Тьма

– Спасибо, – заикаюсь я, обращаясь к Дрю и Арне, когда они отпускают меня, и я валюсь на скамью.

– Ты в порядке? – взгляд Дрю встречается с моим на несколько мгновений.

– Вроде бы.

– Тебе что-то нужно? Горячий напиток, что-нибудь покрепче?

– Нет, правда, я в норме. Честно. Спасибо, Дрю.

– Мне нужно найти Сандрин и передать ей, что ты в безопасности. Прими горячий душ – это тебя быстро отогреет, – кивает он.

Я с вожделением думаю о ванне в моей бристольской квартире. Я бы сейчас отдала что угодно за купание в горячей воде. Пытаюсь снять уличное обмундирование, но пальцы слишком онемели. Я неловко вожусь с застежкой пуховика, пока Арне не приходит на помощь.

– Давай я.

Я позволяю ему снять его, а затем стащить мои ботинки. Ноги настолько замерзли, что это причиняет мне боль.

– Оставь комбинезон, – советует он. – Подожди, пока немного согреешься.

Я киваю, идя за ним к моей комнате, поврежденное колено болезненно пульсирует. Арне откидывает одеяло, и я плюхаюсь на кровать, все еще полностью одетая.

– Забудь о душе, я лучше принесу тебе попить чего-нибудь горячего. Я настаиваю.

Я делаю, как он говорит. Натягиваю одеяло и лежу, дрожа. Несмело поднимаю левую ногу и пытаюсь согнуть колено. Всышка боли, но я полагаю, что связки в порядке. Оно так до конца и не выздоровело после аварии, и, очевидно, падение на льду сделало только хуже.

Я запускаю руку под матрас в поисках спрятанных там обезболивающих и быстро их глотаю. Потом снова ложусь, игнорируя дискомфорт в ноге и фокусируясь на неотступающем ощущении беспокойства.

Что случилось с моим фонариком? Как я его потеряла?

Несколько минут спустя Арне возвращается, держа по кружке в каждой руке, зажав бутылку бурбона под мышкой.

– Я сказал всем, что ты в порядке. – Он опускает кружки на стол и вливает в них щедрые порции алкоголя. – Вот…

Я пытаюсь взять ее у него, но слишком сильно трясусь.

– Одну секунду. – Он снова исчезает и на этот раз возвращается с металлической трубочкой и большим одеялом. Уронив ее в кружку, он ставит напиток на тумбочку, затем накрывает меня еще одним одеялом.

Я наклоняюсь и делаю глоток. Вкусно – сладкий горячий шоколад с отчетливым привкусом алкоголя. Уже через пару мгновений приятное тепло распространяется внутри.

Арне подтягивает стул поближе и садится. Он разглядывает меня, вид у него обеспокоенный.

– Ты в порядке?

– Скоро буду. Спасибо, что спас меня.

Он кивает, продолжая изучать мое лицо. Несмотря на рост и внушительную внешность, Арне не занимает слишком много места в комнате. Это как-то связано с его спокойной уверенностью в поведении, своего рода внутренним равновесием.

– Кто-то забрал мой фонарик, – повторяю я. – Я положила его у ног и не двигалась все это время.

Арне хмурится, и я понимаю, как параноидально звучат мои слова.

– Кейт, – говорит он мягко, – там очень легко дезориентироваться, потерять вещи. Нам не стоило тебя оставлять даже на несколько минут. Мы думали, что ты идешь за нами.

Я делаю еще один глоток, а затем откидываю голову на подушку и закрываю глаза. Может, он прав. Я, должно быть, не уследила за тем, что делаю – это легко, в конце концов, когда внимание сфокусировано на чем-то другом.

Потом я вспоминаю о пропаже таблеток. Нет, что-то здесь не так.

– Если хочешь, я выеду завтра на снегоходе. Найду твой фонарик.

– Ты мог бы? – я благодарно улыбаюсь ему. Не могу заставить себя выйти туда снова. Я вспоминаю эту окутывающую тьму, ужас от одиночества, охватывающего тебя в ее смертельном объятии.

Перестань, Кейт. Я заставляю себя сконцентрироваться на здесь и сейчас. Мне комфортно, я в безопасности. Чувствую разливающееся тепло внутри от горячего шоколада и мягкого эффекта обезболивающих. Я пробегаю пальцами по одеялу Арне. Оно связано вручную, смесь сложных геометрических форм в естественных оттенках серого и коричневого, от него исходит легкий аромат овечьей шерсти.

– Соня это видела? – спрашиваю я. – Оно чудесное. И очень уютное.

– Оно сделано из шерсти исландских овец, – улыбается Арне. – Эта шерсть широко известна своими термическими свойствами.

– Где ты его взял?

– Моя девушка связала. Заняло у нее несколько месяцев. Под конец она меня уже проклинала.

– Могу представить. Какой милый подарок.


Я исподтишка наблюдаю, как он откидывается на спинку стула и оглядывает мою комнату. Меня снова поражает его внешность. Не кричаще красивый, как Дрю, а более спокойный, волнующий.

Его девушка, должно быть, очень скучает.

– Чувствуешь себя лучше? – спрашивает он, вытягивая ноги вперед, до тех пор, пока они почти не касаются ножек кровати.

Я киваю. Наконец-то я перестала дрожать, и тепло теперь растекается по моим конечностям.

– Кстати, ты видел Алекса?

– Весь вечер ни намека на его присутствие, – качает головой Арне.

Я допиваю остатки напитка и возвращаю кружку на тумбочку.

– Можно кое-что спросить?

– Выкладывай.

– Ты видел, чтобы Алекс вообще курил? Я имею в виду, марихуану.

Арне одаривает меня оценивающим взглядом, явно взвешивая ответ.

– Не видел. Почему ты спрашиваешь?

– Это бы объяснило пару вещей. – Несмотря на то что Алекс и Каро отрицали, что он курит, это было логично. – Я думала, это может оправдать его поведение, убеждение, что кто-то испортил снаряжение Жан-Люка. – Это объяснило бы, что он мог что-то проглядеть, но я не говорю об этом Арне.

– Может быть, – соглашается он. – Ты с ним разговаривала об этом?

Я морщусь, вспоминая злость Алекса, когда я подняла эту тему шесть недель назад. Я несколько раз пыталась поговорить с ним после этого, но он мгновенно пресекал. Похоже, нет смысла продолжать.

– В любом случае, где они берут траву? – спрашиваю я, уклоняясь от его вопроса.

– Скорее всего, Люк привез с собой или кто-то прислал ему, – пожимает плечами Арне. – Ходят слухи, что ее растят где-то на станции, используя гидропонику, но это лишь очередная антарктическая легенда. Похожие истории есть на каждой базе.

Я думаю о Дрю и его системе гидропоники для салата. О соседях по улице, которых арестовали за выращивание травы на крыше.

– На самом деле, это вполне возможно, – замечаю я.

– Ты не можешь здесь ничего долго прятать. Сандрин закрывает глаза на тех, кто курит, но она бы не стерпела, если бы они выращивали собственный запас.

Я обдумываю это. Вероятно, он прав.

– Значит, ты не против? – спрашивает он, внимательно разглядывая меня. – Что народ здесь курит?

– Это, наверное, лучше, чем напиваться, – пожимаю плечами я.

– Жан-Люк это ненавидел, – замечает Арне. – Говорил, это портит его эксперименты и это слишком рискованно. Некоторые очень плохо реагируют на более сложные условия, особенно под марихуаной.

Мой предшественник был прав. Я видела достаточно случаев психоза за время работы в неотложке, и некоторые из них были спровоцированы суперсильным каннабисом, который продают на улицах.

– Как бы там ни было, я с тобой согласен, – продолжает он. – Но Жан-Люк считал, что Люка и остальных, кого уличат в употреблении наркотиков нужно выгонять со станции.

– Поэтому ты с ним не ладил? – спрашиваю я. – Люк намекал, что у вас были разногласия.

Арне испускает долгий выдох, превращающийся во вздох. Выпрямляется, потирает щеку, словно проверяет, нужно ли ему побриться.

– Он мог быть очень… как это слово. Дог…

– Догматичным?

– Да. Непреклонным.

Мы с минуту сидим в тишине, оба погруженные в свои мысли. Я хватаюсь за возможность продолжить разговор, обнаруживая, что очень не хочу, чтобы он уходил.

– У тебя есть догадки, почему Алекс тогда столько наговорил в прачечной? Насчет того, что Жан-Люка убили.

Арне добавляет еще бурбона к остаткам своего горячего шоколада и делает глоток.

– Они были очень близки. Жан-Люк будто заменил ему отца. Его смерть тяжело ударила по Алексу.

– Да, похоже, она выбила его на шестерку.

– На шестерку? – хмурится Арне.

– Извини, это разговорное выражение, из крикета. Это означает, что ты выбыл из игры, полностью сокрушен.