Тьма

Нет.

На следующем вдохе я делаю аккуратный поперечный разрез внизу живота, все это время прислушиваясь к вскрику или стону боли.

К счастью, этого не случается.

– Соня, можешь промокнуть, пожалуйста? Дрю, измерь ее давление и пульс, это придется делать вручную.

Пока Соня вытирает кровь, я пробираюсь к матке и делаю еще один аккуратный продольный разрез.

– Давление пятьдесят пять на сорок, – объявляет Дрю. – Пульс девяносто восемь.

Без изменений. Хотя, это, конечно, ничего не говорит о состоянии ребенка.

Происходит неожиданное излияние жидкости, когда я пробиваю амниотическую оболочку. Соня хватает полотенца и тщательно все вытирает.

Я беру пару хирургических зажимов и передаю их ей.

– Держи разрез открытым, пока я работаю.

Я просовываю руку в матку Каро, нащупывая голову плода. Вот. Маленькая, но успокаивающе теплая. Обхватив его ладонью, я просовываю туда вторую руку и аккуратно тяну.

Секундное сопротивление, а в следующую секунду ребенок появляется из живота Каро.

– Господи, – вздыхает Дрю с округленными глазами. – Почему он такого цвета?

– Это творожистая смазка, – объясняет Соня. – Это нормально для недоношенных детей. – Мы все смотрим на миниатюрный белый комочек у меня в руках. Он выглядит, как маленькое безжизненное привидение.

Как крохотный призрак девочки.

– Она дышит? – шепчет Соня.

Я качаю головой, засовывая кончик пальца ей в рот, проверяя, не заблокированы ли дыхательные пути. Даже под творожистой смазкой я вижу синеву ее кожи от нехватки кислорода. Мне нужен дыхательный аппарат, отчаянно думаю я. Мне нужно заставить ее дышать, быстро.

– Принеси кислород, – поторапливаю я Дрю, – и еще одну маску.

Он приносит их. Я открываю рот ребенка и осторожно выдыхаю внутрь, а потом прислоняю кислородную маску к ее лицу, надеясь, что это сработает.

Но это не так. Я пытаюсь снова, безрезультатно.

О Господи, молюсь я. Пожалуйста.

– Дай ее мне, – протягивает руки Соня. – А ты займись Каро.

Я передаю ей ребенка и смотрю, как Соня реанимирует малыша, потом умело переворачивает ее и похлопывает между плеч.

Каким-то чудом слышится почти неразличимое сопение, и маленькая рука напрягается, двигаясь.

Слезы застилают глаза, когда я поворачиваюсь к ее матери, собираясь с силами. Легко, осторожно я тяну за пуповину, тихо бормоча еще одну молитву, чтобы плацента отошла без осложнений; если матка не сможет сжаться и перекрыть поток крови, Каро умрет в считаные минуты.

Несколько мгновений ничего не происходит, но затем плацента выскальзывает мне в руки. Я хватаю один из фонариков и внимательно ее изучаю, к счастью, все выглядит нормально.

– Дрю, можешь помочь? – Я киваю на тампоны, пока ищу иглу и нити, а затем приступаю к наложению шва на рану Каро.

– Как ребенок? – спрашиваю я у Сони.

– Нормально.

– Можешь зажать пуповину и отрезать ее? Я…

Доносится стон Каро, которая, кажется, очнулась от своего полубессознательного состояния.

– Прижми маску с «Энтоноксом» к ее лицу, – быстро приказываю я Дрю, затем обращаюсь к Каро напрямую: – Держись, дорогая, все почти закончилось. Дыши глубоко, хорошо?

Я работаю так быстро, как могу, благодарная за то, что теперь уже знаю, что делаю.

С таким количеством практики в неотложке я могу зашить рану с закрытыми глазами. Завязав последние стежки и наложив повязку, я подзываю Соню.

– Мне нужно осмотреть ребенка. А ты массируй верх матки, вот так, инициируя сокращение – это поможет остановить кровотечение. – Я наскоро демонстрирую ей, что делать, потом проверяю прокладку между ног Каро. Она насквозь промокла, но поток крови, кажется, уменьшается.

До конца еще далеко, но это хороший знак.

Забирая ребенка у Сони, я откидываю полотенце и осматриваю ее. Кожа новорожденной теперь розоватая, и я несколько секунд поражаюсь ее идеальным крохотным чертам, маленьким конечностям, потом укутываю ее от холода.


– Пусть пока дышит через кислородную маску, – говорю я Соне, передавая ей ребенка, – и проследи, чтобы она была в тепле.

Я переключаю внимание на Каро. Кровопотеря точно уменьшилась, облегченно замечаю я. Я сжимаю ее руку, и она открывает глаза, сонно моргая над маской «Энтонокса».

– Уже все, – говорю я, забирая у нее маску. – Я дам тебе еще морфина от боли, но он сделает тебя сонной, и я подумала, что сначала ты захочешь посмотреть на своего ребенка.

Каро моргает, как будто не понимает моих слов, затем словно просыпается, когда «Энтонокс» выветривается.

– Да, – хрипит она, пытаясь сесть, но я решительно кладу руку на ее грудь, останавливая. – Нет, пока не двигайся.

Я приношу несколько подушек и подкладываю их ей под голову, затем забираю ребенка у Сони и опускаю его в руки Каро.

– О Господи, – хрипло охает она. – Такой маленький. – Она смотрит на меня. – Это девочка или мальчик?

– Девочка.

Каро переводит взгляд на нее, одинокая слеза скатывается по ее щеке. Я оставляю их вместе на минуту, прежде чем осторожно забрать ребенка и вколоть Каро приличную дозу диаморфина[26]. Если повезет, этого должно хватить на несколько часов.

– Можно ее подержать? – спрашивает Дрю.

Я удивленно смотрю на него, когда Соня передает ему маленький сверток. Мы обе наблюдаем, как он изучает крохотное лицо ребенка с нежностью, которой я никогда в нем не видела. Присутствие при родах явно пробудило отцовские инстинкты Дрю, заставило его вновь задуматься о желании иметь детей.

– Ей нужен кислород, – говорит Соня, забирая ребенка у Дрю. Он выглядит так, будто не хочет ее отдавать.

– Можешь найти еще одну печку? – спрашиваю я его. – И чистое одеяло. Нам нужно держать их обеих в тепле.

Соня и я переглядываемся, улыбаясь, когда дверь за ним закрывается. Кто знал, что Дрю такой чувствительный?

Я даю Каро антибиотики широкого спектра, и мы наблюдаем, как она погружается в затуманенный сон. Если она не подхватит инфекцию, с ней все будет в порядке.

– Справишься тут сама ненадолго? – спрашиваю я Соню. – Я хочу еще раз проверить, какой прогресс у Арка, и удостовериться, что остальные в порядке.

– Нам нужно ее покормить? – Соня бросает взгляд на ребенка. – Не думаю, что Каро сможет это сделать в ближайшее время.

– Я попрошу Раджива принести тебе порошкового молока.

– А это разве подойдет? – хмурится Соня.

– Должно подойти, у него точно нет детской смеси. Мы можем подогреть его на одной из печек и покормить ее шприцом, а Каро потом даст ей грудь, когда проснется. Скорее всего, ребенок слишком маленький, чтобы иметь сильный сосательный рефлекс, но можно попробовать.

Я достаю еще несколько ампул морфина и чистые иглы со шприцами и оставляю их на стойке.

– Ты помнишь, как ставить уколы? – спрашиваю я.

– Да.

– Дай ей еще одну дозу, если понадобится. Не больше двадцати миллиграммов каждые четыре часа.

– Почему ты не сможешь это сделать? – снова хмурится Соня.

– Мне нужно разобраться с электричеством, – уклоняюсь я, не желая признавать, что не доверяю себе. Или выдавать свой страх, что что-то, или, скорее, кто-то может помешать мне вернуться в клинику. – Я пришлю Роба или Элис с молоком и водой. Запри за мной дверь, ладно?

Соня кивает. Поглядывает на Каро, затем опять на меня.

– Это было потрясающе, Кейт. Ты спасла жизни их обеих. Ты никогда раньше не делала кесарево, не так ли? Несмотря на то, что ты говорила.

– Нет, – признаюсь я. – Никогда.

Взгляд Сони задерживается на моем лице, но я вижу одобрение в ее глазах.

– Ты очень смелая. – Она поднимает руку, прикасаясь к моему лицу. – Я не думаю, что мы можем все это пережить без тебя, Кейт, так что будь осторожна. Не строй из себя героя, хорошо?





Глава 40. 9 июля, 2021 года




Вернувшись в гостиную, я обнаруживаю Элис и Раджива, кутающихся в одеяла, пока Люк и Роб, одетые в уличное обмундирование, возятся с несколькими печками поменьше, которые, кажется, почти не влияют на стремительно падающую температуру. Я с облегчением замечаю рядом с ними Тома.

– Она в порядке? – спрашивает Элис. Я мгновенно замечаю, что она плакала.