Тонкая нить

Кит Бейн стал опускать крючья, на которые были накинуты петли веревок, а Артур повел Вайолет еще к одной двери с противоположной стороны звонницы, за ней она увидела ступеньки, ведущие вниз.

– Это другой вход, от южного поперечного нефа. Рабочий вход, так мы его называем. Но нам надо вверх.

И Артур повел ее вверх по узенькому, как стремянка, лестничному пролету. Слава богу, справа свисала веревка, за которую можно было ухватиться и кое-как помогать себе подниматься все выше.

В верхнем ярусе звонницы было довольно неуютно – ни освещения, ни стульев, ни ковра под ногами. Это было помещение для колоколов, а не для людей, оно освещалось только лучами солнца, пробивающимися сквозь оставленные слегка приоткрытыми деревянные ставни на окнах, исполненных в романском стиле. В полумраке видны были массивные деревянные конструкции, на которых держались колокола, сейчас установленные в перевернутом положении, раструбом к небесам, словно раскрытые клювы птенцов, ждущих, когда их покормят. Но такие клювы могли принадлежать только громадным птенцам, размером с быка или даже слона. Отлитые из пыльного серого металла, сейчас они молчали и словно чего-то ждали.

– Вот это да! – Это все, что могла сказать Вайолет, при виде этих колоколов она потеряла дар речи.

Артур, кажется, понял ее.

– Знаете, почти сорок лет я хожу сюда, вижу эти колокола и всякий раз восхищаюсь, – признался он.

Они медленно пошли вокруг колоколов. Вайолет показала на самый большой.

– Интересно, сколько он весит? – спросила она, догадаться самой ей было не под силу.

– Тридцать пять центнеров[16]. Почти две тонны. Это один из самых больших теноров в Англии. Представьте только, как его сюда поднимали. И это в Средние века – подумать только! Я видел, как в двадцать первом году поднимали два дискантных колокола – решили добавить их для усиления звона, – но тогда ведь уже были всякие подъемные механизмы, цепные лебедки, да и легче они были, чем этот. Нечасто можно увидеть, как в соборе поднимают колокола. Кстати, на днях у вас будет возможность на это посмотреть. Наш старшина хочет убедить настоятеля Селуина поменять колокола на новые.

– Зачем?

– Они фальшивят – а согласитесь, для такого великолепного собора это не годится. Конечно, такое стоит больших денег, и настоятелю эта идея вряд ли понравится. Он вообще не в большом восторге от колокольного звона, говорит, от него один только страшный шум. Заставляет нас закрывать все ставни. – Артур махнул рукой. – А это заглушает звон, звуки остаются в башне. – Он помолчал, оглядывая колокола. – Только я думаю, дело тут не в одном шуме. Он просто завидует нам.

– Завидует? Чему же?

– Здесь, наверху, мы живем своим тесным, маленьким мирком, и он не имеет такой власти над нами, как над теми, кто внизу.

Вайолет сразу подумала о вышивальщицах, об их теплых отношениях с настоятелем. Тоже свой мирок, только женский, он мягче, женщины более уступчивы и покладисты, в этом мирке больше озабочены тем, чтобы создавать внешнюю красоту и удобство. Он очень отличается от мира звонарей, скрытого от посторонних глаз в башне колокольни и творящего с помощью причудливых сочетаний звуки, которые исчезают после того, как были созданы.

Они пошли обратно, Вайолет теперь спускалась по крутым ступенькам бочком. В звоннице уже прибавилось несколько человек, большинство почти одного возраста с Артуром. Они успели снять пиджаки и остались в жилетках, рукава рубашек закатали. Все с любопытством разглядывали Вайолет. Артур подвел ее к крепко сбитому человеку с внимательным взглядом темных глаз, аккуратно причесанными седыми волосами и так же аккуратно и коротко подстриженной бородой.

– Познакомься, Уильям, это мисс Спидуэлл. Она интересуется колокольным звоном и хочет посмотреть. Вчера я звонил тебе насчет нее, помнишь? Предупреждал, что она придет. Мисс Спидуэлл, это мистер Карвер, старшина колокольни.

Уильям Карвер сдержанно поклонился.

– Мисс Спидуэлл, – произнес он, – прошу вас, оставайтесь на месте и сидите тихо. Мы не любим, когда во время нашей работы разговаривают. Если у вас есть вопросы, спрашивайте сейчас.

Он смотрел на нее выжидающе. Кит Бейн за его плечом улыбался.

– У меня пока нет вопросов. Благодарю вас, что позволили мне побыть здесь.

Стараясь не стучать каблуками, Вайолет прошла к стульям. У нее было такое чувство, будто она собачка, которую отругали за то, что она валялась на хозяйской кровати. Она села и стала смотреть, как мужчины занимают места перед двенадцатью свисающими с потолка веревками. Двоих Уильям Карвер поменял местами, а Киту Бейну поставил под ноги какой-то ящичек. Одна веревка осталась незанятой. Уильям Карвер нахмурился, поменял местами еще двоих, и все склонили головы.

– Всемогущий Господи, призвавший нас к служению звонарями этого собора, даруй нам способность единодушно и добросовестно исполнить нашу службу Тебе, чтобы звон наш послужил к вящей славе Твоей и ко благу Твоего народа во имя Христа Иисуса, Господа нашего. Аминь.

Он закончил молитву, и тут вошел еще один человек. Уильям Карвер посмотрел на часы.

– Положи в банку шиллинг, Джеральд, и становись на седьмой. Нет нужды напоминать тебе, как важна для нашей службы пунктуальность. Нам положено звонить в два тридцать ровно, а не в два тридцать и тридцать секунд, как показывают мои часы. Своим опозданием ты подводишь не только собор и прихожан, жителей этого города, но также и нас.

Опоздавшему было уже далеко за шестьдесят, но сейчас он сконфузился, как шестилетний мальчик. Он торопливо подошел к банке, стоящей на шкафчике для документов в углу, бросил в нее монетку и шагнул к своей веревке.

Уильям Карвер тоже двинулся к своей.

– Ладно, ребята, давайте начнем. Сначала раунды, потом грэндсайр синкус. – Он кивнул одному из них.

– Внимание! – возгласил тот. – Дискант пошел. – Он потянул за веревку. – Есть!

И колокола затрезвонили, каждый в свою очередь.

Ме́ста в этой звоннице было гораздо больше, чем в Нетер-Уоллопе. Все двенадцать звонарей стояли широким кругом. Несколько минут они звонили раунды, с четырьмя дополнительными, самыми высокими нотами, руки их плавно ходили вниз и вверх, вниз и вверх, каждый тянул в свою очередь, один за другим по кругу. Кит Бейн звонил в самый низкий, тяжелый колокол – тенор, вспомнила Вайолет, как назвал его Артур. Кит стоял на специальной подставке, что давало ему больше пространства для движения и больший размах для рук, так было нужно из-за веса этого тяжелого колокола. Движения его были легки, хотя видно было, как напрягаются мышцы. Вайолет попыталась представить, как благодаря его движениям раскачивается этот огромный колокол, который она совсем недавно видела на верхней площадке звонницы. Казалось немыслимым, что можно заставить такое чудище звенеть, лишь потянув за эту тонкую веревку.

Несмотря на то что между ними и колоколами был потолок, звенели они очень громко – от этого звона слегка дрожала вся башня. Вайолет казалось, будто все ее существо омывается волнами ветра. Ощущение было очень приятное.

– Грэндсайр пошел! – громко выкрикнул Уильям Карвер.

Порядок очередности колоколов сразу изменился, потом изменился снова и снова, пока она совсем не потерялась в сложном рисунке перезвона колоколов, плетущих запутанный узор в пространстве звучания. Лишь один Кит Бейн, бьющий в свой колокол в конце каждой смены чередования, служил каким-то ориентиром, это было что-то вроде большого барабана, задающего своими ударами общий ритм.

Уильям Карвер опять что-то прокричал, и звонари вернулись к знакомой нисходящей гамме.

– Стой! – крикнул он наконец, и звон прекратился.

Старшина опять поменял звонарей, велев Киту Бейну и еще кое-кому отдохнуть, пока они звонят стедман триплс. Кит Бейн тяжело опустился на стул рядом с Вайолет. Он был весь мокрый от пота.


– Сильно устаете? – спросила она. – Звонить тяжело?

– Ох, да не очень-то, – ответил он, вытирая платком лоб. – С тенором да, приходится иногда побороться, он ведь такой тяжелый. Очень своенравный, а справляться с ним надо одной только веревкой. Старина Карвер почти всегда меня на него ставит или вообще ничего не дает. Говорит, что подпустит к колоколам, когда будет во мне до конца уверен.

– А когда он будет до конца уверен?

– Когда ляжет в могилу! – сценическим шепотом ответил Кит Бейн.

Вайолет не удержалась и рассмеялась. Уильям Картер тут же покосился в их сторону, казалось, он хотел взглядом испепелить их обоих. Вайолет сразу замолчала. Артур тоже на них посмотрел, но его выражение трудно было понять. Может, ему приятно, что она нашла общий язык с Китом Бейном, а может, наоборот, он недоволен тем, что его протеже в области колокольного звона удалось привлечь ее внимание. Вайолет смутилась, опустила глаза и не поднимала головы, пока звонари не занялись вновь своим делом.

Казалось, для них сейчас ничего больше не существует, кроме этих веревок, собственных, да и чужих тоже, а также ритма, в котором они должны двигать руками. Зрелище было завораживающее – очень интересно было смотреть, как эти люди работают руками, не спуская друг с друга глаз. Некоторые вертели головой от одного звонаря к другому, другие вовсе не двигались, смотрели только прямо перед собой. Однако боковым зрением они всё видели, ни одно движение соседей не ускользало от их внимания.

Кит Бейн заметил, какими глазами Вайолет смотрит на звонарей.

– Это называется «шнуровое зрение», – прошептал он. – Когда четко сознаешь, что делают остальные, кто и когда тянет свой шнур вниз и как нужно правильно к ним подстроиться.

Вайолет следила за движениями звонарей, слушала колокола, и через некоторое время оба действия сплелись в ее сознании, их нельзя было больше отделить друг от друга, они слились воедино – эти ритмично взмахивающие руками люди и колокольный звон, возникающий и затухающий в одном ритме с этими движениями. Потом рисунок перезвона потерял четкую форму, звучание стало казаться хаотичным, словно превратилось в случайный набор звонов, но скоро снова пролилось нисходящей гаммой. В течение этого короткого времени бой для нее опять стал осмысленным, и она поняла, в чем именно притягательная сила колокольного звона.

– Стой! – скомандовал Уильям Карвер, и колокола умолкли.

«Я тоже хочу это делать», – подумала она.

Кит Бейн вскочил со стула и вернулся на свое место к тенору. На этот раз отдыхал Артур, он подошел к Вайолет и сел рядом.

– А женщины бывают звонарями? – спросила она.

– Бывают, хотя и нечасто. Сестры Уайт из Бейзингстока звонили. Элис Уайт была первой женщиной-звонарем в стране, которая звонила полный перезвон.

– А когда в последний раз женщина звонила в этой звоннице?

Артур ответил не сразу.

– Это была моя жена, – произнес он, – двадцать второго января девятнадцатого года.

Услышав конкретную дату, Вайолет поняла, что с ней должна быть связана какая-то история. Она ждала. Артур все расскажет сам, только не надо его торопить.

Звонари снова принялись за работу, и, слушая колокольный звон, он заговорил:

– Здесь была поминальная служба по одному из звонарей, который погиб на войне. Его звали Рассел, он подхватил воспаление легких в Салониках. Мы звонили в тенор тридцать один раз, столько лет ему было, когда он умер. Пришли в основном звонари, но Джин настояла, чтобы и ее взяли. А на следующий день мы получили письмо с подтверждением его смерти. Понимаете, больше года он числился пропавшим без вести. И Джин вбила себе в голову, что новость, полученная в письме, пришла не случайно, что это как-то связано с собором и колокольным звоном. После этого в собор она больше ни ногой и упросила меня переехать. Поэтому мы теперь и живем в Нетер-Уоллопе.

Вайолет молчала. У нее не было слов, чтобы выразить, как ей его жалко. Хотелось пожать Артуру руку, но она воздержалась. Они просто сидели и слушали колокольный перезвон, и Вайолет снова пыталась услышать в хаосе звуков осмысленный рисунок.





Глава 14




Побывав в звоннице и послушав колокольный звон, Вайолет стала чаще приходить в собор, но с Артуром больше не сталкивалась, а других способов связаться с ним у нее не было. Разве что просто занять позицию у двери, за которой находится лестница, ведущая в звонницу, и ждать, когда он придет либо звонить перед службой, либо просто поупражняться. Но нет, это было бы с ее стороны совсем безрассудно: что скажут другие звонари, когда увидят ее здесь? Конфуза не оберешься. Одно только хмурое лицо Уильяма Карвера… Чего только стоит изумленный взгляд его темных глаз… Но неужели звонари станут болтать о ней? Представить такое было трудно. Неужто они способны сплетничать? Да и другие мужчины? Ее отец и Том, например, никогда не сплетничали… Хотя, кто его знает, может быть, когда рядом не было женщин, они вели себя по-другому. Бывало, Вайолет слышала разговоры мужчин где-нибудь в ресторане, в гостинице или в поезде, но они всегда говорили о футболе или крикете, об экономическом спаде или политической напряженности на Континенте – но никогда про своих знакомых. А вот вышивальщицы вечно за глаза обсуждали друг друга – и вышивку, и детей, и кто во что одевается. Вайолет в такие разговоры не вступала, но, когда слушала их, в голове у нее иногда мелькала мысль: интересно, а что они говорят о ней самой? Легко разговаривать с другими и думать, что уж ты-то в этом смысле неуязвима, но ведь когда ты у всех на виду, от внимания не укроешься.

Однажды после утренней воскресной службы Вайолет шла по центральному проходу нефа и увидела возле маленькой двери под Большим западным окном группу звонарей. Сердце ее застучало. Глупая ты девчонка, пожурила она себя.

Она узнала Уильяма Карвера, еще кое-кого и Кита Бейна, конечно. Артура среди них не было. Вайолет хотела укрыться за колонной, но не успела: Кит Бейн увидел ее, помахал рукой и направился к ней.

– Пришли снова послушать бой колоколов? – спросил он с улыбкой.

– Нет-нет, просто ходила на утреннюю службу. А теперь собираюсь поехать в гости к матери.

Увидев на лице Кита Бейна разочарование, она даже растерялась.

– А-а… ну что ж, – проговорил он, – конечно, ничего нового не будет… то же самое, что вы недавно уже слышали.

– А как поживает… мистер Найт?

– Артур? Ему пришлось взять маленький отпуск. Жене нездоровится.

– О, очень жаль. Вам известно, что с ней?

– Не очень. Говорят, не встает с постели. – Он вдруг понизил голос: – Карверу даже пришлось найти другого звонаря на его место. Хорошего звонаря начинают ценить, когда потеряют.

Ага, звонари, значит, все-таки сплетничают.