Тлеющий огонь

— Дэниел, — Карла положила руку ему на шею и наклонилась, почти касаясь губами его щеки, — ты не мог быть рядом с ней все время.

Она имела в виду то, что сказала, но еще и другое: я не могла быть рядом все время.

— Ты должен жить своей жизнью, Дэн. Должен. Мы не можем все сломаться.

Он повернулся к ней лицом и уткнулся в ее шею.

— Ты не сломалась, — прошептал он.



Карла наклонилась вперед и осторожно вынула пакет из обувной коробки.

Теперь я сломалась.





22




Разбирая почту, Тео обнаружил еще одно письмо от своего читателя, некоего мистера Картера, который, насколько Тео мог судить по раздраженному тону и силе, с которой тот нажимал на ручку при письме, был обижен тем, что так и не дождался ответа.

Я оставил свой адрес электронной почты, чтобы вы могли мне быстро ответить.

Я понимаю, что вы, наверное, заняты.

В своем последнем письме я говорил, что люди считают сексизмом то, что вы описываете точку зрения мужчины. Что вы скажете по этому поводу? Я считаю, что сексизм — это когда видишь только женскую точку зрения. Многие криминальные романы сейчас написаны женщинами, поэтому часто в них есть только их точка зрения. Я читал во многих рецензиях на «Амазоне», что ваша книга «обвиняет жертву», но разве и с «ним» не обращались плохо многие люди в его жизни, включая «подругу» и «девушку», так что в определенном смысле он тоже жертва и поэтому его нельзя винить на все сто процентов? Я думаю, что в конце вы сделали его слишком слабым. Вам не бывает жаль, что вы не описали эту историю по-другому?

Не могли бы вы ответить на мои вопросы по электронной почте?

Спасибо, с уважением,

Генри Картер.





Тео отправил письмо в стопку других, ожидающих ответа, и даже немного поразмышлял о том, как бы повежливее донести свою позицию до мистера Картера. Он был согласен с тем, что многие рецензенты «Амазона» неправильно поняли, чем руководствовался Тео при подаче материала, но и сам мистер Картер, судя по всему, тоже не имел об этом понятия. Он немного подумал об этом, а потом забыл, просто выкинув из головы. Как справедливо заметил мистер Картер, он был очень занят. Но не работой. Вот уже несколько дней он ничего толком не писал, поскольку сильно нервничал и переживал из-за Карлы. Прошло одиннадцать дней с момента смерти Дэниела и пять — с тех пор, как он в последний раз разговаривал с Карлой. Полиция ее не задерживала: он разговаривал по телефону с инспектором Баркером, и тот сообщил, что они «разрабатывают несколько версий» (знакомая формулировка). Но он также сообщил, что после задержания девушки, которую они потом отпустили, никого больше не допрашивали и никаких арестов произведено не было.

Тео почувствовал одновременно облегчение и разочарование. Ему хотелось спросить про девушку. Как насчет этой чертовой девчонки? Однако он порадовался, что Карла, похоже, под подозрение не попала.

И еще он знал, что с ней все в порядке, что она уже встала и ходит по верхнему этажу своего дома: он мельком увидел ее через окно, когда приходил утром, чтобы в очередной раз постучать в ее дверь. Немного подождав, он быстро отошел и, подняв взгляд, заметил, как она мелькнула за шторами. Он тогда жутко разозлился, ему захотелось закричать на нее, изо всех сил колотить по двери. Но сделать это он, по понятным причинам, не мог. В прошлом году произошел похожий случай, и соседи пожаловались, что он буянил на улице. Они тогда поссорились, а из-за чего, он сейчас не мог вспомнить. Ему было наплевать на соседей и на их недовольство, но он должен вести себя осмотрительно: он был известен, а все поступки публичных людей влекли за собой последствия. Все записывалось и отправлялось в киберпространство на вечное хранение. Если переступить черту, в Интернете поднимется шум, последуют оскорбления в «Твиттере» и «обнуление». Это была власть толпы, говорить о которой тоже запрещалось. Наказанием за это было такое же «обнуление».

Теперь Тео не сомневался, что старуха, эта любопытная соседка, наверняка говорила с Карлой и, должно быть, рассказала ей о его встрече с Анджелой. И Карла разозлилась, потому что он ничего ей об этом не сказал. Его это не удивляло, но злило. За все эти годы она лгала ему десятки раз. Он не был полным идиотом и знал, что она иногда виделась с Анджелой. Он не знал о ее отношениях с Дэниелом, это стало для него настоящим шоком, прежде всего из-за их характера. Но он же не стал ее избегать? Он отвечал на ее звонки и не закрывал дверь. Он поступил так, как всегда поступал и будет поступать: он поддержал ее. И направил свой гнев в другое русло.



В последний раз, когда Тео видел Анджелу — в самый последний раз, — он замахнулся на нее, чтобы ударить. Он никогда не бил женщину, никогда в жизни, но тогда сдержался буквально чудом. Это момент длился всего пару мгновений, и он, вместо того чтобы ударить ее, высказал ей все, что о ней думает, а это было еще хуже.

Она позвонила ему и оставила сообщение, что ей нужно ему кое-что сказать и она предпочла бы сделать это при личной встрече. На этот раз не было никаких слез, во всяком случае сначала. Она пригласила его войти, и он согласился. Ему было что ей сказать, и он не хотел говорить это на улице.

В прошлую встречу его шокировало то, как она выглядела. На этот раз шок вызвало состояние ее дома: ковер в пятнах, грязные окна, толстый слой пыли на мебели. Атмосферу запущенности подчеркивали гравюры на стенах в красивых рамках. Они свидетельствовали о том, что когда-то Анджела, должно быть, пыталась сделать свой дом красивым и уютным.

— Мне нравится, как ты живешь, — сказал Тео, и Анджела засмеялась. Ее гортанный смех отозвался эхом в его сердце. Он отвернулся и пробежал глазами по книгам на полке рядом с камином. Его взгляд остановился на «Сумевшей спастись».

— Я слышал, это хорошая книга, — сказал он, доставая ее и поднимая над головой.

Она снова делано рассмеялась. Он бросил книгу на журнальный столик, тяжело опустился на темное кожаное кресло и достал сигареты.

— Я так понимаю, ты не против? — спросил он, глядя в сторону.

— Нет, я не против.

— Сама закуришь?

Она покачала головой.

— Я пытаюсь бросить.


Анджела улыбнулась, и по ее глазам было видно, что она уже успела приложиться к бутылке, хотя до двенадцати оставалось еще полчаса.

— Хочешь кофе?

— А ты сама будешь? — спросил он.

Анджела снова покачала головой и опустилась в кресло напротив.

— Знаешь, для меня это непросто, — сказала она, и Тео громко и невесело рассмеялся.

Анджела провела рукой по глазам; ее улыбка стала неподвижной, а выражение лица напряженным. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы.

— Я говорила с ним, — наконец произнесла она. — С Дэниелом. Мне удалось до него дозвониться. Обычно он не отвечает на мои звонки.

Тео никак не отреагировал.

— Я просила его оставить тебя в покое и сказала, что больше денег от тебя он не получит.

— Когда это было? — поинтересовался Тео. Он наклонился вперед сбросить пепел в пепельницу, но промахнулся.

— Несколько дней назад, — ответила Анджела. — Он говорил мало, больше слушал, и я думаю, что он…

Тео медленно поднялся на ноги, вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и передал Анджеле. Она открыла его, достала листок бумаги, взглянула на него и побледнела. Потом закрыла глаза, убрала листок обратно в конверт и протянула его Тео.

— Нет, не надо, — холодно произнес он, — оставь это себе.

Ему не хотелось снова видеть искусный карандашный рисунок, на котором была изображена спящая Карла. Дэниел изобразил ее обнаженной, лежащей на боку с откинутым одеялом, а выражение лица во сне у нее было странно восторженным.

— Я получил это по почте сегодня утром, — сказал он, — поэтому не уверен, что ваша небольшая беседа была плодотворной.

Анджела наклонилась вперед, подперла голову руками и что-то пробормотала себе под нос.

— Что ты сказала? — рявкнул Тео. — Я не расслышал!

— Это чудовищно, — ответила она, глядя на него снизу вверх, и ее глаза наполнились слезами. — Я сказала, что это чудовищно. — Она закусила губу и отвернулась. — Ты думаешь… — слова застряли у нее в горле, — ты и в самом деле думаешь, что они…

— Они ничего не сделали! — рявкнул Тео, яростно кроша сигарету в пепельнице. — Это не они, а он! Это все он со своей извращенной фантазией. И знаешь что? — Он теперь возвышался над ней, такой маленькой, такой хрупкой, похожей на ребенка у его ног. — Я даже не могу его винить. Я имею в виду, ты не можешь, не так ли? Посмотри на его жизнь! Посмотри, где он вырос! Посмотри, в каком состоянии его мать!

— Тео, пожалуйста.

Она умоляющее смотрела на него огромными глазами, и он поднял руку, чтобы ударить ее и стереть с ее лица выражение жалости к себе.

Он в ужасе увидел, как она съежилась, и отступил, потрясенный тем, на что Анджела едва его не спровоцировала.

— Мне его жаль, — сказал он. — Действительно жаль. Посмотри на жизнь, которую ты ему уготовила. Он понятия не имеет, что такое любовь, материнская любовь. Откуда ему знать?!

— Я пыталась, — рыдала она, — пыталась…

— Ты пыталась! — прорычал он. — Твоя лень, твоя безответственность стоили моему ребенку жизни. А потом ты лишила внимания и своего собственного сына, выгнала его, потому что он мешал тебе пить. Стоит ли удивляться, что он стал социопатом?

— Он не превратился в…

— Нет, Анджела, превратился. И стал таким. Алчным и расчетливым манипулятором. Вот что ты с ним сделала.

Помолчав несколько секунд, Анджела неуверенно поднялась. Потом дрожащими руками взяла экземпляр книги Тео и, сунув в него конверт, убрала на полку. Затем снова повернулась к нему и сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами для выполнения какой-то сложной задачи.

— Мне надо… — начала она, сложив руки перед собой, — я хочу тебе кое-что сказать.

Тео развел руками, приподняв брови.

— Я слушаю.

Анджела тяжело сглотнула, казалось, в ней происходила внутренняя борьба.

— Ну?! — он не собирался тратить время на ее дешевую театральщину.

— Думаю, будет лучше, если я покажу, — тихо произнесла она. — Давай… поднимемся наверх?





23