Тридцать три несчастья
Часть 12 из 41 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Чёрная тень на солнце начинала отступать, и слабые потоки света вновь полились на землю.
На поляне возникло несколько десятков вооружённых луками и длинными клинками воинов в лёгких кожаных доспехах.
Местные дикари бросились врассыпную, визжа не своим голосом. Незнакомые воины рванули следом, нагоняя несчастных у самой деревни и связывая их по рукам и ногам. Тех же, кто сопротивлялся и хватал дубины в попытке защититься, вояки нещадно рубили, бросая мёртвые тела в высокую траву.
В шуме-гаме и темноте невозможно было ничего разобрать. Воины Ахтынкулука сражались, как дикие звери, не жалея жизней и конечностей, но горстка безоружных людей не смогла выдержать натиска более опытного и лучше вооружённого соперника. Вокруг то и дело пролетали стрелы, наносились удары копьями, женщины неистово визжали, кричали испуганные дети. В суматохе никто не заметил, как Ахтынкулук сбросил с себя щедро украшенную перьями шляпу и мелкими перебежками улепётывал к густой чаще, прячась за одинокие деревья и кустарники. Там, где заросли закончились, он встал на колени и спешно пополз к лесу, чертя брюхом по высокой густой траве.
Вскоре солнце выглянуло, осветив поле боя. Картина была плачевная, но Илье не было дело до стонущих дикарей, он был рад, что остался цел и невредим, а друг Костя поплатился лишь нервами.
— Воропаев! Очнись! Костян! Мы живы! — радостно затараторил Илья.
— Мммм, — простонал Костя и шевельнулся. На груди, куда шаман едва не воткнул свой нож, была лишь неглубокая царапина, не представляющая угрозы для жизни.
Со стороны деревни показались две гружёные награбленным добром широкие телеги. Ещё одна, «украшенная» металлическими прутьями, приближалась со стороны леса. Телеги были запряжены парой низкорослых, похожих на ослов лошадей с бурыми полосами на круглых желтоватых боках. Их сопровождали воины.
Огромный лысый мужик, которого Илья окрестил про себя «генералом», так как весь бой он простоял на белом камне, отдавая приказы, подал воинам знак.
— Сюда! — грозно крикнул он, указывая на несостоявшихся жертв. И деловито поправил кожаные с металлическими заклёпками наручи.
Костю развязали, и он грохнулся на тело мёртвого шамана. Илья сам протянул дрожащие руки, чтобы освободиться от верёвок. Перерезав их изогнутым клинком, рослые, коротко подстриженные воины подхватили пленников под руки и потащили к своему главнокомандующему.
— Уги-уги? — громко спросил мужик у Зуева, гневно сверкая глазами.
— Типа того, — кивнул Илья. Тихо так, еле слышно. А то вдруг им тоже жертвы сегодня понадобились?
Но, похоже, приносить в жертву их никто не собирался. По крайней мере, пока. Костю, который так и не пришёл в себя, а лишь что-то мычал, погрузили на телегу с прутьями, туда же швырнули и слабо сопротивляющегося Илью. Затем принялись плотно заполнять клетку уцелевшими в бою дикарями. Рядом с Ильёй теперь оказалась и надменная Амила, не желающая не то, что разговаривать, но даже смотреть на несостоявшихся жертв. Из деревни продолжали тащить нехитрую утварь, посуду, шкуры и украшения и складывать всё это добро в примитивные телеги.
Машину, что мирно стояла на центральной площадке, не тронули. Обошли несколько раз, щурясь и заглядывая в окна, легонько постучали мечами и дубинами по капоту, изучая неизвестную телегу. И, посоветовавшись с главнокомандующим, решили вернуться за этим чудом позже. Предусмотрительный Костя, конечно, спрятал ключи под камень у главной хижины вождя, да только ему было невдомёк, что дикарям ключи не понадобятся — в любую телегу они привыкли запрягать своих мулов, а кенгурятник в джипе был вполне надёжный.
Вскоре процессия, состоящая из трёх повозок, медленно двинулась вдоль реки.
— Костян, дружище! — начал расталкивать друга Илья. — Ну, давай же, очнись! Слышишь?
Костя медленно разлепил глаза и поднял голову, рассматривая картину вокруг. Что-то невразумительно промычал, затем, увидев друга, расплылся в блаженной улыбке:
— Ильюха! Мы живы!
— Живы-то живы… Да только приключения на сегодня ещё не закончились.
Сквозь металлические прутья телеги Костя обвёл туманным взором оставшуюся
в стороне разграбленную деревню, где продолжали рыдать над павшими сыновьями старухи, перевёл взгляд на сбившихся в кучу угрюмых соплеменников Амилы, которые тряслись рядом на ухабах и выбоинах, и отвернулся. В отличие от своих поскуливающих соплеменников, Амила излучала олимпийское спокойствие. Видимо, она всё ещё надеялась, что папаша не оставит дочурку в беде, не пожалев все свои надёжно припрятанные в хижине сокровища, и вскоре вышлет в погоню оставшихся в живых воинов.
«М-да… Хорошо было бы сейчас взять и проснуться на родном диванчике, сгонять к холодильнику за пивком и защёлкать пультом в поисках спортивного канала… И не видеть всего этого ада, забыть про немьггых дикарей, сумасшедшего шамана и стервозную Милку… Да, хорошо… Хорошо, там, где нас нет…»
— Дорогу запоминаешь? — ткнул его локтём Илья, приводя в чувства и возвращая в чёрт знает, какую реальность.
— А толку? — отмахнулся Костя и снова закрыл глаза.
— Ну как же? До машины потом пешкарусом чесать придётся.
— Далеко ты прочешешь, когда без сердца останешься, Зуев? Расслабься и получай удовольствие… Э-эх, сколько мы с тобой всего пережили… сколько пьянок- гулянок, сколько бед перенесли… Вот и сдохнем вместе, ну чем не друзья? Да… что наша жизнь? Игра…
— Да пошёл ты, Воропаев! Терпеть не могу, когда в тебе философ грёбаный просыпается! Так бы и дал в рожу, ей-богу!
Обоз неторопливо двигался по заросшей выбоистой дороге, что вилась у самой реки, в тени раскидистых ракит и зарослей ивняка. Небо медленно затягивали серые тяжёлые тучи, и вскоре начал накрапывать мелкий дождик.
Шагающие рядом воины от усталости еле переставляли ноги в плетёных сандалиях, а на спинах несли щиты, луки, копья и котомки с награбленным добром. Похоже, это племя являлось более развитым. Об этом говорили и металлические наколенники, и наручи, и лёгкие кожаные нагрудники, у некоторых на головах даже возвышались примитивные кованые шлемы с выцарапанными на них узорами, означавшими то ли принадлежность имущества, то ли звания и награды, то ли просто количество поверженных врагов.
«Генерал» восседал на одной из телег, пряча лысую голову от противного дождика под наброшенной на плечи шкурой, лениво чистил изогнутым клинком ногти и не забывал зычным голосом раздавать приказания. Речь его больше напоминала рычание дикого зверя, хотя и знакомые слова встречались довольно часто.
— Ну, что? — обернулся Илья к дрожащим от страха пленным дикарям. — Теперь вы сами уги-уги? Лошары, блин… Воропаев, харэ дрыхнуть, на том свете выспишься! Подъём, давай революцию делать!
— И когда ты дябнуть без меня успел? — рассмеялся Костя и приподнялся на локте. — Неспроста ты такой буйный.
— Так, Кость, давай мыслить логически, — перебил его Илья. — Если бы эти громилы хотели нас замочить или принести в жертву, они бы это на месте и сделали, правильно? Зачем же напрягаться и везти нас куда-то?
— Так в голову же к ним не залезешь! Может, кокнут нас у своей священной скалы. Или ты думаешь, что соберут они в своей деревне суд присяжных и будут Ахтынкулуку приговор выносить за то, что нас, богов, обидел? А это типа свидетели рядом в клетке едут?
— Ну и фантазия у тебя, Воропаев. Больная просто. Нет, лично я думаю, что…
Вдруг с дерева что-то упало прямо на голову главнокомандующего. Телега
дёрнулась и стала. Истошно завопили желтобрюхие мулы. Поначалу Илья решил, что какой-то хищный зверь атаковал впереди едущую телегу. Но, присмотревшись внимательнее, Илья опешил: с ветвей старой ивы на спину «генерала» прыгнула хрупкая девушка, ловко зажавшая его толстую шею ногами и изо всех сил старающаяся свернуть его большую лысую голову. Неизвестно, что поразило Илью больше: миниатюрная блондинка, решившаяся совершить дерзкое нападение, или её вполне современная одежда, состоящая из клетчатой синей рубашки, прочного, как брезент, комбинезона и высоких желтоватых ботинок.
Он снова собрался ткнуть локтём Костю, пока тот снова не пропустил всё самое интересное, но это было лишним — друг уже не сводил восхищённых глаз с отважной воительницы.
Свирепые воины бросились на помощь своему командиру с мечами наизготовку. Но блондинка тоже была не лыком шита. Поняв, что ей не справится с этим боровом, который уже успел сбросить её, девушка извлекла из голенища ботинка самый настоящий охотничий нож с костяной ручкой и приставила его к горлу лысого военачальника.
— Где Дебби?! Отвечай! Быстро! — крикнула она на чистейшем русском языке.
И повернулась к остановившимся в нерешительности воинам. — Или вы отдаёте пленных, или я убью его!
Воины не шибко понимали её слова, но приставленное к горлу «генерала» лезвие и без того было красноречивым.
— Бросайте оружие! Ну же! — Она сильнее прижала нож, и по шее командира тонкой струйкой зазмеилась тёмная кровь. Толстяк что-то замычал, выкатывая глаза.
— Во даёт деваха, — только и успел прошептать восторженный Костя.
— Сзади! — крикнул Илья, но опоздал: лихо запущенная одним из воинов дубина достигла цели, ударившись о затылок блондинки, и мигом свалила её на землю.
Пришедший в ярость командир продолжал орать, плеваться и топать ногами в тяжёлых сандалиях, пока вояки сгружали бесчувственное тело девушки в похожую на клетку телегу. Костя посторонился и присел рядом с другом, уступая вакантное место временно обездвиженной даме. Когда обоз тронулся дальше, друзья принялись с интересом рассматривать незнакомку.
— Жива? — склонился над ней Костя и приподнял короткие, едва закрывающие уши, белые волосы. Раны не было. Блондинка застонала и дёрнула плечом, словно отгоняя назойливую муху.
— Жива, — констатировал Илья и поправил её причёску, старательно укладывая ровную чёлку на тонкие чёрные брови. Из-под длинных опущенных ресниц гневно блеснули тёмные глаза.
— Наша девчонка! Стопудово! — зашептал Костя. — Смотри! И шмотки современные! — а увидев гневный взгляд Амилы, он приблизился к незнакомке ещё ближе, почти касаясь её бёдер. На тонком загорелом лице девушки подрагивали чёрные ресницы, будто она видела тревожный сон.
— Наша, родная, — глупо заулыбался Илья. — И как её сюда занесло?
— Да так же, как и нас. Магнитная аномалия, гипноз, пришельцы, проклятие лесника — я уж и не знаю, что думать…
Дождь усиливался. Обоз свернул в чащу и стал пробираться сквозь густые заросли, в которых воякам приходилось прорубать дорогу, недовольно ворча и озираясь на крикливого и вечно недовольного военачальника.
Наконец, обоз выбрался из леса. Вниз, к лугу, мулы побежали веселее, иногда воинам с трудом приходилось догонять их.
В поросшем бурьяне поле селение с поднимающимися к серому небу струйками дыма было видно издалека. Тёмные хижины отчётливо вырисовывались на фоне зелёных холмов и сопок. Воинственная деревня была предусмотрительно обнесена высоким частоколом, видимо, на случай войн, нападений животных и прочих неприятностей. Имелись даже охраняемые железные ворота, ржавые, но ещё довольно прочные. Как и в предыдущей деревне, обмазанные глиной хижины стояли вкруг центральной, обнесённой белым камнем площадки. Здесь, как на перроне, уже толпились встречающие. С улыбками и распростёртыми объятиями дикари встречали вернувшихся с добычей воинов. В отличие от подданных Ахтынкулука, местные жители были одеты полностью, и не в шкуры, а сшитые из ткани одежды, пусть и довольно потрёпанные. У некоторых на ногах красовались плетёные, похожие на дырявые лапти сандалии, у других даже имелись кожаные остроносые башмаки. Головы одних венчали чепцы и кривобокие шляпы, других — диадемы и металлические обручи. Здесь было намешано всего понемногу, так как большинство уборов были попросту привезены из путешествий-набегов на соседние племена.
Дикари принялись выгружать награбленное имущество, тут же по-братски деля его между собой и стуча друг другу в небритые рожи. Женщины вешались на крепкие шеи своих вернувшихся мужей и алчно выхватывали из их потных и испачканных чужой кровью рук украшения, шкуры и посуду. Все суетились вокруг телег, озаботившись делёжкой чужого имущества, и никто не обращал внимания на пленных чужеземцев.
Но вдруг толпа смолкла и расступилась. Пленники в телеге тотчас насторожились и вытянули шеи, ожидая увидеть грозного свирепого вождя или кровожадного шамана с кинжалом на изготовку. Каково же было их удивление, когда из толпы вынырнула приземистая бабуля с посохом и в сером до земли одеянии. Эдакий божий одуванчик с собранными на затылке седыми волосами и обвисшими круглыми щёчками. Для полноты картины ей не хватало лишь очков на носу, кружевного воротничка и накрахмаленного передника. Казалось бы, она ничем не отличалась от обычных старушек, что гроздьями облепляют лавочки каждого заурядного дома в каждом заурядном городе, если бы не висящая на шее ржавая велосипедная цепь и обрамляющие полные запястья обоймы подшипников.
В полной тишине она прошествовала к клетке с пленниками, даже не взглянув на горы награбленного добра. Приблизила к прутьям широкое скуластое лицо, прищурила водянистые глаза, затем повернулась к «народу» и изрекла скрипучим старческим голосом:
— Работать! — и потопала обратно, чуть переставляя полные ноги в плетёных сандалиях.
Только она успела скрыться в толпе, как дикари снова принялись галдеть и делить добычу. А несколько вооружённых клинками воинов, оставив своих подруг, выволокли всех без исключения пленников и потащили за деревню, откуда поднимались клубы дыма. Дикари плакали и слёзно молили о пощаде, Амила отчаянно извивалась и плевалась, не желая мириться с предстоящей участью и бормоча проклятия на своём языке.
— Ахтыкулук вэрдэ! Амила вэрдэ дот Ахтынкулук! — кричала она.
Воины что-то забормотали, и один из них потащил дочку вождя в другую
сторону. Хорошо это было, или плохо, одному богу известно.
Только блондинка очнулась, как сразу пошла в рукопашную, используя дикую смесь приёмов ушу, джиу-джитсу и муай-тай. Но навалившиеся на неё воины быстро утихомирили бунтарку, надавав подзатыльников и связав по рукам и ногам. Теперь её тащили за шкирку, как нашкодившего кота. Илья шагал со связанными руками и изрекал все известные ругательства, а Костя всё пытался откупиться, обещая золотые горы и уйму огненной воды, а так же требуя аудиенции у пожилой атаманши. Воины понимающе кивали головами, но не забывали подталкивать пленников в спину.
Вскоре под ногами начало неприятно хлюпать. Деревья закончились. Впереди виднелись холмы и поросшие высокой травой топи. А за ними начинался длинный глубокий карьер.
Моросил мелкий дождь, размывающий и без того глинистый грунт в карьере. Десяток пленников, чумазых и оборванных бедолаг с кандалами на ногах, уже копошились в нём, подгоняемые строгим надзирателем. Они гребли руками и деревянными совками ржавого цвета породу и сгружали её в плетёные корзины. Затем взваливали тяжёлые корзины на худые сгорбленные плечи и тащили наверх насыпи. Поодаль лежали горы древесного угля, и над вымазанными глиной холмиками трубой поднимался едкий сизый дым.
— Костян, ты когда-нибудь железную руду добывал? — ни с того ни с сего ляпнул Илья и продолжил: — Это риторический вопрос. Всё в жизни приходится делать впервые…
— Да пошёл ты со своими риторическими вопросами, Зуев! — взбеленился Костя и повернулся к шедшему позади воину: — Слышь, начальник? Я в рудокопы не нанимался! Может, договоримся? — и тут же схлопотал палкой между лопаток:
— Молчать! Работать!
— Не кипишуй, старик, — уверенно заявил Илья другу, глядя, как их ногах защёлкивают тяжёлые кандалы. — Главное, что живы. А план у меня есть. Нас много, а эти погонялы… поганцы… погонщики, короче, одни. Завалим их и смотаем отсюда.
— О, да! Ты у нас самый главный заваливатель всех времён и народов! — огрызнулся Костя, потирая ушибленное плечо и позвякивая цепью. — Это тебе не в компьютерные игры рубиться! Ладно, свалим с наступлением темноты. Вляпались, блин, по самое не могу…
Однако надеждам на побег так и не суждено было оправдаться. Несмотря на приличное количество пленных безропотных дикарей, с ними легко управлялись пять вооружённых клинками и хлыстами воинов-надсмотрщиков. За любую провинность — медленное копание, перенос неполных корзин и незапланированный отдых — пороли нещадно.
Посматривая краем глаза на охранников, Илья старался и не филонил. Это было частью его плана — втереться в доверие и показать себя ответственным работником.
— Давай-давай, — шутя, подбадривал его Костя. — Может, в работники месяца выйдешь, а там гляди, до топ-менеджера дослужишься. Да? — обернувшись и чуть не свернув головы, он заметил рядом не очень трудолюбивую блондиночку, глупо заулыбался и заиграл мускулами.
В ответ она хмыкнула, взмахом тонкой руки поправила чёлку и потащила свою корзину к глиняной печи, где выплавлялось железо.
На поляне возникло несколько десятков вооружённых луками и длинными клинками воинов в лёгких кожаных доспехах.
Местные дикари бросились врассыпную, визжа не своим голосом. Незнакомые воины рванули следом, нагоняя несчастных у самой деревни и связывая их по рукам и ногам. Тех же, кто сопротивлялся и хватал дубины в попытке защититься, вояки нещадно рубили, бросая мёртвые тела в высокую траву.
В шуме-гаме и темноте невозможно было ничего разобрать. Воины Ахтынкулука сражались, как дикие звери, не жалея жизней и конечностей, но горстка безоружных людей не смогла выдержать натиска более опытного и лучше вооружённого соперника. Вокруг то и дело пролетали стрелы, наносились удары копьями, женщины неистово визжали, кричали испуганные дети. В суматохе никто не заметил, как Ахтынкулук сбросил с себя щедро украшенную перьями шляпу и мелкими перебежками улепётывал к густой чаще, прячась за одинокие деревья и кустарники. Там, где заросли закончились, он встал на колени и спешно пополз к лесу, чертя брюхом по высокой густой траве.
Вскоре солнце выглянуло, осветив поле боя. Картина была плачевная, но Илье не было дело до стонущих дикарей, он был рад, что остался цел и невредим, а друг Костя поплатился лишь нервами.
— Воропаев! Очнись! Костян! Мы живы! — радостно затараторил Илья.
— Мммм, — простонал Костя и шевельнулся. На груди, куда шаман едва не воткнул свой нож, была лишь неглубокая царапина, не представляющая угрозы для жизни.
Со стороны деревни показались две гружёные награбленным добром широкие телеги. Ещё одна, «украшенная» металлическими прутьями, приближалась со стороны леса. Телеги были запряжены парой низкорослых, похожих на ослов лошадей с бурыми полосами на круглых желтоватых боках. Их сопровождали воины.
Огромный лысый мужик, которого Илья окрестил про себя «генералом», так как весь бой он простоял на белом камне, отдавая приказы, подал воинам знак.
— Сюда! — грозно крикнул он, указывая на несостоявшихся жертв. И деловито поправил кожаные с металлическими заклёпками наручи.
Костю развязали, и он грохнулся на тело мёртвого шамана. Илья сам протянул дрожащие руки, чтобы освободиться от верёвок. Перерезав их изогнутым клинком, рослые, коротко подстриженные воины подхватили пленников под руки и потащили к своему главнокомандующему.
— Уги-уги? — громко спросил мужик у Зуева, гневно сверкая глазами.
— Типа того, — кивнул Илья. Тихо так, еле слышно. А то вдруг им тоже жертвы сегодня понадобились?
Но, похоже, приносить в жертву их никто не собирался. По крайней мере, пока. Костю, который так и не пришёл в себя, а лишь что-то мычал, погрузили на телегу с прутьями, туда же швырнули и слабо сопротивляющегося Илью. Затем принялись плотно заполнять клетку уцелевшими в бою дикарями. Рядом с Ильёй теперь оказалась и надменная Амила, не желающая не то, что разговаривать, но даже смотреть на несостоявшихся жертв. Из деревни продолжали тащить нехитрую утварь, посуду, шкуры и украшения и складывать всё это добро в примитивные телеги.
Машину, что мирно стояла на центральной площадке, не тронули. Обошли несколько раз, щурясь и заглядывая в окна, легонько постучали мечами и дубинами по капоту, изучая неизвестную телегу. И, посоветовавшись с главнокомандующим, решили вернуться за этим чудом позже. Предусмотрительный Костя, конечно, спрятал ключи под камень у главной хижины вождя, да только ему было невдомёк, что дикарям ключи не понадобятся — в любую телегу они привыкли запрягать своих мулов, а кенгурятник в джипе был вполне надёжный.
Вскоре процессия, состоящая из трёх повозок, медленно двинулась вдоль реки.
— Костян, дружище! — начал расталкивать друга Илья. — Ну, давай же, очнись! Слышишь?
Костя медленно разлепил глаза и поднял голову, рассматривая картину вокруг. Что-то невразумительно промычал, затем, увидев друга, расплылся в блаженной улыбке:
— Ильюха! Мы живы!
— Живы-то живы… Да только приключения на сегодня ещё не закончились.
Сквозь металлические прутья телеги Костя обвёл туманным взором оставшуюся
в стороне разграбленную деревню, где продолжали рыдать над павшими сыновьями старухи, перевёл взгляд на сбившихся в кучу угрюмых соплеменников Амилы, которые тряслись рядом на ухабах и выбоинах, и отвернулся. В отличие от своих поскуливающих соплеменников, Амила излучала олимпийское спокойствие. Видимо, она всё ещё надеялась, что папаша не оставит дочурку в беде, не пожалев все свои надёжно припрятанные в хижине сокровища, и вскоре вышлет в погоню оставшихся в живых воинов.
«М-да… Хорошо было бы сейчас взять и проснуться на родном диванчике, сгонять к холодильнику за пивком и защёлкать пультом в поисках спортивного канала… И не видеть всего этого ада, забыть про немьггых дикарей, сумасшедшего шамана и стервозную Милку… Да, хорошо… Хорошо, там, где нас нет…»
— Дорогу запоминаешь? — ткнул его локтём Илья, приводя в чувства и возвращая в чёрт знает, какую реальность.
— А толку? — отмахнулся Костя и снова закрыл глаза.
— Ну как же? До машины потом пешкарусом чесать придётся.
— Далеко ты прочешешь, когда без сердца останешься, Зуев? Расслабься и получай удовольствие… Э-эх, сколько мы с тобой всего пережили… сколько пьянок- гулянок, сколько бед перенесли… Вот и сдохнем вместе, ну чем не друзья? Да… что наша жизнь? Игра…
— Да пошёл ты, Воропаев! Терпеть не могу, когда в тебе философ грёбаный просыпается! Так бы и дал в рожу, ей-богу!
Обоз неторопливо двигался по заросшей выбоистой дороге, что вилась у самой реки, в тени раскидистых ракит и зарослей ивняка. Небо медленно затягивали серые тяжёлые тучи, и вскоре начал накрапывать мелкий дождик.
Шагающие рядом воины от усталости еле переставляли ноги в плетёных сандалиях, а на спинах несли щиты, луки, копья и котомки с награбленным добром. Похоже, это племя являлось более развитым. Об этом говорили и металлические наколенники, и наручи, и лёгкие кожаные нагрудники, у некоторых на головах даже возвышались примитивные кованые шлемы с выцарапанными на них узорами, означавшими то ли принадлежность имущества, то ли звания и награды, то ли просто количество поверженных врагов.
«Генерал» восседал на одной из телег, пряча лысую голову от противного дождика под наброшенной на плечи шкурой, лениво чистил изогнутым клинком ногти и не забывал зычным голосом раздавать приказания. Речь его больше напоминала рычание дикого зверя, хотя и знакомые слова встречались довольно часто.
— Ну, что? — обернулся Илья к дрожащим от страха пленным дикарям. — Теперь вы сами уги-уги? Лошары, блин… Воропаев, харэ дрыхнуть, на том свете выспишься! Подъём, давай революцию делать!
— И когда ты дябнуть без меня успел? — рассмеялся Костя и приподнялся на локте. — Неспроста ты такой буйный.
— Так, Кость, давай мыслить логически, — перебил его Илья. — Если бы эти громилы хотели нас замочить или принести в жертву, они бы это на месте и сделали, правильно? Зачем же напрягаться и везти нас куда-то?
— Так в голову же к ним не залезешь! Может, кокнут нас у своей священной скалы. Или ты думаешь, что соберут они в своей деревне суд присяжных и будут Ахтынкулуку приговор выносить за то, что нас, богов, обидел? А это типа свидетели рядом в клетке едут?
— Ну и фантазия у тебя, Воропаев. Больная просто. Нет, лично я думаю, что…
Вдруг с дерева что-то упало прямо на голову главнокомандующего. Телега
дёрнулась и стала. Истошно завопили желтобрюхие мулы. Поначалу Илья решил, что какой-то хищный зверь атаковал впереди едущую телегу. Но, присмотревшись внимательнее, Илья опешил: с ветвей старой ивы на спину «генерала» прыгнула хрупкая девушка, ловко зажавшая его толстую шею ногами и изо всех сил старающаяся свернуть его большую лысую голову. Неизвестно, что поразило Илью больше: миниатюрная блондинка, решившаяся совершить дерзкое нападение, или её вполне современная одежда, состоящая из клетчатой синей рубашки, прочного, как брезент, комбинезона и высоких желтоватых ботинок.
Он снова собрался ткнуть локтём Костю, пока тот снова не пропустил всё самое интересное, но это было лишним — друг уже не сводил восхищённых глаз с отважной воительницы.
Свирепые воины бросились на помощь своему командиру с мечами наизготовку. Но блондинка тоже была не лыком шита. Поняв, что ей не справится с этим боровом, который уже успел сбросить её, девушка извлекла из голенища ботинка самый настоящий охотничий нож с костяной ручкой и приставила его к горлу лысого военачальника.
— Где Дебби?! Отвечай! Быстро! — крикнула она на чистейшем русском языке.
И повернулась к остановившимся в нерешительности воинам. — Или вы отдаёте пленных, или я убью его!
Воины не шибко понимали её слова, но приставленное к горлу «генерала» лезвие и без того было красноречивым.
— Бросайте оружие! Ну же! — Она сильнее прижала нож, и по шее командира тонкой струйкой зазмеилась тёмная кровь. Толстяк что-то замычал, выкатывая глаза.
— Во даёт деваха, — только и успел прошептать восторженный Костя.
— Сзади! — крикнул Илья, но опоздал: лихо запущенная одним из воинов дубина достигла цели, ударившись о затылок блондинки, и мигом свалила её на землю.
Пришедший в ярость командир продолжал орать, плеваться и топать ногами в тяжёлых сандалиях, пока вояки сгружали бесчувственное тело девушки в похожую на клетку телегу. Костя посторонился и присел рядом с другом, уступая вакантное место временно обездвиженной даме. Когда обоз тронулся дальше, друзья принялись с интересом рассматривать незнакомку.
— Жива? — склонился над ней Костя и приподнял короткие, едва закрывающие уши, белые волосы. Раны не было. Блондинка застонала и дёрнула плечом, словно отгоняя назойливую муху.
— Жива, — констатировал Илья и поправил её причёску, старательно укладывая ровную чёлку на тонкие чёрные брови. Из-под длинных опущенных ресниц гневно блеснули тёмные глаза.
— Наша девчонка! Стопудово! — зашептал Костя. — Смотри! И шмотки современные! — а увидев гневный взгляд Амилы, он приблизился к незнакомке ещё ближе, почти касаясь её бёдер. На тонком загорелом лице девушки подрагивали чёрные ресницы, будто она видела тревожный сон.
— Наша, родная, — глупо заулыбался Илья. — И как её сюда занесло?
— Да так же, как и нас. Магнитная аномалия, гипноз, пришельцы, проклятие лесника — я уж и не знаю, что думать…
Дождь усиливался. Обоз свернул в чащу и стал пробираться сквозь густые заросли, в которых воякам приходилось прорубать дорогу, недовольно ворча и озираясь на крикливого и вечно недовольного военачальника.
Наконец, обоз выбрался из леса. Вниз, к лугу, мулы побежали веселее, иногда воинам с трудом приходилось догонять их.
В поросшем бурьяне поле селение с поднимающимися к серому небу струйками дыма было видно издалека. Тёмные хижины отчётливо вырисовывались на фоне зелёных холмов и сопок. Воинственная деревня была предусмотрительно обнесена высоким частоколом, видимо, на случай войн, нападений животных и прочих неприятностей. Имелись даже охраняемые железные ворота, ржавые, но ещё довольно прочные. Как и в предыдущей деревне, обмазанные глиной хижины стояли вкруг центральной, обнесённой белым камнем площадки. Здесь, как на перроне, уже толпились встречающие. С улыбками и распростёртыми объятиями дикари встречали вернувшихся с добычей воинов. В отличие от подданных Ахтынкулука, местные жители были одеты полностью, и не в шкуры, а сшитые из ткани одежды, пусть и довольно потрёпанные. У некоторых на ногах красовались плетёные, похожие на дырявые лапти сандалии, у других даже имелись кожаные остроносые башмаки. Головы одних венчали чепцы и кривобокие шляпы, других — диадемы и металлические обручи. Здесь было намешано всего понемногу, так как большинство уборов были попросту привезены из путешествий-набегов на соседние племена.
Дикари принялись выгружать награбленное имущество, тут же по-братски деля его между собой и стуча друг другу в небритые рожи. Женщины вешались на крепкие шеи своих вернувшихся мужей и алчно выхватывали из их потных и испачканных чужой кровью рук украшения, шкуры и посуду. Все суетились вокруг телег, озаботившись делёжкой чужого имущества, и никто не обращал внимания на пленных чужеземцев.
Но вдруг толпа смолкла и расступилась. Пленники в телеге тотчас насторожились и вытянули шеи, ожидая увидеть грозного свирепого вождя или кровожадного шамана с кинжалом на изготовку. Каково же было их удивление, когда из толпы вынырнула приземистая бабуля с посохом и в сером до земли одеянии. Эдакий божий одуванчик с собранными на затылке седыми волосами и обвисшими круглыми щёчками. Для полноты картины ей не хватало лишь очков на носу, кружевного воротничка и накрахмаленного передника. Казалось бы, она ничем не отличалась от обычных старушек, что гроздьями облепляют лавочки каждого заурядного дома в каждом заурядном городе, если бы не висящая на шее ржавая велосипедная цепь и обрамляющие полные запястья обоймы подшипников.
В полной тишине она прошествовала к клетке с пленниками, даже не взглянув на горы награбленного добра. Приблизила к прутьям широкое скуластое лицо, прищурила водянистые глаза, затем повернулась к «народу» и изрекла скрипучим старческим голосом:
— Работать! — и потопала обратно, чуть переставляя полные ноги в плетёных сандалиях.
Только она успела скрыться в толпе, как дикари снова принялись галдеть и делить добычу. А несколько вооружённых клинками воинов, оставив своих подруг, выволокли всех без исключения пленников и потащили за деревню, откуда поднимались клубы дыма. Дикари плакали и слёзно молили о пощаде, Амила отчаянно извивалась и плевалась, не желая мириться с предстоящей участью и бормоча проклятия на своём языке.
— Ахтыкулук вэрдэ! Амила вэрдэ дот Ахтынкулук! — кричала она.
Воины что-то забормотали, и один из них потащил дочку вождя в другую
сторону. Хорошо это было, или плохо, одному богу известно.
Только блондинка очнулась, как сразу пошла в рукопашную, используя дикую смесь приёмов ушу, джиу-джитсу и муай-тай. Но навалившиеся на неё воины быстро утихомирили бунтарку, надавав подзатыльников и связав по рукам и ногам. Теперь её тащили за шкирку, как нашкодившего кота. Илья шагал со связанными руками и изрекал все известные ругательства, а Костя всё пытался откупиться, обещая золотые горы и уйму огненной воды, а так же требуя аудиенции у пожилой атаманши. Воины понимающе кивали головами, но не забывали подталкивать пленников в спину.
Вскоре под ногами начало неприятно хлюпать. Деревья закончились. Впереди виднелись холмы и поросшие высокой травой топи. А за ними начинался длинный глубокий карьер.
Моросил мелкий дождь, размывающий и без того глинистый грунт в карьере. Десяток пленников, чумазых и оборванных бедолаг с кандалами на ногах, уже копошились в нём, подгоняемые строгим надзирателем. Они гребли руками и деревянными совками ржавого цвета породу и сгружали её в плетёные корзины. Затем взваливали тяжёлые корзины на худые сгорбленные плечи и тащили наверх насыпи. Поодаль лежали горы древесного угля, и над вымазанными глиной холмиками трубой поднимался едкий сизый дым.
— Костян, ты когда-нибудь железную руду добывал? — ни с того ни с сего ляпнул Илья и продолжил: — Это риторический вопрос. Всё в жизни приходится делать впервые…
— Да пошёл ты со своими риторическими вопросами, Зуев! — взбеленился Костя и повернулся к шедшему позади воину: — Слышь, начальник? Я в рудокопы не нанимался! Может, договоримся? — и тут же схлопотал палкой между лопаток:
— Молчать! Работать!
— Не кипишуй, старик, — уверенно заявил Илья другу, глядя, как их ногах защёлкивают тяжёлые кандалы. — Главное, что живы. А план у меня есть. Нас много, а эти погонялы… поганцы… погонщики, короче, одни. Завалим их и смотаем отсюда.
— О, да! Ты у нас самый главный заваливатель всех времён и народов! — огрызнулся Костя, потирая ушибленное плечо и позвякивая цепью. — Это тебе не в компьютерные игры рубиться! Ладно, свалим с наступлением темноты. Вляпались, блин, по самое не могу…
Однако надеждам на побег так и не суждено было оправдаться. Несмотря на приличное количество пленных безропотных дикарей, с ними легко управлялись пять вооружённых клинками и хлыстами воинов-надсмотрщиков. За любую провинность — медленное копание, перенос неполных корзин и незапланированный отдых — пороли нещадно.
Посматривая краем глаза на охранников, Илья старался и не филонил. Это было частью его плана — втереться в доверие и показать себя ответственным работником.
— Давай-давай, — шутя, подбадривал его Костя. — Может, в работники месяца выйдешь, а там гляди, до топ-менеджера дослужишься. Да? — обернувшись и чуть не свернув головы, он заметил рядом не очень трудолюбивую блондиночку, глупо заулыбался и заиграл мускулами.
В ответ она хмыкнула, взмахом тонкой руки поправила чёлку и потащила свою корзину к глиняной печи, где выплавлялось железо.