Тонкая нить

Артур смотрел на нее и ждал продолжения.

– Одинокой женщине порой трудно приходится… – после секундного размышления попыталась объяснить Вайолет. – Никто этого даже не предполагает, но таких, как я, очень много. Нас называют «лишние женщины». Казалось бы, что такого, если женщина одна идет куда-то по полю или заходит в паб, чтобы выпить чашку чая, но на деле выходит не так.

Кристально чистые синие глаза Артура смотрели на нее внимательно и серьезно.

– Я выясню, кто это такой. И если вы дождетесь, когда я завтра утром закончу звонить в колокола, я провожу вас… пройду с вами хотя бы часть пути до Солсбери.

– Спасибо, конечно, за предложение. Но разве вас не будут ждать дома?

Вайолет представила себе семейный обед с жареной говядиной, с ним за столом жена, подающая ему соусник.

– Все в моих руках.

Вайолет бросила быстрый взгляд на человека с кукурузного поля, но того уже и след простыл, – осталась одна кружка с клочьями пивной пены. Он снова исчез, как сквозь землю провалился.

– Ну, тогда я согласна, – ответила она. – Да, это было бы просто здорово.





Глава 11




Гуляя по Нетер-Уоллопу, в церковь Вайолет так и не зашла, но Артуру об этом ничего не сказала. После такого насыщенного событиями дня – долгий пеший переход, встреча с незнакомцем на кукурузном поле, удивительная встреча с Артуром – она была не готова предаваться воспоминаниям об умерших брате и отце и событиях, связанных с этим местом. Более того, она удивлялась, с чего это ей пришло в голову, что явиться сюда еще раз – хорошая идея. Ведь раньше Вайолет всегда старалась избегать танцплощадок, клубов, полей и деревень, где она когда-то бывала с Лоренсом.

А вот в церковь легче было пойти с целью встретиться там с Артуром. Откровенный разговор с ним в пабе сблизил их, теперь она знает его гораздо лучше. После плотного завтрака из яичницы с бобами, сосиской и поджаренным хлебом на ланч хозяин вручил ей еще и толстый кусок хлеба с ветчиной и сыром, хотя об этом она даже не просила. А когда Вайолет смущенно показала ему свой термос, он только спросил: «Кофе или чай?» – и наполнил его до краев. Потом Вайолет расплатилась по счету, закинула за спину рюкзак и с чувством благодарности за его доброту помахала ему на прощанье рукой.

День снова выдался теплый и безветренный. Вдали виднелись облачка, но они, казалось, зависли в небе на одном месте и не двигались. Проходя мимо почты, Вайолет вздохнула. Обе ноги были стерты до мозолей, лодыжки болели, а походное платье от высохшего пота стало жестким, как картон. Стоило ей представить, что предстоит еще целых три дня рано вставать и шагать сначала до Солсбери, потом от Солсбери через Нью-Форест к парому, который идет на остров Уайт, ей становилось не по себе. Прежде она считала, что достаточно сильна и вынослива, но преодолевать пешком большие расстояния оказалось занятием, мягко говоря, утомительным.

Вдруг послышался звук колокола, эту знакомую нисходящую гамму колокольного перезвона Вайолет слышала с самого детства, и он, как магнит, тянул ее к церкви. Храм высился на южном краю деревни, где местность шла под уклон; подходя к нему, она вспомнила о Джордже, и сердце ее сжалось. Но внешний вид церкви оказался не так плох, как она ожидала. Это компактное, выполненное в англосаксонском стиле каменное строение с приземистой квадратной башней в викторианскую эпоху было слегка изменено, кое-что было добавлено, кое-что убрано. Массивное и довольно привлекательное, оно не сильно отличалось от других деревенских церквей, что ей довелось повидать. Единственная странность – каменная пирамида, увенчанная пламенем, которое много лет назад хотел достать Джордж. Увидев ее, Вайолет остановилась, но колокола на башне рядом с пирамидой звонили так настойчиво, что не позволили ей окунуться в пустоту давней утраты.

Вайолет направилась к церковному крыльцу, слегка смущаясь, что пришла с рюкзаком за плечами. Дверь была открыта, и она прошла внутрь. В церкви, кроме нефа, были два боковых прохода, а также множество сидений с высокими деревянными перегородками. Наверху – широкие выбеленные готические арки и высокие окна, большей частью застекленные простым стеклом, и когда солнце садилось и на земле было уже темно, солнечные лучи все еще проникали сквозь них внутрь. Ну и размеры, конечно, совсем не чета Уинчестерскому собору, все-таки это деревенская церковь, с ее уютом и теснотой.

Две женщины уже выкладывали сборники церковных гимнов и молитвенники, а священник перебирал бумаги на деревянной кафедре, вырезанной в форме орла. Справа от входа Вайолет заметила какое-то движение. Она думала, что звонари должны скрываться где-то в башне, и с удивлением вдруг увидела Артура и еще четверых, они стояли в самом низу лицом друг к другу, образовав тесный кружок, и по очереди тянули за веревки, хватаясь за длинную и толстую часть, выкрашенную в полоску. Когда звонарь тянул свою веревку вниз, руки его опускались до пояса, а когда отпускал и веревка возвращалась обратно вверх, он поднимал руки над головой, а потом снова тянул свой конец вниз. Фигуры их были почти неподвижны, слегка расставленные ноги крепко упирались в пол, двигались только руки, а глаза их внимательно следили за движениями друг друга. Время от времени один из них что-то выкрикивал, но Вайолет не могла разобрать, что именно. Казалось, эти люди ведут между собой тайный разговор и одновременно участвуют в неком театральном коллективном обряде. Священник и женщина, раскладывающая книжки, казалось, ничего не замечали или не обращали внимания, а Вайолет от звонарей не могла глаз оторвать. Их движения казались ей удивительными – особенно движения Артура: уверенные, плавные и совершенно естественные. Артур ее не видел, он был полностью поглощен наблюдением за своими товарищами.

Вдруг колокола снова вернулись к прежней нисходящей гамме.

– Стой! – скомандовал один из них, потом каждый колокол ударил еще по два раза, и звон умолк.

Чары рассеялись, звонари отпустили петли, поклонились друг другу и о чем-то негромко заговорили. Вот тут ее и заметил Артур и почти незаметно повел головой. Вайолет кивнула в ответ, но не столь незаметно, поскольку одна из женщин, разбиравшаяся с молитвенниками, остановилась и пристально посмотрела на Вайолет, как смотрят только в маленьких деревнях на что-то очень странное.

– Грэндсайр даблс[13], – объявил один из звонарей. – Дэвид, берешь дискант. Артур, тебе тенор. Поехали, парни.

Все снова сосредоточили внимание друг на друге.

– Внимание! – скомандовал Дэвид и, ухватившись за полосатую часть веревки, потянул на себя. – Дискант пошел… Поехали!

Ударил его колокол, и они стали звонить по нисходящей гамме, еще и еще, пока не прозвучала команда старшего:

– Грэндсайр пошел!

И гамма рассыпалась, Вайолет показалось, что колокола теперь звучат кто в лес, кто по дрова. А женщина с молитвенниками все еще изумленно смотрела на нее, на лбу ее уже проступала складка, она хмурилась, и Вайолет не выдержала и вышла из храма во двор. На самом верху церковного кладбища, отлого спускающегося вниз по обе стороны церкви, она отыскала скамейку и села.

Звон церковных колоколов Вайолет слышала не раз, но никогда не прислушивалась к нему. И теперь никак не могла разобрать рисунок: каждый колокол бил отчетливо, но ей казалось, что они просто брякают один за другим – и всё, никакого порядка не было слышно. И тем не менее звон не был хаотичен, там чувствовался некий расчет. Такое ощущение, будто слушаешь говорящих по-немецки людей, чувствуешь, что в их разговоре есть и строй, и законы грамматики, свой ритм и своя логика, а смысла сказанного не понимаешь.

По дорожке к церкви уже подтягивались и заходили внутрь прихожане. Некоторые внимательно разглядывали Вайолет с ее рюкзаком, и в душе у них, наверное, происходила борьба между христианским желанием поприветствовать ее и деревенской подозрительностью перед незнакомкой, сидящей во дворе их церкви. Наконец какой-то мужчина высокого роста отделился от группы прихожан и легко зашагал вверх по склону прямо к ней.

– Простите, может быть, вы заблудились? А если вы пришли в церковь, то служба скоро начнется.

Он бросил быстрый взгляд на ее рюкзак.

– Благодарю вас, – ответила Вайолет, – но я здесь жду одного друга.

– Понятно… – проговорил тот и одарил ее характерным взглядом.

«Не волнуйтесь, – хотела сказать она, – это не „шерримен“».

В эту минуту характер колокольного звона изменился, запутанный рисунок его снова вернулся к узнаваемой нисходящей гамме, потом колокола стали бить все чаще и чаще и вдруг замолчали, кроме колокола с самым низким тоном, который продолжал настойчиво отбивать удары. Мужчина поспешил прочь, словно бой этого колокола подгонял его. Он скрылся за дверью церкви, а из нее стали выходить звонари. Артура среди них не было видно. Они кучкой направились в сторону деревни, а колокол продолжал настойчиво бить. Но вот наконец умолк и он, потом снова раздались его знакомые удары: теперь он отбивал час суток и бил так размеренно и четко, что у Вайолет возникло подозрение, не включился ли здесь в работу какой-нибудь механизм. Звук сейчас совершенно отличался от прежнего, когда звонил человек: бой казался монотонным, механическим и бездушным – так печенье в фабричной упаковке отличается от домашнего.

Через несколько минут до слуха донеслось пение – паства запела первый гимн: «К престолу Бога в небесах». Когда началась вторая строфа, из церкви вышел Артур и направился к ней. Вайолет кое-как встала, но тут рюкзак на спине потянул ее назад и она чуть не потеряла равновесие.


– Простите, что задержал, – сказал он. – Обожаю тенор – это самый низкий колокол, пришлось готовить его, чтобы отбивать часы. Я называю его «Колокол, призывающий грешников».

– Действует и на бродяг, отбившихся от церкви, – улыбнулась Вайолет. – А вы сами не хотите остаться на службу? Я бы тоже послушала.

Артур покачал головой:

– У вас впереди двенадцатимильный переход до Солсбери. Вам лучше выйти пораньше. А кроме того, у звонарей хорошая традиция уходить, как только начнется служба. Свою утреню Господу мы сегодня уже отслужили.

– Да, я видела. И слышала.

– Ну-ка, давайте мне ваш рюкзак. – Артур взялся за лямки и снял рюкзак с ее плеч.

– О, зачем, это не обязательно! – возразила Вайолет.

Но он уже закинул рюкзак себе на спину, и теперь его тело впитывало в себя ее пот и тепло. Вайолет сглотнула от столь неожиданного ощущения близости.

– Успеете еще поносить, дорога у вас неблизкая, – сказал он. – Так что разумнее будет, если часть пути его понесу я, а вы немного отдохнете.

Возразить на это было нечего, и уставшие плечи Вайолет лишь молча поблагодарили его за инициативу. Артур пошел впереди вверх по крутой тропинке к узенькой улочке, идущей на юг, за пределы деревни.

– Сейчас пройдем по тропинкам и выйдем на римскую дорогу, – сказал он. – А там уже не заблудитесь, она все время идет прямо. Я пойду домой, а вы еще немного пройдете и там увидите постоялый двор, где можно перекусить. Хотите свериться с картой?

– Пока нет.

Некоторое время они шагали молча, и Вайолет с некоторым удивлением подумала, что ей с Артуром спокойно, хотя знает она его совсем немного. Ведь после Лоренса ей не приходилось так долго общаться с мужчиной наедине.

– А я кое-что разузнал про того человека в пабе, – проговорил наконец Артур. – Его зовут Джек Уэллс. Он живет на ферме в нескольких милях отсюда. Вроде вполне безобидный парень.

Вайолет закусила губу. Ей не хотелось знать имя этого человека – так он сразу обретал для нее плоть и кровь.

– Спасибо вам, – отозвалась она, и ей захотелось сменить тему. – А вы давно звоните в колокола?

– С одиннадцатилетнего возраста. Я вырос в Бартон-Стейси, это деревня в десяти милях к северу от Уинчестера. Мой отец был звонарем в местной церкви. Так что ничего удивительного.

– Значит, вы занимаетесь этим в свободное время?

– Вовсе нет. Я просто хотел сказать, что это у меня в крови. Мне было бы странно, если бы я не делал этого, все равно что не чистил бы зубы.

– Наверное, есть разница – звонить в маленькой деревенской церкви и в соборе.

– В принципе, одинаково, что в церкви, что в соборе. Тянешь за веревку, она вертит колокол, тот звонит. Только в соборе двенадцать колоколов, а здесь всего пять. А с пятью многого не сделаешь, не то что с двенадцатью. В Бартон-Стейси тоже пять колоколов, причем не очень хороших. Некоторые соборные колокола гораздо тяжелее, это тоже надо брать в расчет, когда звонишь. И все же звонить в деревенской церкви я очень люблю. Звонарей меньше, поэтому легче видеть, что делают другие.

– Но вы звоните здесь у всех на виду.

– Хотите сказать, всем напоказ? Да, в соборе мы прячемся в башне, нас никто не видит. Мы там как у себя дома. Когда-нибудь я вам покажу, если хотите. Колокола там загляденье, это надо видеть.

– Хотелось бы посмотреть, – улыбнулась Вайолет и, помолчав, добавила: – Когда я вас сегодня слушала, то не понимала, что это. Никакой мелодии.

– Вы слышали закономерные комбинации звуков. Когда мы начинаем, колокола бьют один за другим по нисходящей гамме. Это называется раунды. Потом меняем порядок боя двух колоколов, чтобы каждая последовательность боя отличалась от предыдущей. Мы называем это перезвоном. В таком перезвоне существует правило: ни одна из последовательностей не повторяется.

– А зачем такое правило?

– Просто правило, и все, которому надо следовать, – пожал плечами Артур. – Благодаря такому приему – математическому алгоритму, если хотите, – мы проигрываем все возможные комбинации. И в конце концов возвращаемся к тому, с чего начали, к нисходящей гамме, или раундам.

Вайолет нахмурилась. Теперь ей казалось, что и Артур говорит по-немецки.

– Вы сами хоть слышите свои комбинации, когда звоните?

– Я слышу, потому что звоню уже сорок девять лет. Начинающие не слышат, но они учатся их различать.

Так, значит, ему шестьдесят лет. Вайолет пыталась не показать, что удивлена или… разочарована. Но все-таки… шестьдесят! На двадцать два года старше. Мужчина, способный ее привлечь, должен быть несколько ближе к ней по возрасту, а он к тому же еще и женат. Она помотала головой, чтобы отогнать эту мысль, которая была для нее как холодный душ. Впрочем, о чем это она, ведь они только добрые друзья, ничего более.

– А как насчет простых людей, для которых вы звоните?

Вопрос, похоже, озадачил Артура.

– Я имею в виду всех, кто слышит ваши колокола и в Нетер-Уоллопе, и в Уинчестере, – пояснила Вайолет. – Они же не понимают, что́ слышат. Не понимают этого, как вы сказали, алгоритма.

– Да, думаю, не понимают.

Вайолет сорвала стебелек повилики, растущей здесь вдоль дороги.

– Не звучит ли это несколько… ммм… беспардонно? Для всех, кто постоянно слышит этот назойливый звон, но не понимает, о чем звонят колокола?