Тонкая нить
Часть 42 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Она прислушалась. Артур уехал, жилья поблизости нет – воскресенье, фермеры сидят по домам, отдыхают. Помощи ждать неоткуда. Можно ли отговорить его от того, что он задумал? Судя по опыту предыдущих с ним встреч, вряд ли. Может, уступить, дать ему то, что он хочет? И тогда он, возможно, поступит с ней не очень жестоко.
Ну уж нет! Ни в коем случае нельзя поощрять его. После того, что у нее только что было с Артуром, она не потерпит, чтобы он надругался над ними. Чему она научилась за полтора года жизни в Уинчестере? Сопротивляться. Итак, она будет сопротивляться.
Вайолет бросила быстрый взгляд в раскрытую сумочку: носовой платок Артура, бумажник, губная помада, пудреница, несколько квитанций и длинная полоска скатанного в рулончик холста для каймы, которую она начала вышивать. Она сунула его в сумочку, чтобы было чем заняться, если долго придется ждать Артура. А вот и игольница, которую ей подарила на день рождения Марджори, а в ней несколько иголок для вышивания, воткнутых в фетровые странички, коротких, толстых, с закругленными, тупыми кончиками. Она быстро прикинула возможности этих иголок.
Джек Уэллс сделал к ней еще один шаг.
– А вообще, что ты тут делаешь одна? – задал он вопрос.
Значит, он не видел ее вместе с Артуром, с облегчением подумала Вайолет.
– Я… любуюсь цветочками.
– Почему ты всегда ходишь одна?
– Это не твое дело. Что плохого в том, чтобы быть одной?
– Женщине негоже быть одной. Ей нужен мужчина, который будет ее защищать. Иначе бог знает, что может случиться.
– Чушь собачья! – резко ответила Вайолет, она вдруг разозлилась. – И вообще, мы тут вовсе не одни. На дороге кто-то есть.
Она кивнула в сторону ворот. Он оглянулся, чтобы посмотреть, а она быстро залезла в сумочку, раскрыла игольницу, достала самую большую иглу, приладила ее к корешку между двумя сторонами игольницы так, чтобы наружу торчал острый конец. Потом закрыла игольницу и крепко зажала ее между пальцами, большим и указательным, там, где скрывалась иголка. Она проделала этот маневр за три секунды, едва успела до того, как он повернулся к ней снова, явно раздраженный.
– Думаешь, ты такая умная? За дурака меня держишь? Сучка!
Он подскочил к ней так быстро, что она не успела даже шевельнуться. Толкнул ее в грудь, она за что-то зацепилась ногой и упала на землю, больно ударившись локтем и плечом. Но игольник с торчащей иголкой ей удалось удержать, хотя посмотреть, на месте ли игла, она не осмелилась.
Секунду он постоял над ней, закрывая своей фигурой солнце, так что Вайолет теперь видела только его силуэт в торжествующей позе. Потом нагнулся к ней, схватил ручищами за плечи и прижал к земле. Роста он был невысокого, но крепкий и сильный, как всякий фермер, работающий на свежем воздухе, от него пахнуло потом и сигаретами, а еще резким запахом скотного двора. Он плотно прижался к ней бедрами, и Вайолет почувствовала твердое у него между ног. Ужас сковал ее.
Но в пальцах ее все еще была зажата игольница. Кончиками пальцев она ощущала ее гладкую вышивку, аккуратные – и не очень – стежки, они были сделаны рукой племянницы, которая любит ее. Прикосновение к этим уверенным стежкам придало ей силы.
Джек Уэллс убрал одну руку с ее плеча и потянулся к поясу на штанах. «Сейчас!» – подумала Вайолет, крепко сжала игольницу, взмахнула рукой и, взмолившись, чтобы иголка не выпала, что было силы вонзила ему в шею.
Он дико заорал и, схватившись за шею, скатился с нее.
«Вперед!» – приказала себе Вайолет.
Она вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль в локте и в плече, подхватила сумочку и побежала, сначала споткнувшись, но потом все быстрей и быстрей – так быстро она еще никогда не бегала, даже когда совсем юной убегала от братьев. Вот и ворота, одним духом она перемахнула через них. Вайолет не оглядывалась, чтобы только не терять драгоценных секунд. Велосипед был на месте, стоял возле ограды. Когда она добежала до него, брякнули ворота – это он перепрыгнул через них. Но она и не оглянулась, вскочила в седло и что было сил нажала на педали.
Вайолет слышала за спиной его тяжелое дыхание, слышала, как он ругался и злобно рычал, все ближе и ближе, вот он уже схватил ее за руку. Но ей удалось вырваться, иначе ей грозило бы падение с велосипеда. Вайолет поднажала, мышцы бедер так и горели, и, набрав скорость, оторвалась от преследователя.
Тяжело дыша, ни о чем не думая и не снижая скорости, она без оглядки крутила педали, раз-два, раз-два – воздух обжигал легкие. Опомнилась она, только когда между ней и бегущим за ней мужчиной было, как ей казалось, несколько миль. На дороге ни души, ни одной фермы поблизости, по обе стороны только поля и перелески. Здесь царило полное безлюдье, и ее охватило чувство благодарности к велосипеду, как к верному коню, который вынес ее и спас от смертельной опасности.
Вайолет снизила скорость, только когда добралась до какой-то фермы, раскинувшейся с обеих сторон дороги, а за ней был поворот к деревне. Ферма жила своей полнокровной жизнью: на ближнем поле паслись коровы, во дворе расхаживали куры, возле дома женщина что-то выливала из ведра в траву, на стуле сидел грелся на солнышке и читал газету мужчина, трое мальчишек гоняли мяч, а между ними с громким лаем прыгала собака. После всего, что с ней совсем недавно случилось, сцена казалась такой мирной и обыденной, что Вайолет, не веря глазам своим, едва удержалась от смеха.
На поле осталась ее шляпа, и волосы спутались. Увидев Вайолет, мужчина и женщина не сводили с нее изумленных глаз. Не останавливаясь, она проехала дальше. Дорога теперь была оживленной – люди возвращались из церкви или ехали к родственникам в гости на воскресный обед. Вайолет старалась не смотреть в глаза ни сидящим за рулем, ни пассажирам.
На окраине Уинчестера она остановилась, прислонила велосипед к столбу дорожного знака, порылась в сумочке и достала пудреницу. В зеркальце увидела на щеках пятна, спутанные волосы, искусанные губы и диковатый взгляд в глазах. Да, ни пудра, ни губная помада тут не помогут, подумала она. Постаралась как могла привести в порядок прическу рукой. Кладя обратно в сумочку пудреницу, вдруг поняла, что здесь нет подаренной племянницей игольницы. Должно быть, осталась на поле вместе со шляпой и теперь потеряна навсегда – не станет же Вайолет сейчас возвращаться. Она представила, как лежит там брошенная игольница, и расплакалась, громко всхлипывая и сотрясаясь всем телом.
Но плакала она, к счастью, недолго, – что сделано, то сделано.
Вайолет нащупала носовой платок Артура, вытерла глаза и лицо. Закурила, делая глубокие затяжки и пуская струю дыма к небу. В голове мелькнула мысль, не пойти ли в полицию – заявить на Джека Уэллса. Но тогда придется объяснять недоверчивым полицейским, зачем она оказалась на поле одна, и тем самым втянуть в дело Артура. Нет уж. Она представила торчащую в шее Джека Уэллса иголку и кивнула. Нет-нет, хватит. «Вайолет Спидуэлл, – подумала она, – ты хоть видишь сама, что натворила?»
Она снова села на велосипед и, не вращая педалями, покатила под уклон к городу – мимо железнодорожной станции, мимо средневековых ворот Уэст-Гейт, по Хай-стрит прямо к Баттеркроссу, а оттуда к внешнему дворику собора. Крутить педалями почти не нужно было, казалось, собор сам притягивает ее к себе, как магнит.
Вайолет прислонила велосипед к стене и вошла в прохладное помещение собора, двинулась прямо по центральному проходу нефа к ступенькам, ведущим к хорам. В соборе было пусто, если не считать алтарника, который в самом конце пресбитерия раскладывал напрестольную пелену и свечи на алтаре, подготавливая помещение к вечерне. Вайолет оглядела ряды стульев слева и справа от центрального входа. Подушечка с королем Артуром лежала слева, а недавно законченная – с Древом жизни – справа. На обеих были видны филфоты, но они не бросались в глаза, и, чтобы увидеть их, нужно было внимательно приглядеться.
Вайолет секунду подумала и выбрала подушечку с Древом жизни – сиденье под ней скрипнуло. Она закрыла глаза и прислушалась к своему организму. Дыхание замедлилось и почти вернулось к норме. Локоть все еще болел, но боль в плече притупилась. Мышцы ног горели после долгой езды на велосипеде, особенно после неожиданного бешеного рывка. Вернувшись домой, надо будет полежать в теплой ванне, чтобы мышцы расслабились.
Внизу живота все тоже болело – и от Артура, и от долгого сидения в седле. Вайолет сидела и слушала себя, и вдруг ей показалось, что она почувствовала внутри слабый толчок. Она открыла глаза и остановила взгляд на одной из подушечек, лежащей на сиденье прямо перед ней. На фоне темного дерева желтые и красные пятна вышивки, казалось, светились, как драгоценные камни.
Вот оно, началось, подумала она. Это зачатие.
Глава 25
– Обожаю ездить по железной дороге. Поезд действует на меня, как лекарство, – сказала Джильда, отворачиваясь от пробегающих мимо пейзажей Гемпшира и сияющими глазами глядя на Вайолет.
– Да, – улыбнулась в ответ Вайолет.
Впрочем, она прекрасно понимала, что улыбка не сможет скрыть ее крайней усталости. Три месяца подряд она так мало спала, что сама удивлялась, как она еще держится.
Дороти в своем зеленом пальто с отсутствующим взглядом сидела напротив. Вайолет решила совершить эту поездку в субботу, чтобы ее могли сопровождать подруги, она не вполне была уверена, что вообще кто-то придет. Том и Эвелин сказали, что будут, хотя им надо было найти кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за детьми, – Вайолет подозревала, что шум вокруг этого они подняли нарочно, это был предлог, чтобы не явиться. Она надеялась увидеть Марджори, Эдди и Глэдис, но понимала, что не сможет просить брата привести их с собой. Из всех перемен, произошедших в прошлом году, невозможность регулярно встречаться с ними была для нее самой болезненной. Она все еще лелеяла надежду, что неясная позиция Тома с Эвелин может измениться. С помощью Дороти она даже изготовила новую игольницу, подарок Марджори, скрупулезно воссоздав все ее огрехи, на тот случай, если племянница придет в гости и захочет ею полюбоваться. За месяц до этого Марджори сама изготовила для нее поздравительную открытку с тщательно нарисованными фиалками. Вайолет обрадовалась, она надеялась, что Том и Эвелин захотят передать ей эту открытку. Рассказывая о том, как яростно настаивала Марджори, чтобы карточку передали тетушке, Том качал головой.
– Откуда только она это берет? – говорил он.
– Смотри, холм Святой Екатерины! Мы уже почти приехали, – сказала Джильда и принялась собирать вещи.
В голове Вайолет мелькнула мысль: а что, если остаться в поезде, доехать до самого Лондона, как она рассчитывала однажды летом, чуть меньше двух лет назад. Может, жизнь в большом городе, где ее никто не знает, будет легче? Очень может быть. Но в глубине души понимая, что никогда туда не поедет, Вайолет отбросила эту мысль.
– Спасибо вам, что поехали со мной, – сказала она.
– А как же иначе? – вскричала Джильда. – Мы ни за что не пропустим такое событие, правда, Дороти?
– Per angusta, ad augusta. «Через трудности к цели», – отозвалась та.
Вайолет с Джильдой даже не переглянулись. Вайолет давно поняла: раз уж ты с кем-то живешь, то должен привыкнуть к тому, что он по поводу и без повода брызжет латынью. У нее самой найдется много чего, что тихо сводит Дороти с ума.
Например, вот это. Вайолет подошла к стоящей у вагонной двери коляске и заглянула внутрь. Айрис еще спала, она уснула сразу, как только они вышли из дома. Остальным пассажирам крупно повезло, но скоро малышка проснется, и тогда держись. Впрочем, ничего страшного. Вайолет улыбнулась, глядя на это чудо – собственную дочь. Ради нее она готова терпеть и не такое, а уж то, что ребенок кричит, – сущие пустяки.
Тем не менее надо собраться с духом, ведь к собору придется идти пешком через весь город. В Уинчестере она не была с тех пор, как беременность стала заметной и она потеряла работу. Однажды в холодный октябрьский день мистер Уотерман вызвал ее к себе, и Вайолет поняла, что он наконец заметил: она как-то подозрительно располнела, тут явно что-то не так. Вайолет избавила и себя, и его от мучительного для обоих разговора.
– В феврале я буду рожать, – без обиняков заявила она, садясь на стул. – Могу уйти сейчас или в январе – как вы предпочитаете?
Мистер Уотерман вытаращил на нее глаза:
– Мисс Спидуэлл, я… я…
– Понимаю, сейчас будет лучше всего, – твердо произнесла она.
Конечно, такая решительность стоила ей недополученного двухмесячного жалованья, но еще целых два месяца терпеть выговоры брызжущего слюной краснорожего мистера Уотермана было выше ее сил. Ей и так уже приходилось мириться с косыми взглядами городских кумушек. А вот миссис Харви неожиданно проявила терпимость. Оказалось, что ее дочь тоже родила ребенка без мужа, как по секрету призналась она Вайолет.
– Но разумеется, когда родится ребенок, я попрошу вас съехать, – добавила она. – Детей в моем доме я не потерплю.
Но в тот день, когда Вайолет потеряла работу, больше всего ее удивила Морин, которая давно догадалась, что Вайолет ждет ребенка. Побеседовав с мистером Уотерманом, Вайолет вернулась в офис и сказала ей, что уходит с работы.
– А я тоже скоро уволюсь, – хмыкнув, заявила ее коллега. – Я выхожу замуж.
– Замуж?
Вайолет попыталась скрыть, что ошарашена этой новостью, но ведь сколько месяцев она не замечала никаких признаков, что в жизни Морин появился мужчина. Это столь неожиданное заявление было так не похоже на бесконечные разговоры о помолвках, обручальных кольцах и свадебных торжествах, которые всего полтора года назад вели две подружки, Мо и О. Гляди-ка, Морин, оказывается, серьезно повзрослела, подумала Вайолет.
– И за кого же? – спросила она.
– За Кита, конечно.
Увидев изумленное лицо Вайолет, она фыркнула:
– Не понимаю, чему ты удивляешься. Ведь это ты нас познакомила.
А Вайолет все никак не могла осмыслить, что Кита Бейна можно называть просто Китом. Этому человеку как-то больше шло, когда его называли по фамилии. И теперь вот он женится на Морин. Может быть, под его влиянием характер этой девушки станет несколько мягче.
– Боже мой… – проговорила она. – Ну что ж, я вас поздравляю, обоих.
– Спасибо. Кит такой смешной, я с ним все время смеюсь. И умный, заставляет меня думать. Ох, я жду не дождусь, чтобы увидеть лицо мистера Уотермана, когда он узнает, что потерял обеих машинисток! Ты ведь придешь ко мне на свадьбу, правда? Ведь это ты свела нас с ним. Ты обязательно должна прийти. Если, конечно, это не помешает. – Она кивнула на живот Вайолет.
– Надеюсь, – ответила Вайолет.
Но надежды было маловато! Там наверняка будет Артур и, скорей всего, в качестве шафера, а Вайолет понимала, что сейчас лучше держаться от него подальше, как и от собора, и от ресторана «Старый базар» в среду вечером и в воскресенье днем.
С Артуром она столкнулась только однажды. Она выходила из дома, где шли занятия вышивальщиц, и сквозь группу хористов из колледжа, шумной толпой пересекающих внутренний дворик, увидела его. Артур стоял, прислонившись к арочному контрфорсу собора, и явно высматривал ее. Вайолет остановилась, а когда мальчики прошли, он заметил ее, а также ее живот, явно выпирающий под пальто. Они стояли и смотрели друг на друга, разделенные внутренним двориком. О, как ей хотелось тогда броситься к нему и упасть в его объятия. Но Вайолет даже не пошевелилась, впрочем, и он тоже, тем самым подтвердив необходимость вести себя так, как они сами решили, еще даже не зная о последствиях того, что случилось между ними. Вайолет лишь едва заметно кивнула ему и отвернулась, а Артур достал из кармана носовой платок и вытер глаза.
Так что на свадьбу она не пошла. Когда Морин и Кит Бейн в конце декабря поженились, она уже вернулась в Саутгемптон и могла сослаться на дурную погоду и распухшие щиколотки – хотя тогда уже все могли догадаться об истинной причине ее отсутствия. Впрочем, никто к ней претензий не имел. Напротив, супруги Бейн стали ее верными друзьями. Они с таким пониманием относились к ее беременности и к ее Айрис, когда та появилась на свет, что с радостью согласились стать крестными ребенка.
Поезд остановился, Вайолет заглянула в коляску: девочка была так похожа на Артура, что она изумлялась, когда кому-нибудь приходило в голову спросить, кто ее отец. Айрис открыла глубоко посаженные глазки – они сверкали, как два сапфира.
– Как раз вовремя, – пробормотала Вайолет.
Она поправила у нее под головкой беленькую подушечку с инициалами «А. Н.», вышитыми в уголке под наволочкой, – скопировала их с носового платка Артура.
– Добро пожаловать в Уинчестер, малышка. Sic parvis magna. «Такая маленькая и такая великая».
Ну уж нет! Ни в коем случае нельзя поощрять его. После того, что у нее только что было с Артуром, она не потерпит, чтобы он надругался над ними. Чему она научилась за полтора года жизни в Уинчестере? Сопротивляться. Итак, она будет сопротивляться.
Вайолет бросила быстрый взгляд в раскрытую сумочку: носовой платок Артура, бумажник, губная помада, пудреница, несколько квитанций и длинная полоска скатанного в рулончик холста для каймы, которую она начала вышивать. Она сунула его в сумочку, чтобы было чем заняться, если долго придется ждать Артура. А вот и игольница, которую ей подарила на день рождения Марджори, а в ней несколько иголок для вышивания, воткнутых в фетровые странички, коротких, толстых, с закругленными, тупыми кончиками. Она быстро прикинула возможности этих иголок.
Джек Уэллс сделал к ней еще один шаг.
– А вообще, что ты тут делаешь одна? – задал он вопрос.
Значит, он не видел ее вместе с Артуром, с облегчением подумала Вайолет.
– Я… любуюсь цветочками.
– Почему ты всегда ходишь одна?
– Это не твое дело. Что плохого в том, чтобы быть одной?
– Женщине негоже быть одной. Ей нужен мужчина, который будет ее защищать. Иначе бог знает, что может случиться.
– Чушь собачья! – резко ответила Вайолет, она вдруг разозлилась. – И вообще, мы тут вовсе не одни. На дороге кто-то есть.
Она кивнула в сторону ворот. Он оглянулся, чтобы посмотреть, а она быстро залезла в сумочку, раскрыла игольницу, достала самую большую иглу, приладила ее к корешку между двумя сторонами игольницы так, чтобы наружу торчал острый конец. Потом закрыла игольницу и крепко зажала ее между пальцами, большим и указательным, там, где скрывалась иголка. Она проделала этот маневр за три секунды, едва успела до того, как он повернулся к ней снова, явно раздраженный.
– Думаешь, ты такая умная? За дурака меня держишь? Сучка!
Он подскочил к ней так быстро, что она не успела даже шевельнуться. Толкнул ее в грудь, она за что-то зацепилась ногой и упала на землю, больно ударившись локтем и плечом. Но игольник с торчащей иголкой ей удалось удержать, хотя посмотреть, на месте ли игла, она не осмелилась.
Секунду он постоял над ней, закрывая своей фигурой солнце, так что Вайолет теперь видела только его силуэт в торжествующей позе. Потом нагнулся к ней, схватил ручищами за плечи и прижал к земле. Роста он был невысокого, но крепкий и сильный, как всякий фермер, работающий на свежем воздухе, от него пахнуло потом и сигаретами, а еще резким запахом скотного двора. Он плотно прижался к ней бедрами, и Вайолет почувствовала твердое у него между ног. Ужас сковал ее.
Но в пальцах ее все еще была зажата игольница. Кончиками пальцев она ощущала ее гладкую вышивку, аккуратные – и не очень – стежки, они были сделаны рукой племянницы, которая любит ее. Прикосновение к этим уверенным стежкам придало ей силы.
Джек Уэллс убрал одну руку с ее плеча и потянулся к поясу на штанах. «Сейчас!» – подумала Вайолет, крепко сжала игольницу, взмахнула рукой и, взмолившись, чтобы иголка не выпала, что было силы вонзила ему в шею.
Он дико заорал и, схватившись за шею, скатился с нее.
«Вперед!» – приказала себе Вайолет.
Она вскочила на ноги и, не обращая внимания на боль в локте и в плече, подхватила сумочку и побежала, сначала споткнувшись, но потом все быстрей и быстрей – так быстро она еще никогда не бегала, даже когда совсем юной убегала от братьев. Вот и ворота, одним духом она перемахнула через них. Вайолет не оглядывалась, чтобы только не терять драгоценных секунд. Велосипед был на месте, стоял возле ограды. Когда она добежала до него, брякнули ворота – это он перепрыгнул через них. Но она и не оглянулась, вскочила в седло и что было сил нажала на педали.
Вайолет слышала за спиной его тяжелое дыхание, слышала, как он ругался и злобно рычал, все ближе и ближе, вот он уже схватил ее за руку. Но ей удалось вырваться, иначе ей грозило бы падение с велосипеда. Вайолет поднажала, мышцы бедер так и горели, и, набрав скорость, оторвалась от преследователя.
Тяжело дыша, ни о чем не думая и не снижая скорости, она без оглядки крутила педали, раз-два, раз-два – воздух обжигал легкие. Опомнилась она, только когда между ней и бегущим за ней мужчиной было, как ей казалось, несколько миль. На дороге ни души, ни одной фермы поблизости, по обе стороны только поля и перелески. Здесь царило полное безлюдье, и ее охватило чувство благодарности к велосипеду, как к верному коню, который вынес ее и спас от смертельной опасности.
Вайолет снизила скорость, только когда добралась до какой-то фермы, раскинувшейся с обеих сторон дороги, а за ней был поворот к деревне. Ферма жила своей полнокровной жизнью: на ближнем поле паслись коровы, во дворе расхаживали куры, возле дома женщина что-то выливала из ведра в траву, на стуле сидел грелся на солнышке и читал газету мужчина, трое мальчишек гоняли мяч, а между ними с громким лаем прыгала собака. После всего, что с ней совсем недавно случилось, сцена казалась такой мирной и обыденной, что Вайолет, не веря глазам своим, едва удержалась от смеха.
На поле осталась ее шляпа, и волосы спутались. Увидев Вайолет, мужчина и женщина не сводили с нее изумленных глаз. Не останавливаясь, она проехала дальше. Дорога теперь была оживленной – люди возвращались из церкви или ехали к родственникам в гости на воскресный обед. Вайолет старалась не смотреть в глаза ни сидящим за рулем, ни пассажирам.
На окраине Уинчестера она остановилась, прислонила велосипед к столбу дорожного знака, порылась в сумочке и достала пудреницу. В зеркальце увидела на щеках пятна, спутанные волосы, искусанные губы и диковатый взгляд в глазах. Да, ни пудра, ни губная помада тут не помогут, подумала она. Постаралась как могла привести в порядок прическу рукой. Кладя обратно в сумочку пудреницу, вдруг поняла, что здесь нет подаренной племянницей игольницы. Должно быть, осталась на поле вместе со шляпой и теперь потеряна навсегда – не станет же Вайолет сейчас возвращаться. Она представила, как лежит там брошенная игольница, и расплакалась, громко всхлипывая и сотрясаясь всем телом.
Но плакала она, к счастью, недолго, – что сделано, то сделано.
Вайолет нащупала носовой платок Артура, вытерла глаза и лицо. Закурила, делая глубокие затяжки и пуская струю дыма к небу. В голове мелькнула мысль, не пойти ли в полицию – заявить на Джека Уэллса. Но тогда придется объяснять недоверчивым полицейским, зачем она оказалась на поле одна, и тем самым втянуть в дело Артура. Нет уж. Она представила торчащую в шее Джека Уэллса иголку и кивнула. Нет-нет, хватит. «Вайолет Спидуэлл, – подумала она, – ты хоть видишь сама, что натворила?»
Она снова села на велосипед и, не вращая педалями, покатила под уклон к городу – мимо железнодорожной станции, мимо средневековых ворот Уэст-Гейт, по Хай-стрит прямо к Баттеркроссу, а оттуда к внешнему дворику собора. Крутить педалями почти не нужно было, казалось, собор сам притягивает ее к себе, как магнит.
Вайолет прислонила велосипед к стене и вошла в прохладное помещение собора, двинулась прямо по центральному проходу нефа к ступенькам, ведущим к хорам. В соборе было пусто, если не считать алтарника, который в самом конце пресбитерия раскладывал напрестольную пелену и свечи на алтаре, подготавливая помещение к вечерне. Вайолет оглядела ряды стульев слева и справа от центрального входа. Подушечка с королем Артуром лежала слева, а недавно законченная – с Древом жизни – справа. На обеих были видны филфоты, но они не бросались в глаза, и, чтобы увидеть их, нужно было внимательно приглядеться.
Вайолет секунду подумала и выбрала подушечку с Древом жизни – сиденье под ней скрипнуло. Она закрыла глаза и прислушалась к своему организму. Дыхание замедлилось и почти вернулось к норме. Локоть все еще болел, но боль в плече притупилась. Мышцы ног горели после долгой езды на велосипеде, особенно после неожиданного бешеного рывка. Вернувшись домой, надо будет полежать в теплой ванне, чтобы мышцы расслабились.
Внизу живота все тоже болело – и от Артура, и от долгого сидения в седле. Вайолет сидела и слушала себя, и вдруг ей показалось, что она почувствовала внутри слабый толчок. Она открыла глаза и остановила взгляд на одной из подушечек, лежащей на сиденье прямо перед ней. На фоне темного дерева желтые и красные пятна вышивки, казалось, светились, как драгоценные камни.
Вот оно, началось, подумала она. Это зачатие.
Глава 25
– Обожаю ездить по железной дороге. Поезд действует на меня, как лекарство, – сказала Джильда, отворачиваясь от пробегающих мимо пейзажей Гемпшира и сияющими глазами глядя на Вайолет.
– Да, – улыбнулась в ответ Вайолет.
Впрочем, она прекрасно понимала, что улыбка не сможет скрыть ее крайней усталости. Три месяца подряд она так мало спала, что сама удивлялась, как она еще держится.
Дороти в своем зеленом пальто с отсутствующим взглядом сидела напротив. Вайолет решила совершить эту поездку в субботу, чтобы ее могли сопровождать подруги, она не вполне была уверена, что вообще кто-то придет. Том и Эвелин сказали, что будут, хотя им надо было найти кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за детьми, – Вайолет подозревала, что шум вокруг этого они подняли нарочно, это был предлог, чтобы не явиться. Она надеялась увидеть Марджори, Эдди и Глэдис, но понимала, что не сможет просить брата привести их с собой. Из всех перемен, произошедших в прошлом году, невозможность регулярно встречаться с ними была для нее самой болезненной. Она все еще лелеяла надежду, что неясная позиция Тома с Эвелин может измениться. С помощью Дороти она даже изготовила новую игольницу, подарок Марджори, скрупулезно воссоздав все ее огрехи, на тот случай, если племянница придет в гости и захочет ею полюбоваться. За месяц до этого Марджори сама изготовила для нее поздравительную открытку с тщательно нарисованными фиалками. Вайолет обрадовалась, она надеялась, что Том и Эвелин захотят передать ей эту открытку. Рассказывая о том, как яростно настаивала Марджори, чтобы карточку передали тетушке, Том качал головой.
– Откуда только она это берет? – говорил он.
– Смотри, холм Святой Екатерины! Мы уже почти приехали, – сказала Джильда и принялась собирать вещи.
В голове Вайолет мелькнула мысль: а что, если остаться в поезде, доехать до самого Лондона, как она рассчитывала однажды летом, чуть меньше двух лет назад. Может, жизнь в большом городе, где ее никто не знает, будет легче? Очень может быть. Но в глубине души понимая, что никогда туда не поедет, Вайолет отбросила эту мысль.
– Спасибо вам, что поехали со мной, – сказала она.
– А как же иначе? – вскричала Джильда. – Мы ни за что не пропустим такое событие, правда, Дороти?
– Per angusta, ad augusta. «Через трудности к цели», – отозвалась та.
Вайолет с Джильдой даже не переглянулись. Вайолет давно поняла: раз уж ты с кем-то живешь, то должен привыкнуть к тому, что он по поводу и без повода брызжет латынью. У нее самой найдется много чего, что тихо сводит Дороти с ума.
Например, вот это. Вайолет подошла к стоящей у вагонной двери коляске и заглянула внутрь. Айрис еще спала, она уснула сразу, как только они вышли из дома. Остальным пассажирам крупно повезло, но скоро малышка проснется, и тогда держись. Впрочем, ничего страшного. Вайолет улыбнулась, глядя на это чудо – собственную дочь. Ради нее она готова терпеть и не такое, а уж то, что ребенок кричит, – сущие пустяки.
Тем не менее надо собраться с духом, ведь к собору придется идти пешком через весь город. В Уинчестере она не была с тех пор, как беременность стала заметной и она потеряла работу. Однажды в холодный октябрьский день мистер Уотерман вызвал ее к себе, и Вайолет поняла, что он наконец заметил: она как-то подозрительно располнела, тут явно что-то не так. Вайолет избавила и себя, и его от мучительного для обоих разговора.
– В феврале я буду рожать, – без обиняков заявила она, садясь на стул. – Могу уйти сейчас или в январе – как вы предпочитаете?
Мистер Уотерман вытаращил на нее глаза:
– Мисс Спидуэлл, я… я…
– Понимаю, сейчас будет лучше всего, – твердо произнесла она.
Конечно, такая решительность стоила ей недополученного двухмесячного жалованья, но еще целых два месяца терпеть выговоры брызжущего слюной краснорожего мистера Уотермана было выше ее сил. Ей и так уже приходилось мириться с косыми взглядами городских кумушек. А вот миссис Харви неожиданно проявила терпимость. Оказалось, что ее дочь тоже родила ребенка без мужа, как по секрету призналась она Вайолет.
– Но разумеется, когда родится ребенок, я попрошу вас съехать, – добавила она. – Детей в моем доме я не потерплю.
Но в тот день, когда Вайолет потеряла работу, больше всего ее удивила Морин, которая давно догадалась, что Вайолет ждет ребенка. Побеседовав с мистером Уотерманом, Вайолет вернулась в офис и сказала ей, что уходит с работы.
– А я тоже скоро уволюсь, – хмыкнув, заявила ее коллега. – Я выхожу замуж.
– Замуж?
Вайолет попыталась скрыть, что ошарашена этой новостью, но ведь сколько месяцев она не замечала никаких признаков, что в жизни Морин появился мужчина. Это столь неожиданное заявление было так не похоже на бесконечные разговоры о помолвках, обручальных кольцах и свадебных торжествах, которые всего полтора года назад вели две подружки, Мо и О. Гляди-ка, Морин, оказывается, серьезно повзрослела, подумала Вайолет.
– И за кого же? – спросила она.
– За Кита, конечно.
Увидев изумленное лицо Вайолет, она фыркнула:
– Не понимаю, чему ты удивляешься. Ведь это ты нас познакомила.
А Вайолет все никак не могла осмыслить, что Кита Бейна можно называть просто Китом. Этому человеку как-то больше шло, когда его называли по фамилии. И теперь вот он женится на Морин. Может быть, под его влиянием характер этой девушки станет несколько мягче.
– Боже мой… – проговорила она. – Ну что ж, я вас поздравляю, обоих.
– Спасибо. Кит такой смешной, я с ним все время смеюсь. И умный, заставляет меня думать. Ох, я жду не дождусь, чтобы увидеть лицо мистера Уотермана, когда он узнает, что потерял обеих машинисток! Ты ведь придешь ко мне на свадьбу, правда? Ведь это ты свела нас с ним. Ты обязательно должна прийти. Если, конечно, это не помешает. – Она кивнула на живот Вайолет.
– Надеюсь, – ответила Вайолет.
Но надежды было маловато! Там наверняка будет Артур и, скорей всего, в качестве шафера, а Вайолет понимала, что сейчас лучше держаться от него подальше, как и от собора, и от ресторана «Старый базар» в среду вечером и в воскресенье днем.
С Артуром она столкнулась только однажды. Она выходила из дома, где шли занятия вышивальщиц, и сквозь группу хористов из колледжа, шумной толпой пересекающих внутренний дворик, увидела его. Артур стоял, прислонившись к арочному контрфорсу собора, и явно высматривал ее. Вайолет остановилась, а когда мальчики прошли, он заметил ее, а также ее живот, явно выпирающий под пальто. Они стояли и смотрели друг на друга, разделенные внутренним двориком. О, как ей хотелось тогда броситься к нему и упасть в его объятия. Но Вайолет даже не пошевелилась, впрочем, и он тоже, тем самым подтвердив необходимость вести себя так, как они сами решили, еще даже не зная о последствиях того, что случилось между ними. Вайолет лишь едва заметно кивнула ему и отвернулась, а Артур достал из кармана носовой платок и вытер глаза.
Так что на свадьбу она не пошла. Когда Морин и Кит Бейн в конце декабря поженились, она уже вернулась в Саутгемптон и могла сослаться на дурную погоду и распухшие щиколотки – хотя тогда уже все могли догадаться об истинной причине ее отсутствия. Впрочем, никто к ней претензий не имел. Напротив, супруги Бейн стали ее верными друзьями. Они с таким пониманием относились к ее беременности и к ее Айрис, когда та появилась на свет, что с радостью согласились стать крестными ребенка.
Поезд остановился, Вайолет заглянула в коляску: девочка была так похожа на Артура, что она изумлялась, когда кому-нибудь приходило в голову спросить, кто ее отец. Айрис открыла глубоко посаженные глазки – они сверкали, как два сапфира.
– Как раз вовремя, – пробормотала Вайолет.
Она поправила у нее под головкой беленькую подушечку с инициалами «А. Н.», вышитыми в уголке под наволочкой, – скопировала их с носового платка Артура.
– Добро пожаловать в Уинчестер, малышка. Sic parvis magna. «Такая маленькая и такая великая».