Трепет и гнев

не видела ничего подобного.





Нино усмехается, печатая свой ответ.

Не говори об этом Джи.





Да ладно. Увидимся завтра утром.





Чао белла.





Нино медленно садится в постели. Он устал лежать, устал от боли. Его ребра и органы восстановились, но восстановление языка – это настоящий ад. Весь рот болит и горит – ощущение отдается в челюсти и вызывает мурашки во всем черепе. Иногда его мутит от желчи и кружится голова.

В данный момент ощущается прогресс, жгучие покалывания от восстановления все еще присутствуют, но не такие сильные. Он смотрит на пространство напротив изножья кровати. В беспорядочном полукруге разбросаны книги, бумаги и заметки, маркеры и пластиковые модели мозгов его супруга. Харука всегда описывал свои методы исследования как «организованный хаос». Понаблюдав за ним больше месяца, Нино теперь понимает.

Создатель беспорядка пропал. Он выглядывает из дверей внутреннего дворика, полумесяц стоит высоко, заливая мягким белым светом их природный горячий источник и массивные цветущие вишневые деревья без цветов, с насыщенными зелеными листьями. Он встает с кровати и выходит из комнаты в поисках своего заботливого мужа.

Как и следовало ожидать, он в библиотеке. Нино захлопывает за собой двойные двери. Харука сидит на полу, сложив ноги, и спит – большая книга открыта и лежит между его ногами. Подбородок Харуки упирается в его же грудь, дыхание тихое и глубокое.

Опустившись перед ним на колени, Нино кончиками пальцев берет Харуку за подбородок и приподнимает его – он не просыпается. Нино улыбается. Харука проявлял невероятную заботу о нем. Он знал, что его партнер терпелив и любящ, но уровень доброты, самоотверженности и нежности, который он проявил, был просто неописуем.

Приподняв спящее лицо своего супруга, Нино поворачивает его голову и мягко целует в губы. Харука вздыхает, его расфокусированные глаза открываются, и он растерянно моргает. В его глубоком голосе слышится усталость.

– Прости, что…

Почему тебе жаль?

Харука делает еще один глубокий вдох, оглядывая комнату.

– Я уснул. Сколько сейчас времени?

Почти десять тридцать вечера. Не спи так. Иди в кровать.

– Я в порядке. – Харука зевает. – Я уже проснулся.

Он трет рукой тяжелую, взъерошенную копну волос на затылке. Мешки под глазами Харуки сильно выделяются, черты лица, обычно строгие и элегантные, кажутся резкими и исхудалыми. Харука позволил своему здоровью ухудшиться, пока ухаживал за Нино.

Нино наклоняется вперед и целует уголок его рта. Он отстраняется, и глаза Харуки сосредотачиваются на его губах. Когда они поднимаются к радужной оболочке глаз Нино, в них появляется нерешительность.

Я скучаю по тебе, tesoro…

Он скучает по удовлетворению, которое доставляет его обнаженное тело. По его землисто-розовой ауре, окутывающей его яркой дымкой страсти, когда они занимаются любовью. По восхитительному вкусу его прохладной плоти и крови во рту. Нино надоело питаться через капельницу, и он устал лежать в постели. Устал от того, что ему мешают.

Он дорожит их близостью. Это дает ему уверенность, и Харука всегда поощряет его действия, когда он хочет исследовать и углубиться в их отношения, по-настоящему понять, как удовлетворить его и достичь новых высот вместе.

Харука вздыхает, закрыв глаза.

– Любовь моя, доктор сказал, что нам нужно подождать хотя бы два месяца.

Но я хочу тебя прямо сейчас.

Он снова наклоняется к нему. Харука откидывает голову и стонет, ведя пальцами по отросшим волосам Нино. Но мгновение спустя он отстраняется, на его губах появляется робкая улыбка.

– Ты должен быть в постели.

Разочарование бурлит внутри Нино, сжимая его грудь. Он выдыхает, чтобы подавить его, и прислоняется лбом к плечу Харуки. Тогда пойдем со мной? Не оставайся здесь один на всю ночь.

– Будет лучше, если я подежурю здесь, чтобы не мешать тебе отдыхать…


Нет. Нино поворачивает голову и трется лицом о шею Харуки, а затем тянется вниз и упирается рукой в татами. Просто иди со мной и постарайся расслабиться, хорошо? Я все равно буду спать лучше, если ты будешь рядом со мной. И я хочу, чтобы ты тоже спал по ночам. Ты должен попытаться.

Плечи Харуки поднимаются и опускаются во вздохе. Нино чувствует его зависимость, паранойю и болезненную тревогу. Эмоции сильны, но скрыты глубоко внутри него. Как тишина, как потемневшее небо над черными океанскими волнами перед страшным штормом.

– Я не могу заснуть, зная, что мы уязвимы для Лайоса и любого потенциального нападения. Я провожу тебя обратно в комнату, но потом буду следить…

Он может никогда не вернуться сюда.

– И все же, он может вернуться в любую секунду.

– Хару… – Нино приподнимается, глядя в глаза своему мужу. – По-пожалуйста.

Его партнер застывает на месте, и его взгляд смягчается.

– Ты говорил со мной.

Я говорю с тобой все время.

– Да, но слышать твой физический голос… – Харука качает головой, его глаза сверкают в тусклом свете. – Мне этого так не хватало.

Он обхватывает руками плечи Нино. Он чувствует, как едва уловимое облегчение проникает в Харуку, ослабляя лишь небольшое напряжение.

– Пойдем… в постель. Со мной.

Нино отстраняется от объятий, ожидая. Несмотря на то что язык был у него во рту всю жизнь, потеря его почти на два месяца оказалась более сильным ударом, чем он мог себе представить. Даже сейчас он чувствует себя громоздким, неловким и путается в словах.

Харука кивает, встает и тянет Нино вверх, чтобы тот поднялся на ноги. Они идут рука об руку по тихим коридорам к своей спальне. Когда они оказываются внутри и ложатся на матрас, Нино пытается расслабиться, но это оказывается невозможно. Харука лежит на спине, не шевелясь, рядом с ним. Он сильно напряжен – натянут, как тетива стрелы.

Повернувшись на бок, Нино оказывается к нему лицом. Харука смотрит в потолок, почти не моргая. Нино берет его за запястье. Пожалуйста, поспи.

– Я не устал… – Он поворачивает голову на подушке, чтобы встретиться с Нино взглядом. – Но я искренне хочу, чтобы ты это сделал. Это крайне важно для твоего выздоровления.

Нино вздыхает, прижимаясь к подушке. Он ненавидит это: Харука изматывает себя постоянной паранойей и этой навязчивой идеей оградить его от какого-то неизвестного события. Все изменилось из-за Лайоса – прекрасный покой и мир их повседневной жизни оказались разрушены.

Он начинает чувствовать себя ребенком, которого наказывают за то, в чем он не виноват.

В довершение всего в его челюстях снова вспыхивает жгучая боль регенерации. Он закрывает глаза и стонет от знакомой пытки. Харука поворачивается на бок и прижимается к Нино, обхватывая его руками и помогая выдержать сильнейшую боль.





Глава 20




– Доброе утро, ваша милость. – Джуничи улыбается, сидя за столом с Асао и держа в руках дымящуюся чашку кофе.

Харука подходит ближе, щурясь от яркого утреннего света, наполняющего кухню. Смутившись, он проводит ладонью по волосам на затылке.

– Я думал, ты путешествуешь по Европе до августа.

– Так и было, но планы изменились. Джованни вернулся домой, а Селлина уезжает в эти выходные, да?

– Да… Все наши нерешенные обязанности на данный момент улажены, поэтому я считаю, что у них нет весомых причин оставаться.

– Верно. А как проходит восстановление Нино? – спрашивает Джуничи.

– Отлично – сейчас он спит. – Харука садится в большое кресло во главе стола, защищая глаза от света. В последнее время он какой-то очень яркий. – Его ребра зажили, и на прошлой неделе он начал заниматься с логопедом. На этой неделе мы начнем терапию кормления. Сегодня придет Сора, чтобы взять у меня кровь. Но почему ты прервал свою поездку? Ты же всегда наслаждался своими деловыми экскурсиями в Европу.

– Свет мешает твоим глазам? – интересуется Джуничи. – Ты выглядишь раздраженным из-за него.

Харука поднимает руку и трет глаза кончиками пальцев, они горят – но не так, как обычно. Как-то по-другому.

– Я не знаю почему, но они действительно кажутся раздраженными.

– Они и выглядят раздраженными. Асао сказал мне, что ты не спишь по ночам… что ты не спишь уже больше месяца, и ты взял за привычку вырубаться где-нибудь в доме в течение дня.

– Правда? – Харука опускает руки, и, сузив глаза, смотрит на своего слугу. Асао смотрел вперед, игнорируя его, и продолжая пить.

– Харука… – спрашивает Джуничи. – Если ты станешь ночным…

– Я не стану.