Тонкая нить

Вайолет потянула, и снова ему пришлось напомнить ей, чтобы она отпустила салли и не смотрела на веревку. Странное это было ощущение, вверх и вниз, вверх и вниз, чтобы сохранить правильный ритм, требовалась полная сосредоточенность. Сначала у нее никак не получалось контролировать веревку, та не слушалась, двигалась рывками, не хотела плавно бежать то вверх, то вниз. Несколько раз Артуру приходилось самому хватать салли и выправлять ее. Но прошло минуты две, и Вайолет удалось согласовать свои движения и добиться размеренного ритма, она поняла, что работать гораздо легче, если не отрывать глаз от Артура и больше ни о чем не думать. Он стоял совсем близко, помогал тянуть за веревку и следил за ее бегом, как и Вайолет тоже. Оба сосредоточенно наблюдали за движениями веревки, колокола и друг друга. Это чем-то напоминало качели, когда качаешься с кем-то вдвоем, старательно выверяя свои движения с действиями напарника, а также с ходом самих качелей. На короткое время Вайолет ощутила эту синхронность с работой Артура и бегом веревки и колокола.

Она так сосредоточилась на работе с веревкой, что ничего не слышала вокруг, и только через несколько минут до ее сознания дошел звон колокола над головой, который показался ей удивительной, чудной музыкой. И каким-то глубоким, почти инстинктивным чувством Вайолет поняла, что эта музыка рождается движением ее собственных, тянущих за веревку рук.

– «Зовет всех грешников домой…» – пробормотала она и улыбнулась Артуру.

Он улыбнулся ей в ответ:

– Да, мне кажется, мы призываем их отовсюду. Все, хватит, больше не тяни, я сейчас опущу колокол.

Ах, как не хотелось ей останавливаться! Но всем своим существом Вайолет ощущала, что за занавесью собралась толпа прихожан и что эта столь краткая и столь глубокая связь между ней, Артуром и колоколом уже прервалась и длиться больше не может. В последний раз Вайолет потянула на себя салли и отпустила веревку. Артур вытянул руки, пока конец веревки, уходя все выше, не достиг самой высокой точки, мягко потянул вниз, проверяя натяжение веревки, закрепил петлю, в ускоряющемся темпе прозвучало еще несколько ударов, и колокол умолк. Они посмотрели друг на друга.

– Спасибо тебе, – сказала она, а он только кивнул в ответ.

Артур посмотрел на часы, подошел к стене, снял с крючка длинный металлический корд. Раздался скрежещущий звук, и по колоколу стал бить автоматический механизм – десять глухих ударов.

– Немного опоздали, но ничего страшного, – сказал Артур.

Он отцепил веревку с крюком на конце, опустил его вниз, и Вайолет помогла ему накинуть на крюк пе́тли веревок. Когда все было сделано, Артур потянул за веревку, чтобы поднять этот крюк, и получилось что-то вроде канделябра из веревок, только попроще, чем тот, что она видела на колокольне собора.

За их спинами прихожане запели первый гимн.

– А теперь нам лучше уйти, – сказал Артур. – Иди первая, я приду через пару минут. Встретимся у велосипедов.

Вайолет кивнула, но как-то не очень уверенно. Она представила себе, как собравшиеся прихожане поворачивают голову, провожают ее взглядом, словно она явилась в церковь голая. Но мы же не делали ничего плохого, убеждала она себя и все равно не чувствовала, что они не делали ничего такого, когда звонили, – настолько близки друг другу они были в эти минуты, настолько сильно погрузились в работу с веревкой, в волны колокольного звона и в души друг друга.

Вайолет проскользнула за занавес и оказалась в нефе церкви. Прихожане смотрели на священника, стоящего за кафедрой. И только один человек повернул к ней голову, это был тот самый, в шерстяном костюме. Он успел поймать ее взгляд до того, как она вышла, этот пристальный, цепкий взгляд ожег ее, как прижатая к коже горящая сигарета. «Теперь всей деревне станет известно, – подумала Вайолет. – И его жене тоже».

Когда через несколько минут к велосипедам пришел Артур, Вайолет решила все ему рассказать, но он казался таким радостным и оживленным, что она передумала.

– Ну, что скажешь, каковы ощущения? – спросил он.

– Очень понравилось. Ничего подобного в жизни не испытывала!

– Совсем другие ощущения, верно? Все остальное будто куда-то пропадает.

– И как хорошо, что ты заставил меня звонить именно во время исполнения этого гимна – «Зовет всех грешников…»

– Да. Обычно начинающие звонят по вечерам, и несколько минут изводят деревню своими ошибками. Но я подумал, что тебе лучше подойдет воскресное утро. Легче туда попасть и легче уйти.

«Да, и утаить меня от остальных звонарей и от прихожан», – подумала Вайолет. Но она на него не сердилась. Артур все сделал правильно.

Вайолет не стала говорить, что хочет еще раз попробовать, она понимала, что устроить это не так-то просто, а может, и вовсе невозможно теперь, после того как ее увидел человек в шерстяном костюме. Выходит, это был единственный для нее урок искусства колокольного звона.

Артур поднял ее велосипед и передал ей.

– Обратно в Уинчестер можно было бы добраться тем же маршрутом, через Стокбридж, – сказал он. – Но в воскресенье там большое движение, и ехать будет не очень приятно. Есть другой маршрут, по сельским дорогам, через Броутон и Кинг-Сомборн. Там гораздо лучше.

– Прекрасная идея, – отозвалась Вайолет. – Но тебе незачем ехать со мной до конца. Тем более что в Уинчестер ты приедешь рано, до вечернего звона придется долго ждать. Сама найду дорогу обратно. – она говорила теперь гораздо суше. – Мне кажется, ты… у тебя найдутся другие дела в воскресенье.

«Воскресный обед с женой, например», – подумала она.

– Сегодня в Уинчестере я не звоню. И почему бы не прокатиться с тобой хотя бы часть пути? Самое трудное – найти переезд через реку и добраться до Кинг-Сомборна… А после него повернешь, и там все время более или менее прямо.

– Но тогда я поеду первой, отъеду подальше, а потом ты догонишь… не против?

«Так будет приличней», – добавила она про себя.

– Нужды нет, деревенские сплетники все вон там, – улыбнулся Артур. Он кивнул в сторону церкви, где уже закончилось пение.

Они покатили на юг, вдоль речки Уоллоп-Брук, по той самой дороге, по которой Вайолет прошлым летом шагала в противоположном направлении. Ехали рядышком, но теперь молчали. Радостное возбуждение, охватившее Вайолет после того, как она звонила вместе с Артуром, куда-то испарилось, и его сменила все растущая грусть, подобная той, что она испытывала в последний день отпуска, когда ей хотелось, чтобы он поскорей закончился и снова начались серые, скучные будни.

Миновав Броутон, они покатили в сторону речки Тест, и для того, чтобы перебраться через нее, понадобилось сделать несколько поворотов. Потом переехали через железнодорожную линию, и вдали показался трактир Джона О’Гонта, а перед ним и сам трактирщик, поливающий анютины глазки в горшках.

– Привет, Артур! – весело крикнул он, но, когда узнал Вайолет, лицо его вытянулось от удивления.

Артур кивнул ему, но проехал мимо, не останавливаясь. А когда они были уже довольно далеко, тихонько выругался.

– Один сплетник в церковь не пошел, – заметила Вайолет.

– И не говори.

– Может, тебе лучше поехать обратно?


– Нет, не надо, обратно я поеду другим путем, – не дай бог, остановит и станет про тебя расспрашивать.

Скоро они добрались до большой дороги, и она привела их к деревне Кинг-Сомборн, состоящей из нескольких домов, паба и церкви. Тогда Артур свернул на дорожку поуже, и скоро эти дома остались позади, по обеим сторонам потянулись живые изгороди, а за ними сельскохозяйственные угодья. Он остановился на обочине, Вайолет встала рядом с ним, соскользнула с седла вперед и стояла, держа велосипед между ног.

– Ну вот, езжай по этой дороге еще примерно миль семь, и доберешься до окраины Уинчестера, – сказал Артур. – Движение здесь небольшое, и ехать будет приятно.

– Отлично, – ответила Вайолет, но не сдвинулась с места. – Спасибо за это утро. И за все обеды, которыми ты меня угощал. И за то, что показал соборные колокола. В общем, за все.

Она понимала, что слова ее звучат как слова прощания. Потому что так оно и было на самом деле. Что-то в его поведении не оставляло сомнений, что этот день особенный и он никогда больше не повторится. Артур показал ей, что такое колокольный звон, и на этом все. Теперь он смотрел на нее несколько беспомощно, его взгляд подтверждал, что она права. Сейчас попрощается и покатит к себе обратно в Нетер-Уоллоп.

Вайолет чувствовала, как в груди ее снова разверзается черная пропасть. Можно хоть сейчас провалиться в нее или… или взять ситуацию в свои руки. Свершить акт неповиновения и протеста.

Они стояли прямо возле металлических ворот, устроенных в живой изгороди для трактора, чтобы можно было пахать землю или собирать урожай. Вокруг стояла полная тишина, на дороге и на полях за изгородью не было ни души. Все вокруг словно ждало чего-то. Вайолет слезла с велосипеда и прислонила его к изгороди. И полезла через ворота.

– Вайолет… – пробормотал он.

Она вскарабкалась на ворота, закинула ногу, села на них верхом, и юбка на ней вздулась. Перед тем как заговорить, она сделала глубокий вдох.

– Ты не хочешь пойти со мной на поле? Потому что я к этому готова, и у нас с тобой никогда больше не будет такого случая.

Артур смотрел на нее во все глаза.

– Ну, выбирай, или сейчас полезай за мной, или уезжай.

Вайолет спрыгнула на землю и, не оглядываясь, пошла к открытому полю. Она очень рисковала, теперь была его очередь решать, и неизвестно еще, пойдет ли он за ней. Она ступила на поле, засеянное травой и клевером, нашла место, где трава была в самый раз: густая, не очень высокая, но уже не колючая, лежать на такой – одно удовольствие. Она ждала и думала о всех тех людях, которые никогда ее не поймут, то, что она сейчас делает, для них немыслимо: ни для матери, ни для Тома с Эвелин, ни для Луизы Песел, ни даже для Джильды с Дороти. Но думала недолго, все они не имели сейчас для нее никакого значения. Остался только один человек, с которым нужно было считаться. Она закрыла глаза и представила себе Джин Найт: эту замечательную женщину с распущенными волосами и лицом, жадно впитывающим солнечные лучи, она видела всего раз в жизни. Прости меня, думала Вайолет. Прости меня за то, что я строю свою жизнь на развалинах твоей.

Через несколько мгновений она почувствовала, что Артур стоит рядом с ней. Вайолет открыла глаза и повернулась к нему, теперь они стояли лицом друг к другу, как и тогда, когда звонили в колокол. Она взяла его за руку, и он взял ее за другую. Получилась как бы замкнутая электрическая цепь, по которой побежал ток, объединяя обоих в одно целое и вспыхивая искрами внизу ее живота.





* * *


…Она попросила, чтобы он уехал первым. Ей хотелось побыть на этом поле одной, собраться с мыслями, а потом уже жить дальше.

– Прости меня, Вайолет, – сказал Артур, вставая на ноги. – У меня все это плохо получается.

Он сделал обеими руками жест, как бы включая не только себя, и ее, и это поле, но и все их встречи, все, что они когда-либо сказали друг другу, и то, что они только что сделали.

– Моя жена…

– Понимаю, – перебила она.

Но он упрямо продолжил:

– Джин сейчас нелегко. Я ей нужен.

– Конечно. И я считаю, что нам не надо больше встречаться, вообще никак… Так будет лучше для всех. – Губы Вайолет тряслись, ей пришлось закусить губу, чтобы унять эту дрожь. – Иначе нам будет очень тяжело, после того как мы…

– Да, ты права. Так будет лучше всего.

Артур согласился с ней так простодушно, что сердце ее заныло: ей хотелось, чтобы он с ней спорил. Но и он был прав, какими бы ни были последствия того, что произошло с ними сегодня. Они оба это хорошо понимали.

Артур взял на секунду ее лицо в свои ладони, печальными синими глазами заглянул ей в глаза и улыбнулся. Потом поцеловал, зашагал к воротам, перелез через них, ни разу не оглянувшись. Как только он покатил на дребезжащем велосипеде прочь, Вайолет вытерла лицо его носовым платком, отряхнула и поправила одежду, причесалась, убирая из волос травинки, успокоила дыхание. Потом встала, комкая носовой платок в кулаке, окинула взглядом усеянное лютиками поле. Что бы там ни было, внутри у нее все пело, словно оповещая ее о возможных переменах, о новой жизни.

Она сунула носовой платок в сумочку и вдруг услышала, как звякнули ворота, она удивилась: неужели вернулся Артур? Она повернулась и увидела, что это вовсе не Артур. На нижней перекладине ворот стоял Джек Уэллс. Вот он ухватился за верхнюю перекладину, быстрым движением подтянулся, лег животом на ворота, мелькнули ноги, и он изящно приземлился с этой стороны.

Он стоял и смотрел на нее темными, широко раскрытыми глазами, на губах медленно расцветала улыбочка, а ей казалось, что время замедлилось и скоро совсем остановится. Вайолет удалось быстро прикинуть, что его ферма с ржавой техникой и кукурузным полем, где он преследовал ее прошлым летом, совсем рядом, через одно или два поля к югу. Душа ее была столь наполнена ее отношениями с Артуром, его колокольным звоном, что она и думать забыла про тот злосчастный летний день, как и про то, что случилось в канун Нового года. Она совсем выбросила этого человека из головы… и вот он снова здесь.

«Ну уж нет, – подумала Вайолет. – Тебе не удастся отнять у меня этот день».

– Убирайся! – крикнула она, не успел он сказать хоть слово.

Улыбочка на его лице стала еще шире.

– С чего это вдруг?

– Потому что я прошу тебя об этом, а джентльмен всегда делает то, о чем его просит женщина.

– Неужели? Надо же, а я и не знал. Я всегда думал, что мужчина может взять себе все, что ему нравится.

Он шагнул к ней. Она сделала шаг назад. «Так, – мелькнула в голове мысль, – пришло время думать быстро и ясно». «Лучше всего не паниковать, – услышала она в ушах голос отца. – Спокойно прикинуть, какие есть варианты, и быстро выбрать лучший. И не мудрствовать, не усложнять».