Три грани мизерикорда

Адвокат помог ей подняться, подставил плечо, обнял за талию. Лицо стоящей теперь женщины было не живее лица лежащего мужчины.

– Тебе нужен врач.

– В посольстве посмотрят, – шевельнулись подкрашенные помадой губы, неестественно яркие на побледневшей коже. – Это царапина, живописно, но ничего серьёзного. Дядь Гриш, поехали отсюда, нет моих сил, не могу я больше.

На Фельдблюма они не обращали внимания вообще. Его словно не было, и капитан решил на свой страх и риск попробовать изменить текущее положение дел.

– Госпожа Ставрина, генерал Горин предлагает вам охрану и…

Договорить ему не дали. Устремленный в никуда взгляд сухих, лихорадочно блестящих глаз женщины сфокусировался на нем, стал осмысленным…

– Генерал Горин?! Передайте генералу Горину…

Воспоследовавшая пространная тирада в переводе с русского матерного на русский литературный выражала серьёзные сомнения госпожи Ставриной в способности генерала Горина защитить собственный геморрой и советовала ему засунуть предложенную охрану в точку дислокации упомянутого геморроя.

Капитан Фельдблюм восхитился (про себя) богатством и образностью лексики. Определённо среди учебных заведений, оконченных доктором Ставриной, были университеты и помимо медицинского.

– Скажите генералу, – должно быть она выдохлась. Или просто высказала всё, что считала нужным, – что я с ним поговорю после похорон. Надеюсь, меня известят о времени и месте церемонии? Отлично. Платина, ты где?

– Здесь, – отозвался Кондовый из-за спин сгрудившихся возле тела уборщика людей. – Поди сюда, тебе надо на это посмотреть.

Докторша, по-прежнему опирающаяся на плечо Трейси, шагнула на голос, и Фельдблюм, в общем и целом, неверующий, был вынужден признать, что в «Исходе»[14] имеется-таки рациональное зерно. Мужчины, все, как один, крепкие профессионалы, расступались перед женщиной, как волны Красного моря перед Моисеем. Капитану и самому было интересно, что привлекло внимание пилота.

Тот уже успел задрать, частично разорвав, рукава форменной тужурки, а теперь оттягивал ворот, многозначительно кивая на открывшуюся левую ключицу. Почему никто даже не попытался помешать самоуправству явного гражданского, так и осталось загадкой для капитана. Свет дня стремительно угасал, но Фельдблюм разглядел наколку или клеймо. Латинские буквы, цифры…

– «VS», – хищно оскалилась доктор Ставрина. – Ясно. Поехали.



Посольство Заката, повинуясь мановению руки вице-консула, перешло на осадное положение. Посол, Артемий Горохов, не возражал. Более того: немедленно приставил к каждому из гостей по паре телохранителей. Не обладавших дипломатическим иммунитетом секьюрити и шофера лимузина задержали в Домодедово для дачи показаний (за руль сел Варфоломей), но молчаливых вооруженных мужчин хватало и без них. С точки зрения Агаты, это было чересчур, но её мнения никто не спрашивал.

Супруга посла, Наталья Ивановна, отказавшаяся от поста Матери Семьи ради того, чтобы разделить с мужем пребывание на Земле, хлопотала как наседка, под крылом которой неожиданно оказались три новых цыпленка.

– Садитесь, садитесь! Осторожнее, милая! Ох… врача, Николай, врача сию минуту! Никуда ты не пойдёшь, находилась уже! Да бог с ней, с обивкой, надо будет – перетянем! Варфоломей, сядь, кому сказано, не путайся под ногами! Кирилл, ну-ка, водки гостям, живо! Анатолий, голубчик, что с вашим пальто?

Только сейчас Анатоль обнаружил обожженную дыру в дорогом кашемире, совсем рядом с левой стороной груди. Свободный покрой спас, не иначе…

– Ни-ни-ни! Сиди, не вскакивай! Раз до сих пор не заметили, значит, и замечать нечего! Снимите-ка эту хламиду, не волнуйте девушку! Ну вот, видишь, ничего страшного… давай-давай… нечего кривиться… выдохни… хоп! Вот и умница, а теперь огурчиком осади!

Она суетилась, тараторила, всплескивала руками, но обмануть Агату было не так-то просто. У всех свои способы манипулировать окружающими, и кудахтанье Натальи Ивановны было всего лишь маской, под которой скрывались железная воля и острый ум.

– Как я могла его не засечь… – эта мысль не давала Агате покоя с самого порта. – Эмпатка долбаная… черт, да пусть не было там ничего, кроме тупого ожидания чего-то и замёрзших ног, но я-то, я-то хороша! Дура, какая же дура… расслабилась!

– А ну, успокойся, – жене посла надоело изображать клушу и в голосе прорезался металл. – Да, не засекла. Никто не засёк. Ни Григорий, ни охрана, ни этот капитанишка. Нечего всё брать на себя, молода ещё. Вот станешь Матерью… наконец-то, доктор. Анатолий, пересадите Агату на каталку.

Через полчаса – рана и впрямь оказалась пустяковой, пуля скользнула по касательной – Агата сидела в кабинете посла и мрачно выслушивала последние новости. Следственные мероприятия продолжаются, но сотрудников посольства уже отпустили. Похороны состоятся послезавтра. Генерал Горин выражает свои соболезнования.

Транквилизаторы, навязанные врачом, помогали мало. Правду сказать, не помогали вовсе. Бред какой-то, ночной кошмар… проснуться бы!

– Артемий Васильевич! Я могу воспользоваться закрытой связью?

– Конечно, – посол был невозмутим. – Вас сейчас проводят в «тихую комнату» и объяснят, что к чему.

Еще минут пять спустя она осталась одна в небольшом помещении глубоко под землей, так набитом оборудованием, что едва оставалось место для одинокого кресла. Телохранители, один из которых быстро, но тщательно осмотрел комнату до того, как подопечная переступила порог, заняли пост за полуметровой толщины дверью. Здесь действительно было так тихо, словно весь мир перестал существовать. Кровь гулко пульсировала в ушах. Так… кто первый? Пожалуй, Заславский.

– Привет, красотка, – расплылся в улыбке Макс, – а что это я номер не узна… Агата???

– Диму убили.

– Как убили?! Где?!!

– В Москве. Под носом у Папы Гены. Вот такой кандибобер, Макс.

Заславский сцепил зубы так, что Агате показалось, что она слышит хруст.

– Кто – известно?

– Известно. Макс, я не за этим, собственно… похороны послезавтра, и…

– Мы успеем, – кивнул отставной майор. – Ревель справится с курсом. Слышал?

– Слышал, – отозвался ИскИн. – И незачем так орать.


– В общем, мы успеем.

– Знаю. Слушай, ты же наверняка знаком с кем-то… ну… кто с ним служил… кому он помогал… кто захочет… – её голос становился всё суше и под конец дошел до хрипа.

– Этот вопрос я беру на себя. Держись там, слышишь?

– Да куда я денусь… до встречи, Макс.

Она прервала связь и немного подумала. То есть это она полагала – немного, но, когда терминал снова был включен, оказалось, что прошло двадцать минут. Плохо. Очень плохо. Отрубаться ей сейчас никак нельзя. И дрожать голосом, а тем более губами – тоже. Ладно, следующий вызов.

– Ох, и неугомонная же ты душа… у нас полпятого утра, ты не в курсе?

– Тони, ты мне нужен.

– Я всем нужен, – проворчал Кертис, потирая ладонями щеки с проступившей седоватой щетиной. – Ну, что у тебя опять стряслось такое, что ты старику спать не даёшь?

– Тони, кто из этих сволочей остался на плаву?

– Каких сволочей? – мгновенно насторожился Бельмастый. – Ты о чем?

– Несколько часов назад синтет работы «Vitae Serve» застрелил здесь, на Земле, нашего командира. Вот я и спрашиваю, кто, по-твоему, мог это сработать?

– Не знаю, – медленно проговорил окончательно проснувшийся дон Антонио. – Но узнаю. Хотя вряд ли сразу. Когда похороны?

– Тебе-то что за дело? – устало выговорила Агата. Сил быть вежливой уже не осталось. – Ну, послезавтра…

– Я прилечу. Этот человек был хорошим противником. Честным. Он достоин моего уважения – и венка.

– Чего-о-о-о-о?! – скрывать удивление сил не было тоже. – Тони, ты о чём вообще?! Ты хоть представляешь, что будет твориться на кладбище? Как будут выпасать всех посторонних?

– Не учи дедушку на абордаж ходить, – отрезал Кертис. – Сказал «прилечу», значит, прилечу. Авось не выпасут. Я ведь убит, и давненько. Как раз господином Десницей. Ну, или его людьми, что, в сущности, ничего не меняет. Забыла?

На Агату вдруг навалилось серое равнодушие. Оно давило, как толща воды, как неподъемный груз, как… девушка провела рукой по глазам, пожала плечами:

– Дело твоё, – и, выключив связь, вышла в коридор.



Охранников ничто не могло смутить или озадачить. Ни длительное отсутствие подопечной, ни требование проводить её в спортивный зал – есть же здесь такой? Разумеется, зал нашёлся. А в зале нашёлся большой, тяжёлый боксерский мешок. То, что надо.

Агата била. И била. И била. Била упакованными в перчатки кулаками: перчатки натянули и зашнуровали телохранители. Спорить с ними оказалось бесполезно, пришлось смириться, хотя разбитые в кровь руки – как ей казалось – могли бы помочь собраться. Она хотела собраться, должна была собраться… и не могла.

Она била локтями. Подъемом стопы и коленями тоже била. Била до тех пор, пока не пресеклось дыхание, пока перед глазами не поплыли расцвеченные искрами мутные круги, пока не отказала накачанная обезболивающим раненая нога. И тогда она рухнула на застилавшие пол маты и зарыдала в первый раз за этот безумный день.

Сколько прошло времени, она не знала. Просто в какой-то момент слезы закончились, и тотчас же руки не произнесшего ни слова Анатоля подхватили её с пола. Двое охранников пошли впереди, двое сзади, и таким вот королевским кортежем они добрались до заботливо приготовленных комнат.

Агата смутно чувствовала, как Анатоль раздевает ее, словно куклу, как ставит под душ, как вытирает… как донёс до постели, уже не отсекла. Сон, тяжёлый, недобрый, поглотил ее. И в этом сне раз за разом гремели выстрелы и падал командир. Командир падал, а она не успевала, не успевала, не успевала…



Анатоль заботливо подоткнул одеяло. Прислушался, покачал головой и тихонько вышел в смежную комнату, намереваясь отдать охране снятые с Агаты перчатки. Прямо на полу, привалившись спиной к стене, сидел обхватив колени руками, Барт, и Трейси это не удивило.

– Погоди минутку, я сейчас, – почти шепнул он пилоту и выглянул за дверь.

Одна из шести расположившихся в коридоре статуй шевельнулась, изобразив на малоподвижной физиономии намек на вопрос.

– Возьмите. Сегодня это больше не понадобится, – всё так же на интере произнес адвокат, и охранник с еле заметным кивком принял поданное. Анатоль тихонько притворил створку, на секунду задумался и уселся на пол рядом с пилотом.

– Спит? – с насквозь фальшивым безразличием поинтересовался Барт.

– Спит. Надеюсь. Больше похоже на обморок, но дышит ровно.

Кондовый медленно и раздельно высказался по-русски.

– Угу, – кивнул, адвокат, соглашаясь. Понял он закатца с пятого на десятое, поскольку, несмотря на интенсивный гипнокурс языка, русской ненормативной лексикой владел пока слабо. Но всё-таки понял, и возражений по поводу сказанного у него не возникло. – Вот чёрт, только я размечтался…

– О чём? – в тусклом голосе Барта мелькнула искорка интереса.

– Да я тут подумал… не успел только Агате предложить… имеет смысл перенести штаб-квартиру вашей фирмы…

– Нашей фирмы, Анатоль, – поправил его Кондовый. – Нашей.

– Ну, пусть нашей. В общем, Ариэль вполне подходит. Климат приятнее, чем на Закате, да и сила тяжести… это ты привычный. И всё равно дома тебе не сидится. Агата ведь так и не прижилась, спорить будешь? А там можно было бы купить дом по соседству с доктором Маратом и в промежутках между полётами заглядывать на стаканчик. А теперь…

– Она не успокоится, – Барт не спрашивал, он утверждал.