Тридцать три несчастья

— Сейчас, дай нащупать, — прохрипел обессиленный Костя, шаря вокруг себя израненными руками. — Вот она. Ищи шмотки. А потом будем другой выход искать…

Тусклый дрожащий огонёк осветил небольшое пространство вокруг. Но этого оказалось достаточно, чтобы разыскать одежду и ботинки. Чертыхаясь и падая друг на друга во тьме, они кое-как оделись и прикурили.

— Попали так попали, — почесал в затылке Илья, осматривая высокий каменный потолок.

— Надо что-то делать. Давай выход искать, где-то он должен быть. Слышишь — сквозняк гуляет.

— Да где его искать-то… Разве что… — Илья достал из кармана зажигалку и нажал кнопку, — разве что там, в другом конце. Темно там, как в ж… жилище вождя.

— Давай посмотрим! — продолжал настаивать Костя.

— Ладно. Идём. Боюсь, что газ закончится, — Илья поднялся с холодного камня. — Ну, тут и духота. Хоть бы кондиционер поставили.

Друзья исследовали всю пещеру вдоль и поперёк и пришли к неутешительному выводу, что иного выхода отсюда нет. Лишь где-то высоко над головами виднелась щель, через которую тянуло свежим ночным воздухом. На тёмном небе подрагивали незнакомые вечерние звёзды.

— Ильюха! Смотри! Что это? На стене?

— Где? — Илья поднял зажигалку.

— Выше смотри! Вот! Что это?

Он направился к сырой стене, по которой стекали тяжёлые капли, и поднял руку вверх:

— Наскальная живопись…

— Странные штуковины, — согласился Костя. — Гляди, чудик какой-то нарисован, как в фильме ужасов. Глазищи-то! Пришелец, что ли? И где они такое могли увидеть?

— А смотри здесь! — прошёлся Илья вдоль стены. — На гриб похоже!

— Какой ещё гриб? Мухомор? — не понял Костя.

— Сам ты, Воропаев, мухомор. От ядерного взрыва. Точно. Как мы с тобой в детстве в комиксах рисовали…

— Ни фига себе! И как эти троглодиты смогли узнать про это? Да ещё и нарисовать?!

— Да уж… Смотри, Костян! Танк! — вдруг воскликнул Илья, радостно, как ребёнок.

— Где?! Тебе и тут танки мерещатся?

— Да вот же! Смотри!

Костя присмотрелся, и недовольное выражение его лица сменилось удивлённым. Ведь если гриб взрыва и монстров ещё можно было объяснить, то танк он не мог перепутать ни с чем. Рисунок занимал добрых полметра, и его детали были изображены довольно точно. Вот гусеницы, вот дуло, башня и тяжёлый корпус. Перепутать танк с чем-то иным было весьма сложно.

— Ильюха… Мать твою… Куда нас занесло, а?

— А я тебе о чём говорю?! Уж точно не в прошлое. Здесь, похоже, война была, или катастрофа какая-то. Человечество деградировало… Может, эпидемия скосила?

— Точняк. А теперь нас используют, как новую кровь. Чтобы их девок оплодотворять. Тьфу-ты, чёрт! — Костя сплюнул на землю. — Не хочу я быть быком- осеменителем!

— А мне показалось, что тебе нравится, — рассмеялся в ответ Илья.

— Ооочень! Я прям тащусь… — возмутился Костя и присел на импровизированное ложе, где недавно был атакован неуёмными дикарками. — Сил никаких. Ну ладно 6 ещё Милка, а остальных мне куда? Чего ж не помогал? Друг, называется.

— У меня Ленка есть. Я к ней хочу, не поверишь. Пусть пилит, пусть орёт, только бы домой… А ты человек свободный, так сказать, заботами необременённый. Ты же в Москве на каждую юбку заглядывался, а тут такой выбор, бери — не хочу.

— Ага, особенно сейчас актуально. После пяти дней запоя. Меня от них воротит. Ладно… Выхода нет, газ в зажигалке заканчивается. Сигарет тоже в обрез. Давай-ка Зуев, спать. Утро вечера мудренее, что-нибудь придумаем. Не оставят же они нас здесь на всю жизнь. Думаю, голодные бабы у них ещё остались, неудовлетворённые. Мы их обманем — а сами линять будем.

— Ага, слиняешь тут, — зевнул Илья. — Ладно, давай падать, подумаем с утреца…

С этими словами Илья повернулся к другу и увидел, что тот укрылся сухой травой и уже беззаботно сопит.

Спать было, мягко говоря, неудобно. Всю ночь Илья вертелся, пытаясь отвоевать себе хоть немного места на подстилке. Рядом звенели огромные надоедливые комары. Костя отчаянно отбивался, бормотал сквозь стиснутые зубы и размахивал руками.

Под утро стало холодно и зябко. В узкую щель над головами проникали лучи восходящего солнца.

Мысли о том, где они оказались, и, главное, каким образом, никак не покидали Илью. Больше жизни он мечтал попасть домой, к родной жене и компьютеру. Таких испытаний у него ещё не было. Даже в армии, где он служил связистом, его так не напрягали, а каждые выходные была увольнительная. Он ехал домой, где его ждала невеста, а ныне жена Ленка. И что теперь делать — он даже не мог представить. Пусть они выберутся из посёлка, что будет потом? Эх, был бы рядом лесник, он бы наверняка разобрался, что к чему. А они, дурни, спёрли его навигатор, и теперь ломают голову, как вернуться. Карма!

К утру тяжёлые мысли развеялись, Илья уснул. Но выспаться не удалось. Снаружи послышался громкий топот. И не просто топот, а будто слаженные шаги целой роты. Дикари приближались, горланя на все лады торжественную песнь. Илья спохватился. Сердце сжалось в предчувствии беды. Вдруг вспомнилась его глупая шутка «придёт беда, когда закончится огненная вода». Только теперь было не до смеха.

Тяжёлый, прикрывающий вход камень с грохотом откатился в сторону. За ним стояла пара десятков разодетых и разукрашенных человек — высокие, широкоплечие, лучшие воины посёлка. Стоящий впереди сухонький шаман Анука на ка ткнул сухим скрюченным пальцем в менеджеров и что-то сказал. Костя ещё тёр глаза, пытаясь вернуться в реальность, когда их силой выволокли из пещеры и под дружные возгласы потащили прочь.

— Эй! Пусти, придурок! — кричал Костя. — Буду тестю на тебя жаловаться, понял? Тестюшка, дорогой…


Ахтынкулук стоял на поляне, где вчера друзья видели шесты и охапки хвороста. Позади угрожающе нависала каменная скала, отбрасывая длинную серую тень. Грузный вождь поставил ногу на покрытый письменами камень, и спокойно покуривал трубку. Амила переминалась с ноги на ногу, стоя за своим отцом, и совершенно не обращала внимания на орущего и вырывающегося Костю.

— Вот ты какая, Милка! — он дёрнул рукой, пытаясь дотянуться до неё, и понял, что руки крепко связаны за спиной. — И не узнаёт даже…

— Плохо ты старался вчера, Воропаев, — заметил Илья. — Вот, блин, и слиняли…

Он обернулся и посмотрел на громилу, который держал связывающую их верёвку. Выражение каменного лица говорило о том, что все просьбы и уговоры будут напрасными. Тут даже огненная вода не поможет. Всё население деревни, от маленьких отпрысков до седых старушенций, которые раскачивались в танце и потрясали обнажёнными дряблыми телами, собралось у скалы на поляне.

Они были крайне возбуждены, бурно обсуждали на своём языке нечто важное, тыкали грязными пальцами в пленников и в безоблачное голубое небо. Женщины суетились вокруг неотёсанных шестов, ровными рядами укладывая хворост и сухую траву.

В середину площадки вышел Анунака в своей неизменной маске и разукрашенный так же, как и на предыдущем празднике. Похоже, мода на карнавальные костюмы у них оставалась неизменной. Шаман держал в руке посох, указывал им на небо и истошно взывал о чём-то к показавшемуся из-за скалы солнцу. При этом его унылую песню слушали внимательно, согласно кивая лохматыми головами.

— Костян, они что, обкурились? — прошептал Илья.

— А чёрт их разберёт. Умотать бы под шумок. Только как?

Умотать не удалось. Толпа раздвинулась, а друзей под дикие вопли и крики поволокли к скале. Там их привязали к ржавым, неизвестно кем вбитым крючьям. Небо, будто предчувствуя беду, потемнело. А шаман всё смотрел вверх, ожидая чего-то особенного.

— Небо-отец, мать-земля, — лепетал он в шаге от пленных вполне знакомые слова. — Небо — оплоднять, женщина-земля рожать, кровь — есть жизнь… Уги-уги,

— и извлёк из-под маски длинный кривой клинок.

— Ильюха, Ильюха-а-а! — нервно задёргался привязанный Костя. — Кажется, нас собрались принести в жертву!

В ответ Илья задёргался ещё сильнее, пытаясь высвободиться из крепких пут.

На его лице застыл немой ужас.

— Ты прости меня, друг, слышишь? За всё прости, — зашептал Костя. — За то, что потащил тебя на эту рыбалку проклятую, за то, что втянул тебя в эту авантюру, алкаш недоделанный…

— Ладно, Воропаев, с кем не бывает… Я и сам…

— За то, что левую партию мониторов без тебя на прошлой неделе спихнул, — продолжал Костя, — за то, что кофе Хмырю на клаву пролил, а на тебя свалил, за то, что Ленку твою шлёпнул, ну… на корпоративе, уж больно у них со Светкой юбки похожие…

— Скотина! — заворочался Илья, пытаясь ногой достать до Кости. — Иди сюда, я тебя первым убью!

— Уги-уги молчать! — больно ткнул его в бок копьём ближайший дикарь. Милка, стоящая за отцом, надменно поджала губы и отвернулась, будто видела Костю в первый раз. Вдруг небо потемнело, и толпа дикарей одновременно опустилась на колени, протягивая к нему руки. Илья крутился и так, и этак, но никак не мог рассмотреть, что же творится за скалой, и что заставило дикарей падать ниц.

Подняв голову, вождь подал шаману знак рукой. Шаман кивнул, сильнее схватился за рукоять кривого клинка и сделал шаг к скале, туда, где в недоумении застыли пленники. Затем рывком разрезал майку на груди Воропаева, истошно кричащего о своих правах и презумпции невиновности. Бросившиеся на помощь шаману воины крепко держали уги-уги, не давая друзьям пошевелиться. На землю медленно надвигалась тьма, закрывая собой холмы и гребни леса. На солнце показался чёрный серп луны, что медленно, но верно закрывала его собой, словно заглатывая яркие отблески. С каждой секундой становилось всё темнее.

— Уги-уги! — радостно воскликнул шаман, указывая ножом на затмение.

— Уги-уги! Уги-уги! — радостно подхватила толпа его слова и закивала головами.

— Зу-зу-зуев… Кажется, уги-уги — это не боги, а жертвы, — зубы нервно отбивали дробь.

— Лучше бы я был первый, — прошептал Илья, стараясь не поддаваться панике, но это у него выходило весьма и весьма плохо. — Кажется, нам капец… Сейчас нам органы вырежут к чёртовой матери… живьём… Лучше бы сразу замочили…

Половина солнца уже скрылась за злой оранжевой луной, которая нехотя ползла, будто издевалась над ними. Костя дрожал от страха, покрытый холодным потом, а шаман держал нож, упёршись остриём в область сердца, и чего-то ждал.

— Всё, прощай мой друг, Зуев. Прости меня за всё…

— И ты меня, Костян… Весело с тобой было… А теперь… теперь никто даже не узнает, где мы сгинули, где сложили головы…

Шаман вновь что-то яростно прокричал, а затем нож больно воткнулся в кожу.

Но Костя уже не чувствовал боль, он крепко сжал зубы, прикусывая губу и зажмурился, а Илья отвернулся, чтобы не видеть этого. Ведь вскоре его ждало то же самое.

На землю обрушилась кромешная тьма, поглотившая все звуки и шорохи. Костя закричал и потерял сознание.





Глава 8




День шестой или пришла беда, когда кончилась огненная вода

«Если вы привыкли жить в клетке, свобода становится опасной идеей» Генрих Бёлль

Илья смутно понял, что произошло в последующий момент. Шаман вдруг навалился на бесчувственного Костю, безвольно сползая к его ногам. И только когда он упал на землю, хрипя и бормоча проклятия, Илья смог рассмотреть торчащую меж его острых лопаток стрелу.