Тёмные церемонии

– Видишь, до чего всё дошло? – выдохнул шас, глядя Лисс в глаза.

Девушка едва не задохнулась от ярости, но вместо неё ответил Судислав:

– Да, они разозлились! – громко произнёс люд, поднимаясь на ноги. – А разозлились, потому что испугались. Что же касается когда это «дошло», как ты выразился, то можешь спросить об этом у Катерины Штраус! Они начали убивать нас не сегодня ночью! Совсем не сегодня.

– И мы не позволим так с собой обращаться! – добавила Лисс. – Никому не позволим!





///


«И это только начало!» – подумала Джира, разглядывая горящие на стене большого дома буквы «MG».

Именно горящие – кто-то из ребят использовал магическую краску с эффектом настоящего огня – яркого и обжигающего, – который будет гореть не меньше часа. Служба утилизации категорически запрещала применение огнекраски в публичных местах, но сегодня на режим секретности всем было плевать.

Чем больше проблем у Альянса – тем лучше!

И на стенах домов загорались гигантские буквы… А убегающие от факторов подростки не задумываясь применяли порталы, растворяясь в воздухе на глазах изумлённых зевак и полицейских… А кто-то ухитрился сорвать морок с эскадрона единорогов… Скандалы множились, Служба утилизации сбивалась с ног, факторы злились…

И лилась кровь.

– Только начало, – повторила Джира.

Она понимала, что её атака не останется незамеченной, но не ожидала, что реакция окажется настолько яростной, что её жестокий выпад породит «Ночь MG», а сама она в одно мгновение превратится в символ протеста – среди надписей нет-нет да и встречалось яркое: «Джира!» Но девушке было тяжело и неприятно думать, что её призыв прозвучал настолько громко только потому, что получился кровавым. Потому что горожанам понравилась учинённая над кровососами расправа, по сути – банальная месть, не имеющая никакого отношения к справедливому возмездию. Да, она убила факторов Внутренней Агемы, наверняка убийц, точнее… любой вампир – убийца и охотник, кровь на каждом из них, но она их просто убила.

А горожанам понравилось.

И те, кто был недоволен происходящим, но не смел подать голос, неожиданно осмелели. Почуяли запах крови. И поняли, что можно выразить своё недовольство насилием. Отвечая злом на зло. И называя её, Джиру, своим знаменем. Своим кумиром. Лидером. А самое ужасное – образцом для подражания. Она подвела их к мысли, что насилие – это выход. И теперь…

Не знала, что делать.

И ещё Джира понимала, что не сможет остановиться. Не потому, что ей нравится убивать. Не потому, что ей не позволит уйти Сдемир. А потому, что у войны есть своя логика и свои правила. И главный закон войны не в том, что она есть кровь, а в том, что, начав войну, придётся идти до конца. Нельзя передохнуть, сохраниться, а в случае неудачного хода – вернуться назад. Война знает лишь одно движение – вперёд. Всё остальное уже не война, а обсуждение условий капитуляции. Только вперёд, без остановки, ведь победителю обещано всё. И не в дурмане блаженного сна, а в реальности – всё. Но чтобы победить, нужно быть не только сильным, но и подлым – друзья назовут это хитростью; безжалостным – это друзья назовут твёрдостью; лишённым сомнений, что со стороны покажется уверенностью. Чтобы победить, нужно не идти на войну, а стать её частью. Нужно впитать в себя её суть и пустить в свои жилы её кровь. Нужно дышать ею, как влюблённые дышат друг другом. Нужно жить ею, отринув прочее так, как отбрасывают его влюблённые, так далеко, как это возможно.

И Джира пока не знала, готова ли она на такое.

Или же лучше умереть, чем стать войной? Остаться чистенькой…

Впрочем, чистенькой уже не быть, потому что кровососы умерли. Решение принято. И мысли, что мучают её сейчас, – это фантомные боли.

Только и всего.

И решение принято не сейчас, а несколько лет назад, когда красивой улыбчивой девочке с ямочками на щеках сказали, что её талант – быть боевым магом. И девочка согласилась. И несколько лет прилежно училась убивать. А сейчас сдавала последний экзамен своим преподавательницам, многие из которых уже погибли, а иные – охотились за ней и, наверное, проклинали себя за то, что хорошо учили прилежную девочку с ямочками на щеках.

Любое событие здесь и сейчас начинается давно, задолго до того, как оно случилось… Очень задолго.

Джира бросила последний взгляд на горящие буквы «MG», грустно усмехнулась, оседлала мотоцикл и неспешно поехала по Городу, подмечая и разглядывая следы протеста, который ей удалось разжечь. Надписи на стенах: «Джира!», «MG» и «Must Go!» – обыкновенные и магически яркие. Горящие бочки – абсолютно ненужные, но создающие настроение и отвлекающие правоохранителей. Стайки подростков, как жителей Города, так и обыкновенных, для которых лозунги «MG» значили много меньше, чем для тех, кто понимал их истинный смысл. Смотрела на полицейских, обыкновенных полицейских, которые пытались навести порядок, и на факторов Агемы, которые пытались отыскать в хаосе протестной ночи юных жителей Города и покарать их. Смотрела и одновременно слушала оперативные новости, которые передавали по каналам Города независимые блогеры. Слушала с трепетом, ожидая, когда прозвучит сообщение о жертвах среди несогласных, и дождалась. Ещё она знала, что сообщение будет не одно, и не ошиблась.

«Найдены высушенные тела… Работает Служба утилизации. Найдены тела со следами поражения «эльфийской стрелой»… Работают следователи Внутренней Агемы».

И если первая новость заставила её сердце сжаться, то следующая… нет, не оставила равнодушной, но и не вызвала ярких эмоций.

Жертвы неизбежны.

Джира ехала по городу, охваченному войной, и согласилась с тем, что война обязательно соберёт положенный урожай. Война не любит оставаться голодной, точнее, никогда не остаётся голодной, не умеет, и срезает не только ядовитые стебли, но и невинные побеги. А главное, эту войну придумала не она, война всё равно бы случилась, причём скоро…

Джира слушала новости о войне и чувствовала, что проходит церемонию… или завершает церемонию, названия которой она не знала, а суть ей не нравилась. Но церемония будет пройдена, а она изменится. В этом нет никаких сомнений.

Она станет частью войны.

Или умрёт.

Джира проехала через арку и остановилась в небольшом очень тёмном дворе. Он казался пустым, спящим, но только казался. Двор представлял собой одну из «закрытых точек» – выстроенных зелёными ведьмами зон, надёжно закрытых от магического сканирования. Форма здания и вшитые в камень заклинания полностью скрывали происходящее во дворе: и такие «точки» предназначались для короткого отдыха и перегруппировки сил во время войн. Использовать «точку» сейчас было опасно, поскольку все они находились под контролем зелёных, а значит – Альянса, но Джира рискнула – ей требовалось встретиться с командой.

Она остановила мотоцикл в центре двора, сняла шлем, медленно огляделась, но не увидела никого. Улыбнулась и громко произнесла, зная, что будет услышана:

– Вы знаете, кто я и что обо мне говорят, но раз вы пришли, вас это не смущает. Я не могу предложить вам ничего, кроме риска, опасности и обещания неожиданной смерти. Или, возможно, долгой смерти, после диких истязаний в подвалах Внутренней Агемы или после издевательств вампиров. У меня нет ничего, кроме этого обещания. Но это лучшее, на что вы можете рассчитывать, потому что я не влезу в ваши головы, не заставлю служить бездумно и не превращу в рабынь. И те из вас, кого устраивает то, что предлагаю я, пусть выйдут, а остальные – пусть остаются во мраке. Лучше я не увижу ваши лица, чем вам будет стыдно.

Прошло несколько томительных секунд, а затем из тени вышла первая ведьма – высокая белокурая девушка с огромными зелёными глазами. Даже не девушка – почти девочка, лет пятнадцати, не больше. Следом – ещё одна ведьма, постарше, с заплетёнными в косички волосами. Затем ещё одна и ещё…

В тёмном дворе, надёжно защищённом от сканирования, Джиру ждали семь лучших учениц магических школ Зелёного Дома. И все они вышли из тени, беззвучно сказав, что готовы сражаться насмерть.






///


Введенское кладбище Бри выбрала не случайно.

С одной стороны – находящееся в стороне от центра, в старом Лефортове, где издавна селились немцы. С другой – очень известное, старое и мрачно-красивое, а значит, акция привлечёт внимание не только Города, но и всей столицы, что добавит в происходящее немного хаоса, заставит Альянс нервничать, Службу утилизации суетиться и выведет из себя Агему. То есть – лишняя головная боль для Консула.

И хотя девушке было очень жаль старое кладбище, она мысленно согласилась с тем, что лучше места для задуманной выходки не найти. И мысленно попросила прощения у тех, кого потревожит.

Искренне попросила.

И приказала голему разрыть несколько старых могил в самом глухом углу кладбища – подумала, что, раз уж она здесь, глупо не воспользоваться случаем пополнить запас праха. Надёжно прикрыла работающую «куклу» от магического сканирования и охранных систем кладбища, встала неподалёку, наблюдая за работой, но к могилам не приближалась. Смотрела на них не отрываясь, но шага лишнего не сделала. Смотрела, как Джузи разбрасывает землю, собирает в мешок кости, складывает добычу около неё и переходит к следующему захоронению, и чувствовала… что ничего не чувствует. Лёгкое сожаление – да. Но того щемящего ощущения неправильности происходящего, которое накрыло её на заброшенном подмосковном кладбище, больше не было. Ей неудобно перед мёртвыми, но она всё равно совершит задуманное, а потому… Какой смысл тратить нервы?

«Но ведь это неправильно…»

Да, неправильно, но что может быть правильного в происходящем? В мире, который чёртов Консул пытается прогнуть под себя всеми доступными способами? Что?

Примерно через час Джузи закончил работу, отнёс в машину последний мешок и лопату с киркой и вернулся с тяжёлым молотом. Бри, которая ждала «куклу» на одной из центральных аллей, в последний раз оглядела предутреннее, ещё целое кладбище, словно застывшее перед неизбежным, и приказала:

– Круши.





* * *


«Кто устроил погром на Введенском кладбище?…»

(«Тиградком»)



«Кто устроил погром на Введенском кладбище?…»

(«Известия»)





* * *


Штаб-квартира Внутренней Агемы

Москва, Газетный переулок

– Что происходит в Городе? – медленно и очень-очень жёстко поинтересовался Консул, по очереди разглядывая сидящих за столом центуров.

Центуры отвечать не спешили. Но и взгляды не отводили. Не потому, что смелые, а потому, что не чувствовали за собой вины – никто из них. Центуры считали, что честно сделали свою работу и выполнили все распоряжения Консула: пресекли, остановили, разогнали, кого-то арестовали, самые видные надписи стёрли, остальным велели заняться Службе утилизации. Центуры понимали, что массовые беспорядки привели главу Альянса в бешенство, но искренне считали, что на вопрос «Что происходит в Городе?» он должен ответить сам. Или поинтересоваться у того, кто поджёг улицы, вызвав гнев молодых горожан.

Так рассуждали те центуры, которых Консул ещё не обратил в своих верных сторонников, и потому они не отводили взгляды. А верные фанатики смотрели прямо, потому что готовы были безропотно принять из его рук всё: и почёт, и унизительное наказание.

Для них Консул был богом.

– Не слышу ответа.

– Провокация… – протянул Идо.

Не потому, что был очень смелым, а потому, что Консул остановил взгляд на нём, давая понять, что ждёт ответа от того, кто волей или неволей стал причиной неприятных событий.

– Провокация? – переспросил Консул.

– Да.

– Правда?

– Тщательно спланированная диверсия, – поразмыслив, уточнил Идо.