивается трагедией?
Почему мы всегда говорили о том, что задевало меня за живое?
— Помню.
— Так вот в этот раз будет иначе. Мы с тобой… пойдем разными путями. Без трудностей, без горя и моих «косяков».
Оказывается, я забыла, каким тяжелым может быть Инквизиторское молчание.
— Тогда для чего ты сейчас здесь?
Хороший вопрос. В яблочко, в самое сердце.
Пришлось улыбнуться легко, пришлось натянуть почти безразличную маску.
— Просто хотела убедиться, что у тебя… все хорошо.
— Ты лжешь.
Он говорил, и иногда казалось, что его слова припечатывают тебя сургучом.
— Я теперь это могу, знаешь? — И я показала ему сначала белую руну, потом черную. — Могу говорить правду, могу врать… Я приняла себя любой.
— Я видел, как они загорелись на тебе мертвой.
И опять застывший пепел горя в его тоне, но от темы Сидд мне уйти не позволил.
— Если можешь позволить себе все, почему боишься того, что я подойду ближе?
Во мне начинали бушевать эмоции, принялся подниматься со дна целый океанский пласт. Не стоило нам будить лихо.
— Любой наш контакт оканчивается искрами. А я, хоть и стала Равновесной, буду еще долго учиться стабильности.
«Ты же самая моя большая нестабильность».
— Прощай, Сидд.
Я приняла решение, я должна ему следовать.
И вдруг налился свинцом стоящий за моей спиной человек — о-о-о, оказывается, я забыла, каким невыносимо дерзким он становится, показывая свою несогласную мужскую брутальность. Возбуждающим.
— Стой.
Это слово сковало меня, собирающуюся сделать шаг прочь, проникло в мои вены ядом, лишило способности двигаться.
— Не в этот раз, Инквизитор.
У меня теперь совсем иное могущество, и я не обесточена. Я легко повела плечами, будто стряхнула с них меховую накидку, — чужое наваждение развалилось, соскользнуло с меня прочь. Надо отдать должное, приказ Сидд отдал слабенький, он мог многократно сильнее напитать его волей. Но пока делать этого не стал.
— Теперь тебе легко не будет. — Сообщила я, уходя. Я больше не «маленькая мара», и, если он захочет меня скрутить, получит бой.
— Я приду завтра, — бросили мне напоследок.
— Не стоит.
Мне бесконечно сильно хотелось обернуться, потому что все мои фибры заявляли о том, что спину мне жжет не только взгляд Аркейна, но и его улыбка. Едва приподнятые уголки губ, новый, незнакомый мне взгляд и странная решимость Инквизитора свои «объятия» воплотить в жизнь.
«Не бывать этому», — чертил ему в лицо провожающий меня воздух. И скручивался пожухшими потоками, натыкаясь на сталь ответа: «Ты плохо меня знаешь».
Глава 18
Сидд
Он стоял, опершись руками на мраморную стойку вокруг раковины, смотрел на себя обнаженного, обмотанного лишь полотенцем на бедрах. Утро нового дня, а Сидд все еще не мог впитать правдивость изменившейся реальности — жизнь откатилась в прошлое. Вчера это ударило по нему так сильно, что едва не раскололось нутро. Он слишком хорошо помнил, как держал в своих руках остывшие пальцы Маризы, а вокруг царил хаос, вокруг рушился мир… Спустя мгновение — вечность — он обнаружил себя сидящим в кресле собственной квартиры. Вокруг тишина; мир обрел прежнюю стабильность. И Аркейн не был в силах понять, что из пережитого являлось сном, а что — явью. Несколько минут он честно верил, что рехнулся, что от эмоциональных потрясений у него двинулась «крыша» — сначала Лира, потом Мариза…
Он перестал дышать, когда обнаружил на столе новую, непрочитанную еще газету, датированную днем, «когда все еще было хорошо». Помнится, подумал, что просто забыл о ней, а еще о том, что судьба, кажется, сыграла с ним непонятную, но очень злую шутку.
А после позвонила Лира.
Лира живая, Лира настоящая, и он охрип у телефона. Спросил её, как идиот, о том, какой сегодня день, месяц, год — она рассмеялась на том конце, назвала «газетную» дату, спросила, не забыл ли он об ужине? Поинтересовалась, все ли с ним хорошо. Сидд ответил положительно, радуясь, что она не видит побелевшие от напряжения пальцы, сжавшие край тумбы.
Ему тогда хотелось опуститься на ковер, ему — крепкому и сильному мужику — впервые было плохо.
А сегодня медленно становилось хорошо. Точнее, процесс начался вчера, когда он увидел живую Маризу.
Весь вечер в ресторане, где он молчал и выглядел мрачнее обычного, хоть и пытался поддерживать диалог, убеждая себя в реальности живой сестры, Аркейн крутил в голове тяжелые мысли. Если он непостижимым образом попал в прошлое, если разрушение еще не произошло, ему следовало отыскать маленькую мару. Невзирая на её возможные протесты или недоверие, убедить в том, что с Мэйсоном связываться нельзя, что все это повлечет за собой страшные последствия. Он должен был рассказать ей про сумасшедший, гнилой по сути, но рабочий план Тании, про то, что манипуляции черной ведьмы будут успешными… И отправился бы на поиски сразу после ужина, но мара отыскала его сама.
И насколько сильным было его потрясение после переброса «назад», настолько же сильным показалось облегчение, когда он понял, что Мариза все помнит, когда она объяснила ему про «исправленную ошибку» и Алтарь.
Он хотел её обнять. Ему нужно было её обнять, чтобы ощутить тепло её тела, убедиться в том, что оно больше не холодное, как тогда.
Прошло пять минут с того момента, как Сидд закончил чистить зубы, но он все стоял в ванной у зеркала, все думал, все вспоминал.
«Все настоящее. Все хорошо. Более не нужно ничего исправлять, бороться, налаживать. Все живы».
Мариза кивнула на его «спасибо», и она не хотела продолжения общения — он её не винил. В её словах о том, чтобы далее двигаться разными путями, была логика, однако именно теперь она по непонятной причине Аркейну не заходила. Да, теперь маленькая мара изменилась, вернулся в её глаза былой азарт, желание жить и жить на полную. Но осталась в них и боль — боль той жизни, из которой они вынырнули. Не желая его касаться, Мариза без слов сообщила о том, что она помнит жестокость Аркейна, его злость, его удары, сыпавшиеся на неё в прошлом один за другим. Он ломал её тогда намеренно, он не мог иначе, а теперь не мог оставить этот факт, как есть, — он желал исправления. Черт возьми, кажется, он просто искал предлог для встречи…
В зеркале отражался мужик — сильный, мускулистый и нахмуренный. По его груди, по широкой «провисшей», как бусы, дуге, шла вязь из сложных инквизиторских рун — «она никогда её не видела». Он собрал последовательность сам, базируясь на информации из древних свитков. Сам проявил их на теле, сам активировал, став многократно сильнее.
И сейчас он думал о том, что наденет на встречу.
Усмехнулся, когда понял, какой невообразимый кульбит совершило его сознание — он всегда ненавидел мар и не желал к ним приближаться. А сейчас хотел одну из них впечатлить внешним видом. Не они ли шли бок о бок по Топи грязные, усталые, до самой макушки запыленные? Они видели самые темные стороны друг друга, они проскребли друг друга до самого дна взаимной ненавистью, а сейчас он желал произвести впечатление на Маризу?
Все так.