Три дня Индиго
Часть 63 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Не слыхал, что стражей тайно отправляют с Земли на другие планеты? – понизив голос, спросила она.
– Ну… что-то слыхал, – ушел я от прямого ответа. – Так их вряд ли отправляют цветочки нюхать. На то они и стражи, верно? Или ты прям хочешь воевать?
Оля как-то обмякла, пожала плечиками.
– Да нет, не хочу. Но… это что-то, понимаешь? Что я тут забыла? Сидеть на Земле всю жизнь, замуж выйти, детей родить, помереть… Тоска.
– Люди тысячи лет так сидели.
– Потому что когда жрать нечего, то думаешь только о жратве! А сейчас с голода никто не умирает. Просто… – Она беспомощно развела руками. – Просто иначе зачем, зачем всё? Хочется какого-то челленджа…
Я ее понял. Неожиданно для самого себя. И мне вдруг стало ее жалко.
– Сколько тебе лет? – спросил я. – Только честно!
– Двадцать два…
– Не выйдет. Мутагены в таком возрасте не работают. Иначе бы в Гнезда и кого постарше забирали, верно?
– Блинский блин… – Оля махнула рукой. – Точно?
Я кивнул.
– Думала, может, врут… – Она вздохнула. – Купишь мне пива?
В общем, мы с ней тусовались часов до пяти, когда стали расходиться последние поэты и слушатели. Я несколько раз покупал ей пиво, она достала еще одну самокрутку. Я никакого кайфа не поймал, может, трава у нее была фиговая… а может быть, мой организм перестал на нее реагировать? Я ведь выпил еще один стакан коктейля и не почувствовал совершенно ничего.
Оля несколько раз выходила и читала стихи. Не очень хорошие. И по разговору она мне показалась… ну, не глупой, нет, скорее скучноватой. Но все-таки мы поболтали о разном, даже поцеловались на балконе – ничего больше, только поцелуи. Просто от нечего делать.
А потом я проводил ее до метро (это заняло двадцать секунд) и пошел пешком в Комок. Удивительно, но никакого полицейского усиления, несмотря на вчерашний вечер, я на улице не наблюдал.
Я люблю утреннюю Москву. Раньше, хоть я сам уже и плохо помню, столица вообще ни на час не замирала. Отец любил повторять, что таких городов в мире единицы, а в России – так и вообще один, даже Питер под утро засыпает.
Теперь Москва тоже засыпала, а в пять только-только начинала оживать. Прохожие были редкостью, машины тем более. Кое-где встречалась молодежь, расходящаяся со вписок, несколько собачников выгуливали своих псов.
Наверное, если жизнь будет идти своим чередом, постепенно всё наладится. Люди вернутся в крупные города, снова станут рвать жилы за право поселиться в Москве. Оживут ночные клубы и бары, станет совсем уж безопасно. Люди ведь ко всему привыкают, и не всем хочется странностей, вроде медсестры Оли.
Вот мне не хочется, к примеру. Я обычный.
Я даже рассмеялся при этой мысли. Мне странностей не хочется? Месяц назад не хотелось, а сейчас? Это я-то обычный? И дело даже не в том, что Призыв чего-то там изменил в моих генах. Самое главное изменилось в мозгах. И Призыв ни при чем, тут я сам, всё сам…
Словно пытаясь доказать себе, что ничего особенно и не изменилось, я достал зеркалки и половину пути прошел в них, поглядывая то под ноги, то по сторонам. Утро – хорошее время для серча, почти как вечер, и я действительно нашел кристалл возле остановки – вполне приличный пятигранный гринк, валяющийся под скамейкой. Я постоял, глядя на зеленую искорку.
Эмоции. Как человеческие эмоции могут переходить в материальную форму? И для чего они все же нужны? Продавцы ловят от них кайф, испытывая те же чувства, что и люди, вроде бы так. А остальные? Тоже? Мы стали производителями наркотиков? Или для других разумных кристаллы значат что-то другое?
И что породило этот гринк? Вряд ли радость, я почему-то не мог соотнести зеленый цвет с радостью. Тоска? Она ведь не зря называется зеленой? Вожделение? Скука?
Мне стало противно.
Гринк я все же подобрал, согрел в руке и спрятал в пакетик. Деньгами не разбрасываются, даже если они грязные.
Но очки после этого снял и пошел дальше, уже не выискивая кристаллы.
У Комка никого не было. Я толкнул дверь, вошел.
Продавца за прилавком не оказалось.
На мгновение я представил, как он лежит за занавесью, с каким-нибудь топором или ледорубом в металлическом теле, в луже синей жижи.
Вот был бы облом!
– Эй! – выкрикнул я. – Тут… есть кто-нибудь?
Штора колыхнулась, и появилась внушительная фигура.
– Конечно, Макс, – мягко сказал Продавец. – Подумали дурное?
– Да, – признался я.
– Всё в порядке, я жив. Пришли за своим заказом?
– Понимаю, что рано, – кивнул я. – Можно тут посидеть?
– Конечно, – ответил Продавец. Тонкие красные губы шевелились в просвете капюшона, и, если не знать того, что знал я, так легко было подумать, будто я говорю с человеком.
Вначале я хотел сесть на пол, но потом подпрыгнул и уселся на барьер, свесив ноги. Будто ребенок, которого уставшая мать посадила на прилавок.
– Могли бы попросить стул, – укоризненно сказал Продавец.
– Денег жалко, – ответил я. – Так посижу.
– А, впрочем… – Продавец вдруг ловко вытянулся – будто у него удлинились ноги, и сел на прилавок со своей стороны. – Я вижу, вы хотите поговорить. Я тоже хочу.
Это было необычно.
– Спрашивайте, – предложил я.
– Почему вы не принесли кристалл мне?
Слово «кристалл» он произнес так отчетливо, так его выделил интонацией, что сразу было понятно – речь об особом, многоцветном.
– Обиделся на вас, – признался я. – Ну и… синтезатор же был занят.
– Логично, – согласился Продавец. – Но зря обижаетесь. Я расположен к людям вообще и к вам в частности.
– Все равно кристалл бы вам не достался, – сказал я.
– Ха-ха, – ответил Продавец, будто робот из детского мультика. – Утешили. Хоть подержал бы в руках, это большая редкость, раз в несколько лет находят.
Почему-то я расстроился.
– Так он не уникален?
– Уникален, как любая редкая вещь. Кристаллы возникают в момент ярких эмоций, понимаешь? Страх, самопожертвование, зависть, похоть, тоска, восторг, удивление – всё это порождает кристалл. Так уж мы сделали.
– Вы?
– Конечно. Наша технология, которой все пользуются… Две-три эмоции могут достичь пика одновременно. Секс, к примеру, хорошо сочетается и со страхом, и с восторгом, и с удивлением… да с чем угодно. Тоска и восторг – сочетание редчайшее, но порой возникает. Но вот сразу всё, одновременно… представляешь, как редко вспыхивает весь спектр базовых эмоций? Как правило, это результат не банальных человеческих переживаний, а рождения нового смысла, способного изменить мир!
– Возможно, – сказал я. – Уничтожение толпы Слуг считается за изменение мира?
– Ха-ха! – Продавец похлопал меня по спине. – Завидую. Вы пережили серьезное потрясение, юноша.
– Понимаю, для чего они вам, – сказал я. – А тем, кому продаете?
– Практически для того же. Чужой эмоциональный опыт порождает собственные чувства. Кто-то использует приспособления, считывающие эмоции с кристаллов. Кто-то их потребляет напрямую. Даже простые кристаллы способны стимулировать новые смыслы. Едкая зависть паренька, глядящего на богатого и красивого сверстника, в ином мире может породить философскую концепцию или новую технологию. Что уж говорить о кристаллах, вобравших в себя гениальное открытие или творческое озарение? Это концентрированный смысл!
Я засмеялся.
Я вдруг представил это себе. Какой-нибудь Сережка с Большой Бронной облизнулся, глядя на пышные телеса чужой подруги, а в другом мире чешуйчатый ящер испытал его зависть и придумал двигатель для космического корабля.
Или написал научный трактат.
И эта смесь похоти и зависти может оказаться столь же ценна, как восторг ученого, открывшего новую элементарную частицу!
– Почему вы смеетесь? – обиженно спросил Продавец. – У вас для этого есть множество суррогатов. Книги, музыка, фильмы. Творец создает эмоциональный заряд, и тот отзывается в других людях, порой самым неожиданным образом. Теперь вы все творцы! И мы вам не вредим!
Я продолжал хохотать.
– Кристаллы даже помогают людям, – добавил Продавец. – Снимают эмоциональное напряжение.
У меня возникло сравнение, которое я озвучивать не стал, но захихикал совсем уж мерзко.
– Смешные вы, люди, – вздохнул Продавец. – Но ты понимаешь, что мы вам не враги? Мы никому не враги, все цивилизации пользуются нашими услугами, чтобы быстрее возвыситься.
– А вы хорошо устроились! – похвалил я.
– Да, – сказал Продавец с гордостью. – Это был интересный смысл, мы использовали его раньше, чем он был похищен. Теперь мы единственные, кто не вмешивается в галактические войны и не эксплуатирует отсталые цивилизации.
– Странно как-то, – сказал я. – У нас в фантастике всё иначе было.
– Как? – спросил Продавец с иронией. – Прилетели, завоевали планету и стали там жить? Зачем? Любая планета при правильном использовании позволяет жить сотне миллиардов особей, к чему страдать, привыкая к чужой? Возить ресурсы из других миров? Неразумно. Чужие миры надо контролировать, а не завоевывать. Для этого нужны бойцы, разумные существа, но их тоже не требуется слишком много. Сотня-другая бойцов с высокими технологиями – и греби с планеты смыслы!
– Смыслы, смыслы… – Я махнул рукой. – Заладили одно и то же! Вся возня в Галактике – ради идей…
– А для чего? Гонять по космосу на кораблях и палить друг в друга? Пиу-пиу-пиу! – Продавец снова похлопал меня по спине. – Не обижайтесь, я люблю земную культуру. Обожаю «Марвел» и «Дисней». Еще я люблю японскую мультипликацию…
– Ну… что-то слыхал, – ушел я от прямого ответа. – Так их вряд ли отправляют цветочки нюхать. На то они и стражи, верно? Или ты прям хочешь воевать?
Оля как-то обмякла, пожала плечиками.
– Да нет, не хочу. Но… это что-то, понимаешь? Что я тут забыла? Сидеть на Земле всю жизнь, замуж выйти, детей родить, помереть… Тоска.
– Люди тысячи лет так сидели.
– Потому что когда жрать нечего, то думаешь только о жратве! А сейчас с голода никто не умирает. Просто… – Она беспомощно развела руками. – Просто иначе зачем, зачем всё? Хочется какого-то челленджа…
Я ее понял. Неожиданно для самого себя. И мне вдруг стало ее жалко.
– Сколько тебе лет? – спросил я. – Только честно!
– Двадцать два…
– Не выйдет. Мутагены в таком возрасте не работают. Иначе бы в Гнезда и кого постарше забирали, верно?
– Блинский блин… – Оля махнула рукой. – Точно?
Я кивнул.
– Думала, может, врут… – Она вздохнула. – Купишь мне пива?
В общем, мы с ней тусовались часов до пяти, когда стали расходиться последние поэты и слушатели. Я несколько раз покупал ей пиво, она достала еще одну самокрутку. Я никакого кайфа не поймал, может, трава у нее была фиговая… а может быть, мой организм перестал на нее реагировать? Я ведь выпил еще один стакан коктейля и не почувствовал совершенно ничего.
Оля несколько раз выходила и читала стихи. Не очень хорошие. И по разговору она мне показалась… ну, не глупой, нет, скорее скучноватой. Но все-таки мы поболтали о разном, даже поцеловались на балконе – ничего больше, только поцелуи. Просто от нечего делать.
А потом я проводил ее до метро (это заняло двадцать секунд) и пошел пешком в Комок. Удивительно, но никакого полицейского усиления, несмотря на вчерашний вечер, я на улице не наблюдал.
Я люблю утреннюю Москву. Раньше, хоть я сам уже и плохо помню, столица вообще ни на час не замирала. Отец любил повторять, что таких городов в мире единицы, а в России – так и вообще один, даже Питер под утро засыпает.
Теперь Москва тоже засыпала, а в пять только-только начинала оживать. Прохожие были редкостью, машины тем более. Кое-где встречалась молодежь, расходящаяся со вписок, несколько собачников выгуливали своих псов.
Наверное, если жизнь будет идти своим чередом, постепенно всё наладится. Люди вернутся в крупные города, снова станут рвать жилы за право поселиться в Москве. Оживут ночные клубы и бары, станет совсем уж безопасно. Люди ведь ко всему привыкают, и не всем хочется странностей, вроде медсестры Оли.
Вот мне не хочется, к примеру. Я обычный.
Я даже рассмеялся при этой мысли. Мне странностей не хочется? Месяц назад не хотелось, а сейчас? Это я-то обычный? И дело даже не в том, что Призыв чего-то там изменил в моих генах. Самое главное изменилось в мозгах. И Призыв ни при чем, тут я сам, всё сам…
Словно пытаясь доказать себе, что ничего особенно и не изменилось, я достал зеркалки и половину пути прошел в них, поглядывая то под ноги, то по сторонам. Утро – хорошее время для серча, почти как вечер, и я действительно нашел кристалл возле остановки – вполне приличный пятигранный гринк, валяющийся под скамейкой. Я постоял, глядя на зеленую искорку.
Эмоции. Как человеческие эмоции могут переходить в материальную форму? И для чего они все же нужны? Продавцы ловят от них кайф, испытывая те же чувства, что и люди, вроде бы так. А остальные? Тоже? Мы стали производителями наркотиков? Или для других разумных кристаллы значат что-то другое?
И что породило этот гринк? Вряд ли радость, я почему-то не мог соотнести зеленый цвет с радостью. Тоска? Она ведь не зря называется зеленой? Вожделение? Скука?
Мне стало противно.
Гринк я все же подобрал, согрел в руке и спрятал в пакетик. Деньгами не разбрасываются, даже если они грязные.
Но очки после этого снял и пошел дальше, уже не выискивая кристаллы.
У Комка никого не было. Я толкнул дверь, вошел.
Продавца за прилавком не оказалось.
На мгновение я представил, как он лежит за занавесью, с каким-нибудь топором или ледорубом в металлическом теле, в луже синей жижи.
Вот был бы облом!
– Эй! – выкрикнул я. – Тут… есть кто-нибудь?
Штора колыхнулась, и появилась внушительная фигура.
– Конечно, Макс, – мягко сказал Продавец. – Подумали дурное?
– Да, – признался я.
– Всё в порядке, я жив. Пришли за своим заказом?
– Понимаю, что рано, – кивнул я. – Можно тут посидеть?
– Конечно, – ответил Продавец. Тонкие красные губы шевелились в просвете капюшона, и, если не знать того, что знал я, так легко было подумать, будто я говорю с человеком.
Вначале я хотел сесть на пол, но потом подпрыгнул и уселся на барьер, свесив ноги. Будто ребенок, которого уставшая мать посадила на прилавок.
– Могли бы попросить стул, – укоризненно сказал Продавец.
– Денег жалко, – ответил я. – Так посижу.
– А, впрочем… – Продавец вдруг ловко вытянулся – будто у него удлинились ноги, и сел на прилавок со своей стороны. – Я вижу, вы хотите поговорить. Я тоже хочу.
Это было необычно.
– Спрашивайте, – предложил я.
– Почему вы не принесли кристалл мне?
Слово «кристалл» он произнес так отчетливо, так его выделил интонацией, что сразу было понятно – речь об особом, многоцветном.
– Обиделся на вас, – признался я. – Ну и… синтезатор же был занят.
– Логично, – согласился Продавец. – Но зря обижаетесь. Я расположен к людям вообще и к вам в частности.
– Все равно кристалл бы вам не достался, – сказал я.
– Ха-ха, – ответил Продавец, будто робот из детского мультика. – Утешили. Хоть подержал бы в руках, это большая редкость, раз в несколько лет находят.
Почему-то я расстроился.
– Так он не уникален?
– Уникален, как любая редкая вещь. Кристаллы возникают в момент ярких эмоций, понимаешь? Страх, самопожертвование, зависть, похоть, тоска, восторг, удивление – всё это порождает кристалл. Так уж мы сделали.
– Вы?
– Конечно. Наша технология, которой все пользуются… Две-три эмоции могут достичь пика одновременно. Секс, к примеру, хорошо сочетается и со страхом, и с восторгом, и с удивлением… да с чем угодно. Тоска и восторг – сочетание редчайшее, но порой возникает. Но вот сразу всё, одновременно… представляешь, как редко вспыхивает весь спектр базовых эмоций? Как правило, это результат не банальных человеческих переживаний, а рождения нового смысла, способного изменить мир!
– Возможно, – сказал я. – Уничтожение толпы Слуг считается за изменение мира?
– Ха-ха! – Продавец похлопал меня по спине. – Завидую. Вы пережили серьезное потрясение, юноша.
– Понимаю, для чего они вам, – сказал я. – А тем, кому продаете?
– Практически для того же. Чужой эмоциональный опыт порождает собственные чувства. Кто-то использует приспособления, считывающие эмоции с кристаллов. Кто-то их потребляет напрямую. Даже простые кристаллы способны стимулировать новые смыслы. Едкая зависть паренька, глядящего на богатого и красивого сверстника, в ином мире может породить философскую концепцию или новую технологию. Что уж говорить о кристаллах, вобравших в себя гениальное открытие или творческое озарение? Это концентрированный смысл!
Я засмеялся.
Я вдруг представил это себе. Какой-нибудь Сережка с Большой Бронной облизнулся, глядя на пышные телеса чужой подруги, а в другом мире чешуйчатый ящер испытал его зависть и придумал двигатель для космического корабля.
Или написал научный трактат.
И эта смесь похоти и зависти может оказаться столь же ценна, как восторг ученого, открывшего новую элементарную частицу!
– Почему вы смеетесь? – обиженно спросил Продавец. – У вас для этого есть множество суррогатов. Книги, музыка, фильмы. Творец создает эмоциональный заряд, и тот отзывается в других людях, порой самым неожиданным образом. Теперь вы все творцы! И мы вам не вредим!
Я продолжал хохотать.
– Кристаллы даже помогают людям, – добавил Продавец. – Снимают эмоциональное напряжение.
У меня возникло сравнение, которое я озвучивать не стал, но захихикал совсем уж мерзко.
– Смешные вы, люди, – вздохнул Продавец. – Но ты понимаешь, что мы вам не враги? Мы никому не враги, все цивилизации пользуются нашими услугами, чтобы быстрее возвыситься.
– А вы хорошо устроились! – похвалил я.
– Да, – сказал Продавец с гордостью. – Это был интересный смысл, мы использовали его раньше, чем он был похищен. Теперь мы единственные, кто не вмешивается в галактические войны и не эксплуатирует отсталые цивилизации.
– Странно как-то, – сказал я. – У нас в фантастике всё иначе было.
– Как? – спросил Продавец с иронией. – Прилетели, завоевали планету и стали там жить? Зачем? Любая планета при правильном использовании позволяет жить сотне миллиардов особей, к чему страдать, привыкая к чужой? Возить ресурсы из других миров? Неразумно. Чужие миры надо контролировать, а не завоевывать. Для этого нужны бойцы, разумные существа, но их тоже не требуется слишком много. Сотня-другая бойцов с высокими технологиями – и греби с планеты смыслы!
– Смыслы, смыслы… – Я махнул рукой. – Заладили одно и то же! Вся возня в Галактике – ради идей…
– А для чего? Гонять по космосу на кораблях и палить друг в друга? Пиу-пиу-пиу! – Продавец снова похлопал меня по спине. – Не обижайтесь, я люблю земную культуру. Обожаю «Марвел» и «Дисней». Еще я люблю японскую мультипликацию…