Тёмные церемонии
Часть 25 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Хинус корчится от боли.
Сергей говорит:
– Я подчиняюсь… – вынимает из кармана руку и направляет перстень на врага.
Хотел направить. И выкрикнуть заклинание. И ударить «стрелой». Но не успел. Ничего не успел, потому что голем реагирует с ужасающей точностью и скоростью. Он даже не стал закрываться «щитом», как сделал бы на его месте любой маг Города, не рассеял удар, наносимый глупым юнцом. Нет. Голем действует иначе – на опережение. Поняв, что Сергей собирается атаковать – не важно чем, – отвечает выстрелом из пистолета. Просто, но эффективно.
– Нет! – кричит Хинус.
Сергей падает на асфальт.
– Охота началась! – произносит голем.
И отвлекается ровно на эту секунду – на то, чтобы рассмеяться… и тем помогает Хинусу спастись. Эрлиец чувствует, что хватка на мгновение ослабела, выдёргивает руку и активирует «дырку жизни» – прямой портал в приёмную Московской обители. Ныряет прочь, оставляя убийцу орать на опустевшей улице. Ныряет… и плачет.
///
– Они не ожидали! – Лисс весело рассмеялась. – Они и представить не могли, что мы ответим! Да как ответим!
– Они не ждали!
– Мы молодцы!
– Ещё какие!
В «Михельсоне» царило приподнятое настроение, звучал смех, то и дело летели шутки и… дерзость. Звучала, летела, царила… дерзость. Дерзость, рождённая ощущением полного единства и того, что всё, абсолютно всё им по плечу. От чувства сопричастности к чему-то значимому. От уверенности в своих силах. Ещё вчера ребята чувствовали себя жалкими, униженными и всего боящимися. Они носили «протестную» одежду, но в действительности не смели повысить голос и прятали глаза, встречаясь с факторами Внутренней Агемы. Они не знали, на что способны, и некоторые из них начинали верить, что не способны ни на что.
Вчера они были слабыми.
А сейчас, на рассвете, вспоминая прошедшую ночь, осознали, что изменилось. Почувствовали свою силу, а вместе с силой пришли дерзость и… гордость. Ведь гордость – удел сильных. Гордость не позволит промолчать и отвести взгляд, признать поражение и смиренно принять всё, что уготовил победитель.
Гордость заставит ответить ударом на удар.
– Но мы в самом начале пути, – продолжила Лисс.
– В начале? – удивился молодой чуд.
– Разумеется, – кивнул Судислав.
– Думаешь, Консул уйдёт, прочитав наши лозунги? – громко спросил Антон. – К утру большинство из них замажут.
– А к нам домой явятся факторы Внутренней Агемы, – негромко заметил шас.
– И что? – растерялся чуд.
– Ничего, – пожала плечами Лисс. – Ведь нас там не будет.
– А где мы будем?
– А что будет с родителями?
– Думаешь, Консул прикажет брать заложников, чтобы добраться до нас?
В зале стало тихо.
Так всегда бывает после яркой вспышки: возбуждение уходит и наваливается ощущение обыденности, звучит вопрос: «Что будет дальше?», а вслед за ним – «Что же я натворил?». Похмелье после бурной ночи – естественная часть любого утра, и не важно, чем оно вызвано: весёлой пирушкой или участием в беспорядках. Похмелье наступает всегда. И именно поэтому Лисс завела разговор сейчас, не позволив ребятам оказаться с неудобными вопросами один на один – о том, что делать дальше, лучше говорить вместе. Чувствуя поддержку тех, с кем провёл ночь.
– Если Консул возьмёт в заложники наших родителей, он восстановит против себя весь Город, – рассудительно произнёс Судислав.
– А сейчас не восстановил? – поднял брови шас.
– Восстановил, но вряд ли настолько, чтобы они вышли на войну, – ответил белобрысый крепыш. – Ведь до сегодняшней ночи все предпочитали молчать. И подождут, что будет дальше.
– Трусы! – не сдержалась пухленькая брюнетка.
– Не все, – поддержала её подруга. – Джира не испугалась.
– И Джира показала нам, что, если мы не перестанем бояться – потеряем будущее, – вернула себе слово Лисс. – Своё будущее.
– Ещё скажи: будущее наших детей, – попытался хихикнуть чуд, но Лисс ответила резко:
– А ты их не планируешь? Или хочешь, чтобы они верно служили Консулу?
И вновь возникла пауза: ребята пытались осознать то будущее, о котором сказала Лисс. Очень трудно размышлять о будущем своих детей, если сам считаешь себя ребёнком… хотя бы в душе.
– Ты серьёзно думаешь, что мы изменим будущее, рисуя на стенах логотип модных штанов?
– Мы все знаем, что стоит за логотипом.
– Всего лишь слово.
– Слово способно изменить всё.
– И противостоять оружию?
– Оружие проржавеет и сотрётся в пыль. Палач постареет и устанет убивать. Только слово остаётся навсегда, – убеждённо произнесла Лисс, медленно обводя ребят взглядом.
– Слово тускнеет, – обронил шас.
– Настоящее – никогда.
– И много ты знаешь настоящих слов?
– Достаточно.
– Например?
– Свобода.
– Чья?
– Наша! А ещё – есть слово «Гордость», – продолжила Лисс. – А ещё: «Я хочу сама определять свою жизнь!» А ещё…
Но закончить ей не позволили. Дверь распахнулась, и в «Михельсон» ворвался взъерошенный Хинус. Ворвался, показав очень резкое, стремительное движение, но так же резко остановился, тяжело дыша и лихорадочно оглядывая друзей.
– Что случилось? – насторожился Антон.
– У тебя всё в порядке?
– Хинус…
– Его убили!
И посыпались вопросы:
– Что?
– Кого?
– Убили?
– Что?
– Кого убили? – упавшим голосом спросила Лисс.
– Сергея. – Хинус сделал шаг, но вновь остановился. – Мы наткнулись на голема… Странного, очень умного голема… здоровенный, быстрый… Он хотел нас арестовать, схватил меня, а Сергей… Сергей решил атаковать его «эльфийской стрелой»…
Хинус замолчал.
– И?
Судислав сжал кулаки. Антон выругался.
– Голем застрелил Сергея, – просто ответил эрлиец.
– Ты уверен? – почти шёпотом спросила Лисс.
– Да.
Кто-то шумно выдохнул. Кто-то громко выругался. Но большинство ребят окаменели, пытаясь осознать услышанное.
Голем застрелил Сергея.
Ребята понимали, что рискуют, что злят Консула и бесят Внутреннюю Агему, догадывались, что вампиры, от которых они отбивались «протуберанцами», начнут их убивать… но до сих пор плохих вестей не приходило. Помогало то, что ребята атаковывали кровососов удалённо, с помощью дронов, а если встречали на улицах – убегали через порталы, артефакты которых также находились в «подарочной коробке». И вот – первая смерть.
Сергей говорит:
– Я подчиняюсь… – вынимает из кармана руку и направляет перстень на врага.
Хотел направить. И выкрикнуть заклинание. И ударить «стрелой». Но не успел. Ничего не успел, потому что голем реагирует с ужасающей точностью и скоростью. Он даже не стал закрываться «щитом», как сделал бы на его месте любой маг Города, не рассеял удар, наносимый глупым юнцом. Нет. Голем действует иначе – на опережение. Поняв, что Сергей собирается атаковать – не важно чем, – отвечает выстрелом из пистолета. Просто, но эффективно.
– Нет! – кричит Хинус.
Сергей падает на асфальт.
– Охота началась! – произносит голем.
И отвлекается ровно на эту секунду – на то, чтобы рассмеяться… и тем помогает Хинусу спастись. Эрлиец чувствует, что хватка на мгновение ослабела, выдёргивает руку и активирует «дырку жизни» – прямой портал в приёмную Московской обители. Ныряет прочь, оставляя убийцу орать на опустевшей улице. Ныряет… и плачет.
///
– Они не ожидали! – Лисс весело рассмеялась. – Они и представить не могли, что мы ответим! Да как ответим!
– Они не ждали!
– Мы молодцы!
– Ещё какие!
В «Михельсоне» царило приподнятое настроение, звучал смех, то и дело летели шутки и… дерзость. Звучала, летела, царила… дерзость. Дерзость, рождённая ощущением полного единства и того, что всё, абсолютно всё им по плечу. От чувства сопричастности к чему-то значимому. От уверенности в своих силах. Ещё вчера ребята чувствовали себя жалкими, униженными и всего боящимися. Они носили «протестную» одежду, но в действительности не смели повысить голос и прятали глаза, встречаясь с факторами Внутренней Агемы. Они не знали, на что способны, и некоторые из них начинали верить, что не способны ни на что.
Вчера они были слабыми.
А сейчас, на рассвете, вспоминая прошедшую ночь, осознали, что изменилось. Почувствовали свою силу, а вместе с силой пришли дерзость и… гордость. Ведь гордость – удел сильных. Гордость не позволит промолчать и отвести взгляд, признать поражение и смиренно принять всё, что уготовил победитель.
Гордость заставит ответить ударом на удар.
– Но мы в самом начале пути, – продолжила Лисс.
– В начале? – удивился молодой чуд.
– Разумеется, – кивнул Судислав.
– Думаешь, Консул уйдёт, прочитав наши лозунги? – громко спросил Антон. – К утру большинство из них замажут.
– А к нам домой явятся факторы Внутренней Агемы, – негромко заметил шас.
– И что? – растерялся чуд.
– Ничего, – пожала плечами Лисс. – Ведь нас там не будет.
– А где мы будем?
– А что будет с родителями?
– Думаешь, Консул прикажет брать заложников, чтобы добраться до нас?
В зале стало тихо.
Так всегда бывает после яркой вспышки: возбуждение уходит и наваливается ощущение обыденности, звучит вопрос: «Что будет дальше?», а вслед за ним – «Что же я натворил?». Похмелье после бурной ночи – естественная часть любого утра, и не важно, чем оно вызвано: весёлой пирушкой или участием в беспорядках. Похмелье наступает всегда. И именно поэтому Лисс завела разговор сейчас, не позволив ребятам оказаться с неудобными вопросами один на один – о том, что делать дальше, лучше говорить вместе. Чувствуя поддержку тех, с кем провёл ночь.
– Если Консул возьмёт в заложники наших родителей, он восстановит против себя весь Город, – рассудительно произнёс Судислав.
– А сейчас не восстановил? – поднял брови шас.
– Восстановил, но вряд ли настолько, чтобы они вышли на войну, – ответил белобрысый крепыш. – Ведь до сегодняшней ночи все предпочитали молчать. И подождут, что будет дальше.
– Трусы! – не сдержалась пухленькая брюнетка.
– Не все, – поддержала её подруга. – Джира не испугалась.
– И Джира показала нам, что, если мы не перестанем бояться – потеряем будущее, – вернула себе слово Лисс. – Своё будущее.
– Ещё скажи: будущее наших детей, – попытался хихикнуть чуд, но Лисс ответила резко:
– А ты их не планируешь? Или хочешь, чтобы они верно служили Консулу?
И вновь возникла пауза: ребята пытались осознать то будущее, о котором сказала Лисс. Очень трудно размышлять о будущем своих детей, если сам считаешь себя ребёнком… хотя бы в душе.
– Ты серьёзно думаешь, что мы изменим будущее, рисуя на стенах логотип модных штанов?
– Мы все знаем, что стоит за логотипом.
– Всего лишь слово.
– Слово способно изменить всё.
– И противостоять оружию?
– Оружие проржавеет и сотрётся в пыль. Палач постареет и устанет убивать. Только слово остаётся навсегда, – убеждённо произнесла Лисс, медленно обводя ребят взглядом.
– Слово тускнеет, – обронил шас.
– Настоящее – никогда.
– И много ты знаешь настоящих слов?
– Достаточно.
– Например?
– Свобода.
– Чья?
– Наша! А ещё – есть слово «Гордость», – продолжила Лисс. – А ещё: «Я хочу сама определять свою жизнь!» А ещё…
Но закончить ей не позволили. Дверь распахнулась, и в «Михельсон» ворвался взъерошенный Хинус. Ворвался, показав очень резкое, стремительное движение, но так же резко остановился, тяжело дыша и лихорадочно оглядывая друзей.
– Что случилось? – насторожился Антон.
– У тебя всё в порядке?
– Хинус…
– Его убили!
И посыпались вопросы:
– Что?
– Кого?
– Убили?
– Что?
– Кого убили? – упавшим голосом спросила Лисс.
– Сергея. – Хинус сделал шаг, но вновь остановился. – Мы наткнулись на голема… Странного, очень умного голема… здоровенный, быстрый… Он хотел нас арестовать, схватил меня, а Сергей… Сергей решил атаковать его «эльфийской стрелой»…
Хинус замолчал.
– И?
Судислав сжал кулаки. Антон выругался.
– Голем застрелил Сергея, – просто ответил эрлиец.
– Ты уверен? – почти шёпотом спросила Лисс.
– Да.
Кто-то шумно выдохнул. Кто-то громко выругался. Но большинство ребят окаменели, пытаясь осознать услышанное.
Голем застрелил Сергея.
Ребята понимали, что рискуют, что злят Консула и бесят Внутреннюю Агему, догадывались, что вампиры, от которых они отбивались «протуберанцами», начнут их убивать… но до сих пор плохих вестей не приходило. Помогало то, что ребята атаковывали кровососов удалённо, с помощью дронов, а если встречали на улицах – убегали через порталы, артефакты которых также находились в «подарочной коробке». И вот – первая смерть.