Третий дневник сновидений

Я проверила взглядом проход. Прежде этих двоих здесь не было видно, хотя Грейсон лёг спать ещё раньше меня. Но после этого напряжённого и богатого открытиями дня, при всех его мыслях о Флоранс он, наверное, спал как убитый. И, если честно, он имел на это право: тут, внутри, он ничем не мог нам помочь. Его сила была в другом. Но я сомневалась, что и наши результаты в самом деле могли облегчить его поиски. Сейчас, зная, что Артур опережает нас больше, чем на несколько шагов.

Элегантную, тростникового цвета дверь снов Флоранс я обнаружила не сразу, потому что она оказалась не на обычном месте. Но потом я заметила, что она стала ближе к нашим дверям, и не просто ближе: она теперь находилась возле двери Мии, прямо напротив двери Грейсона.

Тем лучше. Здесь легче её охранять. Хотя я втайне надеялась, что, по крайней мере, сегодня ночью без этого можно будет обойтись. После всего, что сегодня произошло, Флоранс наверняка не сможет сомкнуть глаз, будет ворочаться без сна в своей кровати. А если Флоранс не спит, никто не может проникнуть в её сон и там набезобразничать.

Если вообще еще не слишком поздно.

Нам бы нужно это знать лучше, ведь всё было не в первый раз. Или, как сказал Генри, «снова этот Артур».

Он опять постарался с помощью своих трюков взять под контроль кого-то из нашего близкого окружения. Прошлой зимой это была Мия, которой он манипулировал во сне и под конец чуть не убил, а на этот раз он выбрал Флоранс в качестве своей ночной марионетки. Насколько мы сумели реконструировать события, Артуру с ее помощью удалось не больше чем сунуть перо мне в волосы и подбросить в комнату Грейсона две большие упаковки чёрных перьев. Но она точно так же могла бы стоять возле моей кровати не с пером в руке, а с ножом. И любой знающий Артура сказал бы, что он не ограничится безобидным перьевым террором, он располагал большими возможностями, как, например, показали случаи с миссис Лоуренс, Персефоной или беднягой Тео Эллисом. Ради безопасности перед сном я запирала на замок дверь в свою комнату. Дважды.

Я и Мии советовала делать так же, и она не спрашивала зачем, как делала обычно. После наших открытий она вообще стала необычно тихой. В отличие от Флоранс, на которую мысль о том, что она в состоянии лунатизма может делать странные вещи, подействовала, естественно, разрушительно. Преодолев стадию отрицания («Такого я никогда не делала!»), она снова начинала плакать – тут не помогали даже взбитые сливки Лотти.

– Всё так! – рыдала Флоранс, закрыв лицо руками. – Мне снились эти странные сны… а на другое утро пятки были испачканы. Я теперь сойду с ума? Разбрасывать перья – когда такое бывало!

Я могла бы ей, конечно, кое-что сказать, но сама была слишком растеряна. И до смерти испугана. Она же была совершенно убита. Не сопротивляясь, Флоранс позволила Лотти взять себя под руку.

– Может, это переутомление?.. Перестаралась с занятиями?.. – вырывалось у неё между всхлипываниями. – Я не хочу в психушку!..

– Тебе и не надо. – Лотти, утешая, поглаживала её по волосам. – Лунатиков много – может, под домом какой-то источник. Вспомни, что Мия вытворяла в январе. Она чуть не выпрыгнула из моего окна! И уверяю тебя: она совершенно здорова!

Флоранс поглядывала на Мию, как будто не совсем была уверена, но всё же переставала плакать.

Я немного завидовала ей, потому что верить в переутомление в тысячу раз лучше, чем знать правду, как Генри, Грейсон и я. Ни таблетки, ни лечебный отдых у моря, против Артура не помогут никакие способы, и это порождало одновременно злость и чувство беспомощности. Особенно был разочарован Грейсон.

При этом визит к Гарри Триггсу, тому самому, из «Кровавого меча – 66», превзошёл все его ожидания. Хотя Грейсону пришлось пожертвовать своим боевым роботом из «Звёздных войн» (он говорил о нём, как о собственном ребёнке). Но в качестве вознаграждения он получил окончательное доказательство, что демона Анабель не существует: ему показали древний, запылённый клад, криво исписанный шариковыми ручками и запечатанный кроваво-красными печатями.

Это не было так называемое наследство Анабель, сожжённое на кладбище, но ужасно его напоминало.

Тут была примерно та же история, рассказал нам Грейсон, что и с длинными кельтскими ножами (ручной работы, выкованными из особой стали) и рогом для питья, изготовленным из натурального рога (с кожаным ремнём). Всё это было не более чем реквизит, как и книги заклинаний, изготовленные в качестве своеобразного хобби двумя безработными придурками со скверным запахом изо рта.

Грейсон мужественно терпел, пока автор «Кровавого меча – 66» один за другим извлекал эти ассексуары из ящика, сам всё ещё пребывая в славных древних временах, когда можно было кого-то изображать вместе с приятелем Тимоти, кровельщиком, ставшим впоследствии гуру секты.

Как друзья разошлись, об этом «Кровавый меч – 66» рассказывал не так охотно, не говорил он и о том, как узнал из газет, что у его прежнего приятеля-сектанта на совести человеческие жизни. Подтвердилось, что свои кровавые истории в духе фэнтези оба сочинили и сами потом разыгрывали. А вскоре их пути разошлись. Гарри Триггс описал свои фантазии в романах, но после того как история о кровавых событиях (вместе с тремя другими главными сочинениями) была отвергнута двадцатью семью издательствами и не вызвала особенного отклика в интернете, он покончил с писательством и стал ухаживать за престарелыми.

А его приятелю-кровельщику, напротив, стали слышаться голоса, и он счёл себя избранным. Фантазия и реальность чудовищным образом переплелись в его мозгу, он собрал вокруг себя группу людей и предложил им самим же сочинённую когда-то историю о кладах в качестве древнего писания.

Как в руки гуру секты попала Анабель, мы точно не знали. Ясно было одно: можно без всяких сомнений доказать ей, что эта версия «Кровавого меча – 66», которая обошлась так дорого, и все её заклинания демонов – не что иное, как пустышка, и своей детской травмой она обязана сумасшедшему кровельщику.

Плохо лишь, что не удалось сразу передать в руки Анабель этот клад, ставший причиной её безумия, потому что как раз сегодня её не было дома. Грейсон решил бросить книжицу ей в почтовый ящик, а на мэйл отправить всю информацию, но Анабель не объявилась допоздна, когда он ушёл спать. Теперь только от неё зависело, какой она сделает вывод из полученной информации. И способна ли она вообще на это.

Мы сами ведь шли ещё на ощупь в том, что касалось деталей. Сейчас я смотрела то на дверь Флоранс, то на дверь Эмили, разные мысли кружились у меня в голове. Что, если историю с перьями у нас в доме Артур специально инсценировал, чтобы мы опять поверили в существование демона Анабель? Или он так хотел переключить подозрение на неё?

Перья всегда возникали, когда мы встречались с Анабель в коридоре. Как и темнота, и холод. Проник ли Артур в то, что было скрыто от Анабель, и потом мог прибегать к специальным эффектам? В коридоре ему было нетрудно разыгрывать перед Анабель демона.

Но для чего?

Конечно, чтобы Анабель предоставила в распоряжение демона, по замыслу Артура, свои необычайные способности в области сновидческой магии, назовём это так.

В этой теории, впрочем, оставались пробелы. Например, история со змеёй. Если роль демона для Анабель сыграл Артур, вряд ли он велел ей подложить ядовитую змею в свой шкафчик, правда?

– Полная чушь! – Эмили прервала мои размышления.

В первый момент я подумала, что она проникла в мои мысли, но ей просто не хватило терпения со Страшилой Фредди.

– Прочти мне ещё раз всю задачу, – потребовала она возмущённо. – Медленно и отчётливо, жирное животное.

Фредди вежливо наклонил свой клюв. Я не могла понять, почему Грейсону он не показался хоть немного зловредным.

– Сложи год рождения принца Уильяма, пять тысяч тридцать девять, корень из нуля, запятая, шесть, два, пять, корень из трёх миллионов девятисот двенадцати тысяч четырёхсот восьмидесяти четырёх, корень из ста одиннадцати тысяч пятисот пятидесяти шести и помножь сумму на четыре. Если ты результат перевернёшь, получится то, что ты потерял.

– День рождения принца Уильяма… – Эмили что-то нацарапала на бумаге. – Грейсон думает, что я не знаю, потому что не интересуюсь этой чушью королевского семейства, но у меня память, как…

– Как у лошади? – поинтересовалась я.

Эмили подняла голову, но не казалась испуганной.

– Ты-ы опять! – простонала она нервно.

Если кто-то здесь мог нервничать, так это я.

– Тебе снится что-то красивое? – спросила я.


– Если ты сейчас слиняешь, тогда может быть, – сказала Эмили. – И просто прими к сведению: у лошадей действительно прекрасная память. У моего «Покорителя Рая» интеллект наверняка выше, чем у тебя. – Она опять склонилась над своим блокнотом. – Спорим, ты не сможешь в уме извлечь квадратный корень из ста одиннадцати тысяч пятисот пятидесяти пяти.

– А почему твоя лошадь не пользуется калькулятором?

– Потому что здесь калькулятор не работает, – ответила Эмили, не взглянув на него. – А может, потому что она считает не лучше меня. Ведь этот лабиринт дверей существует в моей голове. Всё, что ты видишь и что здесь происходит, это образы и события моего подсознания.

Вот как! Это была уже интересная теория.

– То есть мы сейчас находимся в твоей голове?

Эмили кивнула.

– Точней сказать, в моём сне. – Она снова посмотрела на меня. – Ты проекция моего подсознания.

– Что ж, ладно, – ответила я. – Тогда спроси своё подсознание, долго ли ты тут сидишь.

Эмили равнодушно пожала плечами:

– Что здесь значит время?

– Входил ли кто-нибудь сюда или выходил оттуда? – Я показала на дверь Флоранс.

– Вот в эту? Не-е… – покачала головой Эмили.

Уже хорошо.

– И дверь просто не открывалась? – настаивала я.

– Насколько я знаю, нет, – сказала Эмили. – А теперь заткнись, мне надо решать.

– Не знаю твоего подсознания, – я кашлянула, – но почему ты опять пытаешься проникнуть в сон Грейсона, если это всё только у тебя в голове?

– Потому что я хочу знать, что моё подсознание расскажет о Грейсоне и обо мне… Ах, тебе этого не понять, это высокая психология. А теперь исчезни и дай мне спокойно решать. Восемь тысяч девятьсот девяносто девять плюс триста тридцать четыре плюс ноль, запятая, семь, пять, три, сто тридцать четыре плюс ноль, запятая, семь… на четыре…

– Если ты хочешь что-то узнать про себя и Грейсона, можешь просто спросить меня, – сказала я. – Во-первых, вы не созданы друг для друга. Во-вторых, он рад, что избавился от тебя. В-третьих…

– Заткнись! – велела Эмили.

Я не дала себя сбить.

– Нет, послушай, твоё подсознание могло бы тебе сообщить ещё кое-что. Например, что, в-третьих, тебе надо бы поработать над своим характером, потому что ты…

– Я сказала, заткнись! – Похоже, она не очень много узнала от своего подсознания и попыталась опять сосредоточиться на задачках.

Что ж, теперь кое-что потрудней.

– Твой отвратительный младший брат Сэм – Леди Тайна, – сказала я.

– Что?! – Эмили опустила карандаш и посмотрела на меня, вытаращив глаза. – Сэм?! Сэм – Леди Тайна?

– А ты не знала?

Эмили опять покачала головой:

– Нет. Конечно нет. Впрочем… иногда… как будто догадывалась. Иначе ты бы мне сейчас этого не сказала.

– Именно! Потому что мы сейчас в твоей голове, а подсознание давно поняло, что именно твой брат написал все эти подробности, не опасаясь тебя. Процитирую по памяти: «Рефлекс! Школьная газета, которую надо бы назвать „Рефлюс“, она такая же скучная и простодушная, как её главная редакторша».

Эмили была явно поражена. Можно сказать, опрокинута.

– Сэм – Леди Тайна… – повторила она тихо. – Мой маленький Сэм? Но он меня не… Лучше бы ты мне этого не говорила.

– А я думаю, лучше бы тебе не копаться больше в своём подсознании, – ответила я. Не хотелось останавливаться, хотя мне и было жалко Эмили. Она должна была исчезнуть из этого коридора. – А то я бы стала выкладывать тебе всё больше неприятных истин. Каждый день. Истин, от которых твоё подсознание хотело тебя уберечь, но уже не получается, потому что ты беспощадно копаешься в собственных безднах и выносишь на свет вещи, которым лучше бы затеряться в темноте. – Ха, это были всего лишь скверные метафоры. Надеюсь, внутренний редактор Эмили их пропустит. – Как ты думаешь, для чего эти двери? Только для того, чтобы защищать тебя от знаний, которые могут повредить твоему психическому здоровью. – Я становилась немного патетичной. – Тебе не надо бы переступать порог в этот коридор… э-э… в этот лабиринт твоего мозга. Глубоко в душе ты сама это знаешь.

Эмили выглядела неуверенной.

– Но правда никогда никому не вредила, – пробормотала она.

– Если бы! – Я попыталась произнести эти слова выразительно, между тем как по коридору пронёсся порыв ветра, откинув волосы со лба Эмили.

Теперь она слушала с особым вниманием.

– Вся правда, которую ты здесь узнаешь, не только сделает тебя несчастной и одинокой, но и постепенно снесёт твою крышу, – объясняла я настойчиво и, чуть наклонившись, доверительно прошептала: – Признайся, ты уже близка к этому, потому что это выше твоего понимания… Ты начинаешь сомневаться в своём здравом рассудке, и это лишь начало. – Я выдержала небольшую паузу. – Закончится всё психушкой, – сказала я гробовым голосом.

К моему удивлению, Эмили не стала мне возражать.