Тринадцатая Мара

Опять не смогла выдержать прямой взгляд.

— Я хочу, чтобы ты нашла его. Мэйсона.

«Значит, не смог сам?»

— Каким образом?

— Таким же, каким отыскала меня. У вас, мар, … свои штучки.

Еще немного, и я привыкну к плевкам в лицо, звучащим в обычных, казалось бы, словах. Возможно, даже перестану быть к ним столь чувствительной. На этот раз мне пришлось взглянуть на него прямо, и сразу же зацепил стальной взгляд. Зацепил и подвесил, напоминая о том, что любое мое трепыхание есть лишь иллюзия оставшейся силы, что и это может уйти.

— Ты «обесточил» меня, помнишь? Поиск происходит с изнанки, только чтобы нырнуть туда… — «требуется огромный запас энергии» — вместо продолжения фразы я скрипнула зубами. — След Томаса я возьму, конечно…

— Делай.

Одновременно с этим приказом Инквизитор положил руку на мое запястье, и место это опалило холодным жаром — иначе не описать. Меня запитали три солнца — так мне показалось. Сила — своя и чужая — хлынула в меня в два потока, ударила сначала, как вода по стенкам пустого таза, с гулом и грохотом, после взвилась до самой макушки. Я втянула воздух судорожно, пошатнулась — и поняла, что я скучала по этому ощущению наполненности, скучала отчаянно, жадно, как наркоман, что сейчас я могу сделать, что угодно, повертеть земной шар на кончике пальца, если захочу. Чувствуя себя ошарашенной и под кайфом, я на автомате приложила пальцы к лицу, ощущая, как мгновенно исчезают шрамы от чужих ногтей, как растворяется на шее след от удушья. Мне бы еще минуту, и я залечила бы ребра, я бы…

— Если ты сейчас не перейдешь к поставленной задаче, у тебя появятся новые ссадины.

Голос меня отрезвил. Напомнил, что здесь и к чему, заставил почувствовать жжение в том месте, где Инквизитор касался. Да, точно, Томас… Нужно прыгнуть на изнанку. Но, черт, как же хорошо вновь ощутить себя «могущей».

Я нырнула на обратную сторону, как в прохладную озерную воду. С наслаждением. Замедлилась, ощутила привычную плотность и зябкость изнанки, какое-то время рассматривала на ней Сидда — снова очень хилого, апатичного и безучастного. Напомнила себе о том, что, если сейчас оригинальная его копия уберет с моего запястья руку, оборотная сторона выплюнет меня наружу, как кусок блевотины. И я ничего не успею.

Конечно же, я соткала ракету. Не боевую, «пустышку», но ракета эта, зная цель, обязательно найдет своего врага. И моя ненависть будет указкой. Она выглядела, как сверкающая боеголовка с продольным узким телом и треугольным концом. Она была злой, она была очень меткой.

«Томас», — шепнула я, активируя запал, и изнанка отдалилась от меня так, будто я взлетела в прыжке на километр. Внизу облака, внизу плотная серая пелена — не видно ни домов, ни людей, ни дорог. Лишь горит красным глаз боеголовки, лишь ищет цель внутренний сканер.

А после ракета рванула вниз. Одновременно с этим провернулся глобус — сдвинулся облачный пласт, — и след ушел в ватный слой. Я за ним.

Вынырнули мы обе над лесом, над густой и черной чащей — нехорошей, чумной, — и спустя секунду я разглядела крышу одиноко стоящего на поляне дома — большого, в три этажа, кажется, заброшенного. Ракета устремилась вниз, и, вместо взрыва, который должен был последовать при касании заговоренного металла о черепицу, наваждение рассыпалось.

Что ж, цель найдена.

Я вынырнула с изнанки, как со дна, с шумным вдохом. Открыла глаза, отпустила обратную сторону, уплотнилась в яви. Сбоку — шум кофемолки: оказывается, пока я «гуляла», в кафе вошел посетитель; рука Инквизитора все еще на моей, коже под ней жарко.

— Я… нашла, — выдохнула шумно. — Он…

— Адрес.

Как ни странно, я сама стряхнула его руку со своей, потому что потекло внутрь чужое напряжение. Еще секунда — и хлынет злость.

— Там… лес вокруг…

— Адрес!

— Да нет там адреса! На километры вокруг ни дорог, ни жилья! — И на темнеющий взгляд Сидда огрызнулась: — Мне нужна карта!





* * *


Спустя десять минут мы сидели в другом заведении, куда завернули после покупки дорожного атласа в ближайшем ларьке.

— Тут, — указала я уверенно на область карты, где ни один дом не мог даже в теории существовать. Леса-леса-леса.

«Уверена?» — спрашивали меня светлые глаза, и я почему-то подумала о том, что лучше бы они были черными. Как смоль, как оникс, как ад. Тогда Инквизитора было бы проще ненавидеть. Несвоевременная мысль, очнувшись от которой, я кивнула — «уверена».

Сидд молчал, а после спросил не у меня даже — у воздуха:

— Почему прорицатель предупредил Мэйсона об опасности? И почему тот вообще отправился к прорицателю? Чуял неладное?

Вероятно, мужчина, сидящий напротив, прорабатывал в уме множество версий, включая ту, где могло существовать третье, четвертое или пятое замешанное в эту историю неизвестное лицо.

Я не рисковала отвечать, строить теории, выдвигать предположения: я находилась не в той позиции, чтобы хоть на секунду забыть о том, что нахожусь в клетке с тигром, и даже если этот тигр прямо сейчас всего лишь наматывает расслабленные круги вокруг тебя — это не значит, что через секунду не хрустнут от его клыков твои шейные позвонки. Да, мы сидели рядом, почти как друзья, но едва ли существовал на свете человек, с кем находиться рядом мне было бы более дискомфортно, нежели с человеком в пальто.

— Ты собиралась его преследовать?

Вопрос с подвохом. Тяжелый, с укоризной и злым любопытством. И я могла бы начать оправдываться, мол, да, хотела бы, но опасалась новых разрушений и жертв, однако предпочла промолчать. Любой ответ сработает против меня: «нет» выдаст во мне человека слабого, «да» подтвердит теорию Сидда о мразях марах.

— Возможно, прорицатель почувствовал тебя. Некоторые могут… чувствовать на самом деле.


На меня смотрели долго, непонятно, а мне внутри — стремно, внутри — ворох смешанных эмоций: сожаление от приобретенной и вновь потерянной силы. Помнилось, что рядом тот, кого я когда-то любила, и сложно было видеть в нем только лишь мучителя, хотя таковым для меня инквизитор в этой жизни и являлся. При других бы обстоятельствах… Сплошное разочарование и вечный от его близости страх. Признаться, я ощущала себя рабом — провинившимся и получившим полновесное наказание, мечтающим теперь забыться, если такое возможно, слиться с вселенской тишиной, сказать себе: «Я не виновата. Больше нет», — попытаться ощутить облегчение. Хоть пылинку, хотя бы кусочек. Пусть даже иллюзорный.

Но Сидд не тот, кто отступает, — этим можно было бы восхищаться, если бы не тягостное сосущее чувство и расширяющаяся рядом с ним пустота внутри. Он вышибал из-под меня всякую почву, как будто изначально не хотел, чтобы она подо мной появлялась. Наверное, так и было.

— Возможно, он все-таки думал, что за ним приду я, — выдала я наконец, чтобы прервать душную для меня тишину.

— Почему?

— Потому что выбрал для собственного «спасения» очень правильное стратегическое место.

«Поясни», — взгляд острый, режущий. Как у следователя, недовольного, что приходится ждать продолжения «признания», должного случиться еще пять минут назад.

— Это Марья Топь. — Я очертила пальцем над картой круг сантиметров десять в диаметре. В реальности эти десять сантиметров превратятся в десятки километров непролазной чащи. — Ты не слышал о ней?

По непроницаемому выражению лица мне стало ясно, что «не слышал». И я продолжила:

— В прошлом столетии над этими дебрями поработал колдун, заключивший сделку о «формуле нестарения» с одной чрезвычайно сильной темной марой. Колдун знал, что не выполнит свою часть обещания, успеет раствориться во времени до того, как настанет момент платить, — деталей я не помню, это уже больше… легенда, — и, для того чтобы мара не покарала его семью, построил здесь дом.

Снова стук ногтем по карте.

— На дебри эти он наложил множество заклятий, высасывающих из нас силу, насылающих морок и галлюцинации. Любую ворожею Марья Топь обесточивает, как… — «…ты» — чуть не произнесла я. Поправилась:

— В общем, мы не можем использовать в этом месте никакую магию. Чем больше времени там проводим, тем слабее становимся, тонем во мраке.

Кажется, Сидд был услышанным доволен. Еще бы. Хоть кто-то нас прижал «к ногтю».

— Значит, колдун прятал там семью?

— Так написано в книгах.

— Успешно?

— Я… не знаю. Правда потеряна, а у мифов разные концовки.

— И сила Марьей Топи сохранилась до сих пор?

Мне не хотелось проверять.

— Скорее всего. Очень… монументальные колдун тогда сплел… заклятия.

— Уверен, что на меня они не подействуют.

— Возможно, но на твои приборы навигации — да. Так было задумано. Чтобы тот, кто сунется в Топь — человек или мара, — плутали по ней месяцами в забытьи.

Инквизитор хранил тишину и почти минуту смотрел на меня, не мигая.

— Ты пойдешь со мной, — изрек наконец.

Еще одна печать поверх листа с принятым им и не подлежащим обсуждению решением.

— Зачем?

— Будешь моим живым навигатором.

— Но я буду обессилена, как подстилка…

По мелькнувшему во взгляде презрению сразу поняла, что выбрала не то слово — мол, ты и так.

Сидд прищурил глаза.

— Я буду запитывать тебя дважды в сутки, чтобы ты проверяла правильность маршрута.

— Сильно придется… запитывать…, — процедила я, уже не сумев сдержать собственную злость: надоело получать словесные и немые пощечины.

— У меня хватит сил, не сомневайся. — Очередная пауза. — Не хочешь, чтобы Мэйсон умер?

Опять двадцать пять.

— Я просто хочу… отыскать Кьяру.

Да, черт возьми, я хочу, чтобы Томас был наказан, но еще больше хочу историю со «счастливым концом», без войн, без гнева, без вечной мести, если такое возможно, потому что смертельно устала, потому что будто лишилась части души и смысла жизни, потому что не уверена, что смерть Мэйсона мне его вернет.

— Ищи её, — вдруг произнес Сидд, и я поняла, что сейчас он снова положит на мое предплечье руку, запитает, как лампочку, — черт, как утомительно, когда тебя то включают в сеть, то выключают, — еще один вид изощренной пытки.