Тени за холмами

Я поплелась к выходу, по дороге подцепив под локоть оцепеневшего куратора. Стоило нам переступить порог, как Ходящий буркнул заклятье: двери в Зал с грохотом захлопнулись, прищемив полу моей летяги.

— Железнолицый козлина, — проворчала я, с осторожностью выдергивая лазурный шелк.

Полынь не двигался.

— Эй, ну ты чего? — я подергала куратора за рукав. — Ну подумаешь, королева ведет себя, как… э-э-э… Кхм. Ты запирайся на ночь — и всё нормально будет.

Куратор окинул меня мрачным взором. Мы тихо побрели прочь.

За стрельчатыми окнами Репейного коридора переменялась беспокойная шолоховская весна. Облака, похожие на обрывки неудач, набежали с юга, заполонив небосвод. Их сероватые ошметки полошились под недоверчивым весенним солнцем, и, соразмерно этой панике, коридор то темнел,

то светлел,

то снова темнел,

наполняясь таинственным холодком неизвестности…

— Как я докатился до такой жизни, Тинави? — наконец, сказал Ловчий. — Вот просто: как?

— Как шарик — по наклонной, — пыхтела я, потому что коридор стал резко забирать вверх, — Учитывая, что этот прахов дворец построен по диагонали, любой бы докатился.

Полынь молча тряхнул головой. Колокольчики в волосах печально звякнули.

— Пусть тебя утешает, что для любого падения нужно сначала набрать высоту. И тут ты преуспел, — смилостивилась я. — Неудачи лишь оттеняют величие.

Полынь все еще молчал.

Я похлопала его по спине:

— Ну, и… Это было ожидаемо. Ты вообще видел ее фаворитов? Они все как твоя топорная копия. Не дотягивают, конечно. Ой, не дотягивают. Мизинца не стоят! Но тенденция очевидна.

— У меня на зубах что-то скрипит, — проворчал куратор. — Кажется, это сахар, который сыплется из твоей дешевой лести.

Я ангельски пропела:

— Зато, смотри, — вот и вопрос с ночлегом решён…

Полынь с тихим стоном шлёпнул руку на лицо, прикрыв лоб, глаза и нос.

— Да и дело Вира к тебе поближе будет, и Зал Совета с новыми уликами… — задумчиво продолжила я.

Пальцы Полыни раздвинулись, явив миру хитрый черный глаз.

Глаз лукаво подмигнул мне:

— Только это и утешает.





* * *


Мы уже почти вышли из Дворца, когда в смежном коридоре послышался знакомый музыкальный свист. Легче лёгкого, мотив носился в галереях, веселой трелью вспарывая скуку будней.

Только один человек позволяет себе свистеть во Дворце. Приметы — глупость, конечно, но казной лучше не рисковать.

Ритм скакал — и я воочию представила, как и сам Лиссай идет вприпрыжку. Расслабленный, унесённый в дальние дали своих непонятных мыслей, в темных очках, исполосованных рыжими прядками волос.

Я сказала Полыни, что догоню его позже, и свернула в арочный проём.

— Тинави! — обрадовался принц. Он ссутулился, чтобы быть со мной на одном уровне, и с энтузиазмом предположил:

— Вы готовы пойти в другой мир?

— Э-э-э. Нет, — я покачала головой. — Точно не до завтрака.

Его Высочество расстроенно сморщил нос.

— Я просто хотела узнать, как вам мой подарок?

Лиссай просиял, будто свет включили. Он покопался в карманах и достал вчерашнюю коробочку, уже без банта. Поднял крышку. Внутри аппетитно горстились домашние карамельки. Я сварила их сама. Но, учитывая, что сладости получились кривыми, я не спешила в том признаться.


— Вы подарили мне конфеты, — полуутвердительно сказал Лиссай. И глянул исподлобья: я же прав? Потом, улыбаясь и кивая, как гномий болванчик, достал одну карамельку, развернул, забросил в рот и довольно помычал, изображая, как ему вкусно. Протянул коробку мне: угощайтесь.

Я заржала, как конь. Так вот как надо принимать дурацкие подарки! Я запомню.

— Ваше Высочество, а вы не покопались внутри?

Лиссай с любопытством снял очки.

— Хм… — сказал он и длинными, по-паучьи тонкими пальцами залез в коробочку. Вскоре его сосредоточенная веснушчатая физиономия прояснилась. Он вытащил руку, сжимая стеклянную желтую пуговицу.

Я мигом посерьёзнела. Его Высочество настороженно смотрел на стекляшку.

— Это пуговица с вашей старой пижамы, — пояснила я, потому что молчание затягивалось. — Вы были в ней летом, до того, как мы отправились к драконам и случилось всё последующее. Господин Анте Давьер тогда порвал ваш наряд, и пуговица отлетела в сторону. Я подобрала ее — машинально. Недавно я наткнулась на эту пуговицу в одном из карманов летяги — я ж дикая барахольщица, — и когда я поняла, что это… — я не договорила, смешавшись.

Младший принц поднял взгляд от подарка.

— Это пуговица того Лиссая, — ошарашенно сказал он.

— Да, — я кивнула. — Того.

Зеленющие глаза Лиса подернулись дымкой. Он крутанул стекляшкой, разглядывая ее на свет, а потом, поколебавшись, убрал в карман. Из коробочки принц взял еще одну конфету.

Я почесала нос:

— Это подарок-напоминание. Будьте осторожнее, пожалуйста. Ваши эксперименты и путешествия — это прекрасно, но… Быть живым — еще прекраснее.

— Разве быть живым не означает делать то, что хочешь? — возразил принц.

Я пожала плечами.

Лиссай развернул еще одну карамельку и развёл руками:

— Иногда мне к-кажется, что вы ск-кучаете по старому Лиссаю, но не видите, что я и есть он. Я остался прежним. За ик-ключением тела, конечно же.

— Почти год прошел. Никто из нас не остался прежним.

— Ну так это эволюция, а не революция… К-как сын к-короля говорю: эволюция — это нормально, — рыжий улыбнулся и поправил челку. — Мы растём, движемся вперёд. Ежечасно перед нами открываются новые перспек-ктивы… Кстати, об этом. Давайте всё же ск-корее пойдем по мирам — мне не терпится! А без вас в Междумирье очень одиноко, выть хочется, — он вздохнул и разгрыз очередную сладость.

Я усмехнулась:

— Конфеты понравились вам больше, чем пуговица, да?

— К-конфеты прекрасные. Я ими всех угощаю, а они никак не кончаются. Они что, зачарованные?

Я подмигнула.

Зачарованные. С помощью Кадии. Учитывая, что подруга отнюдь не магический гений, даже странно, что эффект получился нужным. Преврати конфеты принца в лягушку — я бы не удивилась!

Лиссай надел очки и пошел прочь по коридору, вновь насвистывая. Сначала печальная, мелодия перешла в мажор, не успел принц скрыться за поворотом.

Лёгкие, лёгкие люди…





* * *


Звон обеденного гонга застал меня в подвалах ведомственного Архива.

Я вольготно расположилась в огромном кожаном кресле с витыми ручками (под размер мастера Улиуса) и, кажется, уснула. Мне снилась какая-то смазанная ерунда: будто книги по всему миру лихорадочно листаются сами по себе, а смутно знакомый-голос (во снах всё всегда не ясно) бормочет: "Ну нетушки, я на такое не соглашусь! Вздумали тоже! Фигушки!".

Как говорится, не так страшен сон, как его толкование.

Я вздрогнула и открыла глаза. Нижний Юго-Западный Архивный Зал тонул в привычном зеленоватом полумраке. Каменные своды — совсем как в винных погребах — пахли сыростью. Тут и там громоздились шкафы со стеклянными колбами, наполненными туманом. В тумане — волшебном, консервирующем — хранились старинные манускрипты.

На хлипких этажерках, расставленных хитрым лабиринтом (будто домино, так и хочется проверить, толкнув крайнюю), лежали другие свитки — попроще. Среди них я откопала документы по Марцеле из Дома Парящих — и теперь бумаги были небрежно рассыпаны на полу под креслом — соскользнули с моих колен… Упс. Архивариусы за такое мне башку открутят.

Слезая с кресла, я макушкой стукнулась о магическую сферу: все светильники в Нижнем Архиве точечные, подвешены, заразы, очень низко. Читать удобно, а вот вставать и садиться — не очень.

— Прах! — ругнулась я, потирая ушиб.

— Ш-ш-ш-ш-ш! — тотчас разнеслось вдали. Меж этажерок скользнула тень архивариуса. Я поспешила спрятать бумаги в рюкзак, морально готовясь к трёпке.