Тонкая нить
Часть 36 из 47 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Да, довольно неплохо, – так же тихо ответила Вайолет. – Я сама удивилась, ведь у моей матери характер не сахар. Я ее сразу об этом предупредила.
И вправду, Дороти нисколько не испугалась миссис Спидуэлл, та не сумела вывести ее из равновесия. Дороти, конечно, была благодарна миссис Спидуэлл за то, что та предоставила ей бесплатное жилье, но в своей невозмутимой манере четко определила свои обязанности и особо подчеркнула, что ей понадобится и личное время, скажем, для того, чтобы вышивать подушечки, заказанные ей мистером и миссис Уотерман, или ездить в Уинчестер, где она дает частные уроки латыни. Дороти не собиралась изображать из себя жертву и делать этого не позволяла никому, в том числе и миссис Спидуэлл. Ее капризы и жалобы отскакивали от Дороти, как от стенки горох, она не собиралась унижаться и уступать ей. В самое первое утро, когда Вайолет еще не уехала – ей хотелось, чтобы переходный процесс и адаптация прошли более или менее гладко, – миссис Спидуэлл приказным тоном велела Дороти принесли еще одну чашку чая.
– Попозже, – отмахнулась та, – мы будем пить чай на второй завтрак, в одиннадцать.
Мать Вайолет была так ошарашена, что повторить свое требование не решилась. А когда пожаловалась, что в овощном супе недостаточно соли, Дороти передала ей солонку.
– Пожалуйста, варите суп сами, как вы любите, я буду этому только рада, – заявила она.
Читать вслух газеты «Мейл» и «Экспресс» Дороти решительно отказалась.
– Меня абсолютно не интересует, что там пишут в этих газетах, поэтому придется вам читать без меня, – сказала она, возвращая их миссис Спидуэлл.
Отвергла она и книги, которые миссис Спидуэлл выбрала для чтения вслух, а вместо этого заставила ее слушать латинских классиков. Когда Вайолет уезжала, Дороти читала ее матери «Энеиду» Вергилия, по странице, сначала по-латыни, потом в переводе на английский. И миссис Спидуэлл быстренько уснула. Процесс укрощения проходил довольно успешно.
– А сейчас ты с Дороти видишься? – спросила Вайолет.
– Да, правда, не часто, только когда она приезжает давать уроки, – ответила Джильда и нахмурилась. – Не то что раньше, когда у нас была уйма времени. Но все же лучше, чем ничего. Придется искать какой-то выход. Может быть, я тоже перееду жить к твоей матери.
Услышав такое, Вайолет даже перестала работать, ее иголка застряла в полотне, пронзив его в двух местах. Она вспомнила, как мать назвала двух женщин, которые жили вместе на соседней улице, она употребила слово «ненормальные», и только теперь Вайолет поняла, что́ она имела в виду. И что будет делать миссис Спидуэлл, когда двое таких «ненормальных» станут жить у нее в доме?
* * *
После занятий вышивкой Вайолет отправилась в собор полюбоваться подушечками. Войдя внутрь, она торопливо прошла по центральному проходу и поднялась по ступенькам, ведущим на клирос. Вайолет не очень удивилась, когда увидела на местах для певчих Артура, держащего на коленях вышитую подушечку. Вайолет очень надеялась, что он окажется там, будет поджидать ее, но все равно смотрела на него со смешанными чувствами. Сердце ее болезненно сжалось, и одновременно ее словно накрыло волной радости: она поняла, что это любовь. Как хорошо, что можно вот так сидеть рядом с ним, рассказывать ему, как она жила эти дни с матерью, как рада снова вернуться сюда, где они могут встречаться, рассказывать о переполохе у нее на работе, о своих раздумьях, что делать дальше. Вайолет хотелось выложить перед Артуром все, что у нее накопилось, вывернуть душу, говорить с ним, как жена, которая обсуждает проблемы с мужем, как сама она говорила бы с Лоренсом, если бы он был жив. Но Артур не ее муж, у него своя жена…
Вайолет была также немного разочарована тем, что Артур уже успел без нее посмотреть на подушечки. Ей хотелось самой показать их ему, похвастаться – особенно той, что лежала у него на коленях: подушечкой с королем Артуром, вышитой Дороти.
Когда она подошла, Артур отложил подушечку в сторону и встал.
– Вайолет… – произнес он.
– Я так рада, что застала вас здесь, – откликнулась она и протянула руку – ей очень хотелось снова ощутить прикосновение его пальцев.
Он взял ее руку и пожал с таким видом, словно заново знакомился. Ладонь его была холодна, и только сейчас Вайолет обратила внимание на то, что в соборе очень холодно, хотя было начало марта и казалось, что хребет зимы уже сломан. Но нет, такая каменная громадина всегда нагревается долго, как и охлаждается.
По лицу Артура пробежало какое-то странное, смешанное чувство. Ему было, конечно, приятно увидеть Вайолет, он явно оживился, увидев ее. После совсем короткого и неожиданно прерванного разговора по телефону у нее не было возможности говорить с ним. Может быть, он каждую среду сидел и ждал ее здесь, не появится ли она в соборе после занятий вышивкой. Но было еще кое-что в его лице: очевидно, что он чем-то расстроен. Может, она сделала что-то не так?
– Что-нибудь случилось? – спросила Вайолет.
Но Артур отмахнулся, ему явно не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Как здоровье вашей матери? – спросил он.
Вайолет давно заметила, что все подряд задают ей этот вопрос. Но ни один человек не поинтересовался, как дела у нее самой.
– Ничего, выздоравливает. Теперь вместе с ней живет одна из наших вышивальщиц и заодно присматривает за ней. Дороти Джордан, вы с ней познакомились на всенощной.
– Ах да, однофамилица актрисы. Отлично. Что, ваша матушка вас утомила?
– Да уж, есть немного. Но мы… в общем, мы с ней пришли в конце концов к взаимопониманию. И все благодаря вам, честное слово.
Артур удивленно вскинул брови.
– Помните, вы однажды сказали, как меняются родители, когда теряют сына или дочь. И мне стало проще понять, почему она такая. Так что спасибо вам за это.
– Всегда рад быть к вашим услугам, – поклонился Артур.
– Ну что, посмотрели подушечки?
Артур кивнул.
– Да, посмотрел, – сказал он сквозь зубы.
Ах вот оно что, все дело в подушечках, удивленно подумала Вайолет. Но в чем именно дело, она не могла понять: подушечки были удивительно красивые, даже несмотря на то, что их еще совсем мало, – они лежали далеко не на всех сиденьях для хора, но все равно прекрасно смотрелись на темном дереве сидений. С красиво разработанными и необычными композициями и узорами, добросовестно и искусно исполненные, стежок к стежку, – она не могла представить, как они могут вывести человека из душевного равновесия.
«Может быть, его жена вышивальщица? – пришло ей в голову. – Может, он думает о том, что и она должна была участвовать в этом проекте?»
Вайолет вспомнила, когда в Нетер-Уоллопе она всего несколько секунд видела Джин Найт, та сидела в саду с длинными, распущенными седыми волосами, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Можно ли по этому лицу сказать, что она вышивальщица? Да кто ж его знает…
– Я думала, – осторожно продолжила она, собираясь говорить не о мастерстве, с которым сделана вышивка, а о теме, – что вам обязательно должна понравиться подушечка именно с королем Артуром. Только вот я не знаю, какое отношение этот король имеет к Уинчестеру.
Последнюю фразу Вайолет произнесла намеренно: она знала, что Артур, как и многие мужчины, любит рассказывать благодарным слушателям то, что сам хорошо знает.
И действительно, Артур сразу оживился.
– Вы видели столешницу Круглого стола, она висит в Грейт-холле, который только и остался от Уинчестерского замка?
Вайолет кивнула. Она водила туда Марджори и Эдварда, и потом они устроили показательный бой на мечах, только вместо мечей у них были стебли тростника, растущего неподалеку на заливных лугах. Столешница была громадная, двадцать футов в диаметре, и разделена на двадцать четыре сегмента, раскрашенных в зеленый и белый цвета, с именами рыцарей короля Артура на каждом сегменте. Посередине была нарисована красно-белая розетка Тюдоров и портрет самого короля Артура в красно-бело-синих одеяниях и с мечом в руке.
– Это средневековая копия Круглого стола короля Артура с позднейшей отделкой во времена короля Генриха Восьмого. Бытует такое предположение, что Уинчестерский замок и есть легендарный Камелот, хотя, конечно, исторических свидетельств этому нет, как, впрочем, нет и свидетельств существования самого короля Артура. Я думаю, сюжет на подушечке обыгрывает одну из легенд о нем.
Но оживился Артур ненадолго, потом он снова нахмурился, погрузившись в некое задумчивое уныние, словно разговор о подушечке напомнил ему о чем-то для него неприятном.
Больше вопросов он ей не задавал, и Вайолет подумала, что нужно чем-то заполнить это неловкое молчание. Она взяла подушечку и погладила ее.
– Прекрасная композиция, правда? Все композиции исторических медальонов создавала Сибил Блант. А Дороти Джордан вышила пти-пуаном. Ландшафт со скалами и деревьями за мечом и щитом сделан очень искусно, смотрите, как один оттенок переходит в другой. А мисс Песел придумала окружение, оно вышито большими стежками по полотну в сочетании с пти-пуаном, что придает вышивке разнообразную фактуру. Мисс Песел в этом большая умница. Здесь уже работала другая вышивальщица. А потом медальон вшили, причем так аккуратно… ни за что не догадаешься, что это делали два разных человека. – Она всмотрелась в шитье. – Взгляните, видите желтые точечки внутри синих узелков? А вот эти вкрапления зеленого рядом с красными цветами? Или вот голубые стежки крестиком, которые обрамляют медальон? Все это тщательно продумала и воплотила в жизнь мисс Песел.
Вайолет понимала, что говорит сейчас так, словно лекцию читает, но поведение Артура расстраивало ее.
– А кто придумал и вышил длинную кайму? – спросил он, повернув подушечку так, что стала видна лента в дюйм шириной, окаймляющая ее со всех сторон и придающая вышивке некую глубину.
Вайолет улыбнулась. Она приготовила для него сюрприз, и он клюнул.
– Эскиз сделала мисс Песел, а вышивала… вышивала я.
Она ужасно радовалась тому, что хотя бы небольшую часть подушечки с его именем делала она.
– Так, значит, вышивали это вы…
Лицо его вдруг застыло, словно маска, и Вайолет оцепенела. Что-то с ним было не так, но вот что именно? Она внимательно разглядывала кайму, пытаясь найти неровные или пропущенные стежки, неверно подобранный цвет или что-нибудь непривлекательное в композиции. Кайма была вышита синими квадратиками, окруженными желтым контуром. В каждом втором квадратике находился цветок с четырьмя красными и розовыми лепестками и с желтой серединкой. В других квадратиках были вышиты четыре желтые линии, концы их были как бы сломаны под прямым углом, и они немного походили на паучков.
– Я… мне кажется, красные и розовые стежки на лепестках можно было бы сделать чуточку аккуратней, – призналась она. – Кое-где они лежат не очень ровно. Но мисс Песел ничего не сказала, а она ведь такая взыскательная. Сколько раз нам приходилось распускать вышивку и все переделывать, чтобы было так, как она требует.
– И вы никогда не критикуете ее композиции?
– Нет. Что касается расцветки, подбора цветов, она дает нам свободу, но в композициях вмешательства не допускает. Она так много знает о вышивке, обо всех ее мировых традициях, и, конечно, лучше нас понимает, как надо делать, я в этом не сомневаюсь. Я ей во всем доверяю.
– И вас нисколько не удивило, что она включила в композицию изображение свастики?
Вайолет изумленно вытаращила глаза. Усы Артура едва заметно дергались, он явно испытывал эмоциональный стресс. Она перевела взгляд на кайму, и лицо ее обдало жаром. Ну конечно, желтые линии образовывали свастику. Она признала ее таковой, еще когда начинала вышивать. Но ей и в голову не пришло, что это может означать что-то еще, кроме узора, придуманного Луизой Песел для этой каймы, и свое задание Вайолет приняла беспрекословно. Кончики на крестах здесь были развернуты не в ту сторону, что на нацистской свастике, и сами фигуры были не густо-черного цвета на белом и красном фоне, как их всегда изображали нацисты. Они были благородного желтого цвета, вышитого мягкой шерстяной ниткой удлиненным крестиком на синем фоне, усеянном цветочками. В них не было ничего угрожающего, они не несли никакого политического подтекста. Но в глазах Артура этот орнамент означал только одно.
Он внимательно наблюдал за Вайолет, она чувствовала, как он отмечает любое изменение в выражении ее лица, ищет в нем ответ, который мог бы его успокоить. А Вайолет не знала, каков должен быть этот ответ.
– Вы простите меня, конечно, – проговорила она, – но когда я вышивала кайму, то совсем не думала, что это такое. – Она пыталась сделать вид, что серьезно это не воспринимает. – Я… я думала, что это просто бегущие желтые человечки.
– Бегущие желтые человечки… – повторил Артур, и, слушая его, Вайолет поняла, что говорить этого не следовало.
Тогда она попыталась исправиться:
– Это просто часть орнамента. Часть более крупной картины. Я не вижу здесь никакой связи с нацистами.
– Да. Значит, вы не видите.
Артур помолчал. Он был явно разочарован ее ответом, это было слишком заметно. Он осторожно положил подушечку с королем Артуром на соседнее место, очень осторожно, словно она была сделана из хрупкого фарфора.
– Простите, мне нужно сейчас пойти поискать кого-нибудь из служителей собора. Вы ведь простите меня?
Он кивнул Вайолет, повернулся и вышел через арочный проем рядом с надписью Гэри Коппара в северный проход между рядами.
Вайолет держалась, пока Артур не удалился за пределы слышимости, и только потом расплакалась.
В таком состоянии и нашла ее Луиза Песел: Вайолет всхлипывала и судорожно рылась в сумочке в поисках носового платка.
– Дорогая моя, в чем дело? – пробормотала ее наставница, садясь рядом с ней. – Что случилось?
– О, ничего, это просто…
Вайолет достала платок и вытерла глаза. Это был платок Артура, тот самый, который она ему так и не вернула.
– Я просто… ох…
Говорить она не могла, боялась, что слезы хлынут еще больше.